Страница 40 из 76
— Не пудри мозги, Терье. Во сколько обойдется мне такое предприятие?
— Стоимость его вместе с очистными сооружениями будет эквивалентна стоимости двух крупных современных химических заводов.
Фолсджер задумался.
— Хорошо, — подводя итог своим размышлениям, сказал он. — Подготовь расчеты. Будем говорить с Мароном. Его это заинтересует.
— Они давно готовы, Бен, — сообщил Терье и вдруг засуетился. — Сейчас прискачет Доли. Она мне запрещает заниматься этой химией дома…
Терье все стал прятать. Открыл форточку. Потом, набрав в рот нейтролита, побрызгал в комнате. Так делают хозяйки, готовясь мести пыльный пол.
— Ты что, боишься ее? — удивился Фолсджер.
— Кого? Доли? — блинолицая физиономия Терье расплылась розовой, радостной улыбкой. — Она прелесть. Я люблю ее, Фолсджер.
Бен театрально плюхнулся в кресло.
— Да ты что?.. Она знает, кто ты?..
— Знает.
— Может, поэтому и любит?
Его глаза затравленными зверьками заметались вокруг Фолсджера. Беспомощные, они ищут поддержки, просят пощады.
— Не дуымаю, — потерянно промямлил он.
— Тебе предстоит сложная работа, а ты нюни распустил, — укоряет его Бен.
— Мне нужна она, Фолсджер. Без нее я пуст. Бессмыслен… Как оборванная на полуслове фраза, струна, тлеющий костер…
— Понимаю, понимаю, — остановил его Бен. — Все мы этим заболеваем. Это не смертельно. Рано или поздно любовь проходит… У тебя же не пройдет никогда… Ты уйдешь к себе и воспоминания о ней будут делать из тебя звонкую струну, пылающий костер, совершенную фразу…
— Как же так? А Доли? — возмутился Банг. — Она же потухнет.
«Вот самомнение!» — ахнул Фолсджер и, поразмыслив, постарался сформулировать ответ в ключе влюбленного Банга.
— Ее утешит отсвет несостоявшейся любви.
— Утешит ли? — засомневался тот. — В общем, Фолсджер, я запросил рассмотреть возможность перемещения Доли в нашу Вселенную. Передал модель ее данных…
Бен ничего не успел сказать ему на это. В дверь позвонили.
Терье сорвался с места.
— О нашем разговоре — ни слова, — предупредил он на бегу.
— Опять алхимией зани… — шутливо-грозный голосок Доли внезапно осекся.
«Терье поцелуем замкнул ей губы», — догадывается Бен.
— Сумасшедший, закрой хоть двери, — счастливо задыхаясь, говорит она и громко спрашивает.:
— А где наш знаменитый узник?
— В комнате, — бурчит Терье.
Дробный стук каблучков и на порог, как на ветку, вспархивает Доли. Фолсджер жмурится. Перед ним стояла все та же и совсем не та девушка.
— Малышка, ты была потрясающей девочкой… — говорит он.
— Что, стала хуже? — встрепенулась Доли.
Фолсджер покачал головой.
— Стала оглушительно потрясающей.
Доли целует его в щеку и, вложив ему в руки цветы, чирикает:
— Со свободой.
Терье тянет Доли к себе.
— Доли! — воздев руки к небу, кричит Бен. — Уйми скандинавца. Я в ревности страшен…
— Ничего у тебя не выйдет, — прижавшись к Терье, принимает она игру. — Нас двое, а ты — один.
— Я смотрю, птички без меня спелись.
Если по правде, он действительно был уязвлен. Что она в нем нашла? В нем же ничего такого, нет. Она — другое дело. С Луны увидишь. Этих баб не поймешь. Хотя он считал, себя их знатоком. И всю их слабую половину делил на три категории. Женщины — жены; женщины — постельные конфетки, благодаря которым жизнь не кажется пресной, и остальные женщины, что безразличны мужчинам, если они, конечно, не на взводе.
Четыре месяца назад Доли ему казалась изумительнейшей из конфеток. А сейчас он ее не узнавал. Конфетка, конечно, но с домовитостью жены. Очаровательное домашнее животное…
— Спелись, — мяукает она, — и давно.
Терье от нее без ума. Сразу видно. А она? Как бы там ни было, он не собирался вставать между ними.
— Кстати, мальчики, — верещит Доли, не выпуская уткнувшегося в нее Терье, — у нас три события. По моим подсчетам, сегодня ровно семьдесят дней, как мы «спелись», — извернувшись, Доли целует Банга в ухо. — Это — первое. Снова с нами знаменитый Бенджамин Фолсджер. Это — второе… И третье… Я получила гонорар 320 долларов. За опубликованную сегодня статью «Психика и Время: есть ли взаимосвязь?»
Терье крикнул «Ура!», подхватил Доли на руки и завертел по комнате.
— Итак, мальчики, подведем итог. Три события плюс 320 долларов… Что из этого следует? — спрашивает Доли.
«Прокутить!» — чуть ли не одновременно орут они.
— Одевайся, мавр! Мы пойдем в тот самый ресторан, откуда ты бежал, Бен, — распоряжается Доли.
— О'кэй, ребятки, — потухшим голосом говорит Банг.
— Вы поезжайте, а я присоединюсь к вам позже. У меня через полчасавстреча с профессором Кавадой.
— Отложи, — просит Доли.
— Не могу, дорогая… Прости… Кавада здесь проездом Нам предстоит обсудить один важный вопрос.
Потом растерянно-виноватое лицо его поворачивается к Фолсджеру.
— Честное слово, Бен, не могу… Я же приду. Только попозже.
— Не понимаю, — без наигрыша, с отчужденной интонацией в голосе говорит Фолсджер. — Пригласи его тоже.
— А можно? — наивно спрашивает Банг.
— Доли, я же сказал: он — мавр.
— Дурачок, конечно можно.
— Тогда я его притащу. Обязательно… Захвати журнал со своей статьей. Он занимается Временем…
Доли радостно засмеялась.
Они сели на то же самое место. Только теперь их разделял стол и отсутствующий Терье Банг. О чем бы между ними не заходил разговор, Доли ухитрялась, скорее всего, бессознательно, увязывать его с Терье. Даже когда речь зашла о его, Бене, темном прошлом и гангстерских связях, о которых, пока он сидел, судачили газеты, она сумела ввернуть точку зрения на все это своего блинолицего альбиноса.
Доли, по всей вероятности, не терпелось из первых рук узнать, что в тех газетных историях было хорошо поджаренными небылицами, а что — правдой. Ведь и то и другое делали его героем континента. Любой, узнай его сейчас, стал бы любопытствовать. Правда, кончилось бы все это для любопытного быстро и печально. Такое любопытство требует либо наглости, либо уверенности в дружеском расположении того, кем интересуешься. Доли имела право на такой вопрос. И совсем не потому, что Бен питал к ней когда-то слабость. Просто он имел случай убедиться в ее порядочности.
— Скажи, Бен, хоть немножко правды есть в том, что писали о тебе? — спросила она.
— Не немножко, — усмехнулся он.
Едва заметная тень, пробежавшая по ее лицу, заставила Фолсджера объясниться обстоятельней. Раз и навсегда поставить все на свои места.
— Слушай, малышка, — твердо произнес Бен, — если бы я не знал тебя, то я мог бы отделаться от тебя фразой: «Это не твоего ума дело. Занимайся тряпками и косметикой… Чем хочешь, только не суй нос в мужские игры…»
Глаза Доли округлились.
— Надо же, — прошептала она. — Но я подумала о другом, Бен Представила себе, в какую историю я могла влипнуть в тот вечер, окажись вместо тебя кто другой. Вот что меня испугало… Тогда, признаться, у меня никакого страха не было. Ты меня сразу успокоил. И я тебе сразу поверила.
Наплывшая на глаза Фолсджера наледь, сменилась улыбкой.
— А я-то думал… — облегченно вздохнул он.
— Что?
— Думал тебе понадобилось выяснить все для того, чтобы определиться в своем отношении ко мне. Насколько, видишь ли, оно нравственно.
— Это я для себя определила давно. Хотя, если по честному, мне и сейчас интересно узнать, откуда этот узел — ты и гангстерство.
— Только-то? Пожалуйста, малышка… Вон сидит респектабельная компания. И вон… Кстати, посмотри как расфанфоронился тот во фраке. Конгрессмен, между прочим. Увидит меня — подбежит. Как чванливы все они и неприступны.
Благообразны, не правда ли? А копнись — сидят джентльмены удачи… Доллары, большие доллары, позволяющие им купить себе такую маску, без крови, предательств и подлости не делаются… И ты, и я, и все-все знают милые сердцу заповеди: «Не укради». «Возлюби ближнего». «Ни убий»… Я грезил ими, Доли. Да, если хочешь, и грежу. Готов их собственной кровью написать, где прикажут, если буду знать, что после этого их будут свято блюсти…