Страница 8 из 11
– Желать неисполнимого, – он сморщился, как-будто сам же укололся от собственным слов. Я заметил двух молодых парней уверенно вышагивающие к нашей скамейке. Слабый ветер слегка колыхал их небрежные волосы, одинаково уложенные на одну сторону, даже размер шага был идентичным, не говоря уже о красных амулетах, свисающих с шеи молодых парней. Я не понимал одного:почему… почему я не так четко вижу их лица?
Мастер Хван встал, и крепко обнял каждого из них. Лучезарная улыбка прыснула с его лица, открывая мне новою сторону его жизни.
Никогда не видел его таким счастливым.
Мне хотелось пожать им руки, и наслаждаться моментом, когда все стало на свои круги, но не успел. Все погрузилось в темноту, даже звуки угасли, уступая месту моему отчаянию.
Я резко открыл глаза, и к горло подскочила желчь, которая тут же оказалась на полу.
Мне захотелось плакать.
Мужская невидимая слабость.
Слезы капля за каплей уже смешались с содержимым моего желудка.
Мастер Хван умер.
Глава 7
Птицы не пели. Пчелы не жужжали. Деревья не шелестели.
На кладбище было всего трое человек: жена Мастера Хвана, их сосед, который имел шанс переброситься с неразговорчивым учителем пару тройкой фраз, и я.
Ритуал чохон тетушка Айлин выполняла одна, как единственный близкий родной человек. Других родственников я их не знал, безмолвие было их лучшим другом. Ритуал чохон предполагал взять любую одежду покойного, стать лицом на север и трижды выкрикивать его имя. Так духи узнают о смерти, и будут готовы принять его к себе. Потом тело омывают, стригут волосы, ногти, одевают в нарядный традиционный костюм.
Погребальную речь решили не произносить, так хотел бы сам учитель. По очереди, друг за другом, мы кидаем по три горсти земли на уже закрытую крышку гроба. Сложно было представить, что сейчас испытывала Айлин, жена Мастера. Сначала двое детей, теперь и муж, чья смерть, по предварительным данным наступила от сердечной недостаточности, но мне было предельно ясно, что это не так. Наверняка, если бы кто-то из полиции потрудился сделать токсикологическую экспертизу, то наверняка в крови обнаружили бы яд. Свалить Мастера Хвана в ручном бою было практически невозможно. Сильных людей убирают гнусными методами.
Последний прощальный поклон.
Мы все трое согнулись в глубокой позе, касаясь рукой земли. Траурная процессия была закончена. Человек ушел безвозвратно, словно его для другого мира и не существовало. Если прохожий раздавит муравья, станет ли солнце вставать с запада? Нет. А если умрет тиран-правитель, вздохнет ли народ с облегчением? Вздохнет. Так кто же вздохнул после смерти Мастера?
Хрустящее траурное платье направилось в мою сторону.
– После поминок я уеду на некоторое время к сестре, в Андон8. Если тебе что-то понадобиться, то… он же оставил тебе ключи? – немного задумчиво спросила тетушка Айлин, но скрыть подавленный вздох у нее не получилось. Вот, что делает с людьми горе. Высасывает из них жизнь, и физически и психологически.
– Да, – и незаметно проверил их в кармане своих штанов.
– Тогда береги себя, Сон Хун.
– Мы же еще встретимся?
– Возможно, но теперь я жду лишь встречи с мужем. В другой жизни.
Сосед Мастера Хвана к тому времени уже ушел, заблаговременно оставив траурную повязку, которую мы все натянули еще до выноса гроба из дома. Смерть учителя немного подкосило мое привычное состояние, пусть я никогда не видел его лица, но я точно знал, всю его суровость, непоколебимость, и неприступную веру в то, что у каждого есть, чем он может поразить людей. И плохое, и хорошое.
В какой же момент мирская жизнь от посторонних дала трещину, да такую, что смогла покорить того, кого я долгое время считал близким другом, пусть и неразговорчивым, и не любителем выйти в ночь пятницы в какое-нибудь неприличное заведение. Тысяча вопросов – ответов ноль. Единственное место, которое могло дать мне часть ответов – ханок. Место, где все началось, и место, где все закончилось.
***
Расположение дома можно было назвать практически идеальным. Сзади дома располагались небольшие лисьи горы, где по легенде обитаю самые настоящие кумихо, готовые либо оказать тебе милость и помочь в трудном деле, либо же, “наступив” им на хвост, сожрать тебя без остатка. Перед домом же протекал ручей, звук которого меня успокаивал в минуты, когда на место смирения, приходили гнев и тошнота к самому себе.
Я вернулся в ханок на четвертый день после похорон. Вспотевшие руки мгновенно впитали себя холод железного ключа. Он был самым обычным, разве что верхушка напоминала рот дракона или льва. Это то, что могли нащупать мои пальцы.
Снаружи доносился яростный рев ветра, но внутри дома стояла тишина. Мертвая тишина. В буквальном смысле.
Вернувшись сюда в погоне за воспоминаниями, я хотел найти то, что не стоило видеть зрячему. Теперь я понимаю, что соблазн узнать что-то запретное гораздо сильнее желания встречи с чем-то знакомым.
Я оставил трость у себя на случай, если внутри кто-то мог быть. Но чутье подсказывало, что он был пуст, и лишь мягкое напоминание о теплых вечерах на циновке в зимнюю студень заполняли это пространство чем-то хорошим.
Я прислушался. Возможно, кузнечик проскользнул в тот момент, когда выносили гроб, и теперь он был единственным хозяином до приезда Айлин.
Не теряя времени я ринулся в интересующую комнату. В кабинете Мастера Хвана я был всего раза два – не больше. Небольшие подушки для медитации все так же стояли на своем месте. Несколько старых ваз, большой деревянный стол, и увешанный во всю стену китайский веер.
Я вытащил из-за пазухи припрятанную бутылку соджу.
Стало приятно.
Я присел у края стола с полной кашей в голове, которая разбухала сразу же, как только я пытался подумать чуть больше, чем я привык. Жидкость неприятно отдалась болью в пустом желудке, значит быстрее опьянею, а пока этого не произошло, стоило немного порыться в вещах покойного.
– Черт, – прошипел я вслух, внезапно вспоминая, что у меня совсем нет глаз, чтобы хоть что-то прочитать из того, что у Мастера Хвана было в маленьком ящике.
Первое, что я нащупал – была матовая бумага, больша похожая на ту, что используют для выдачи чека; рисовая бумага для иероглифов ханьча9 и толстый конверт. Последний предмет заинтересовал меня больше всего. Аккуратно поддев ногтем, клейкая бумага в момент поддалась и открыла его содержимое.
Глянец?
– Фотографии, – сказал я вслух, допивая бутылку до дна. На такие случае в моем телефоне была предусмотрена специальная программа: навести камеру телефона на интересующий предмет, и она выдаст тебе его описание голосовым помощником.
“Обширное горное пространство; десять человек стоят полукругом в форме тхэквондо”
– А я неплохо вышла на той фотографии. Пусть вся взмокшая от пота и без косметики.
Сяо Мэй была босиком. Голый ступни буквально скользили по лакированном полу, создавая легкую мелодию невесомости.
“Худая, как щепка. Странно, что я не услышал как она вошла”
– Стой там, где стоишь, – пригрозил я сразу, пытаясь выпрямить спину, но голова закружилась.
– Боишься? – хмыкнула она, но все же шаги стихли.
– Нет, просто не хочу калечить даму.
– Ах, ты про это. Мои друзья уже попробовали тебя в деле. Ты их приятно удивил, – сделав небольшую паузу, Сяо Мэй прохрустела пальцами рук. – Как бы это лучше сказать… Превзошел ожидания! Они, кстати, тоже есть на фото.
– Рыбный и Порошковый? – удивился я масштабам банды головорезов.
– Так вот как ты их обозвал? Тогда вы одного поля ягодки… Крот. По-моему, теперь это твое внутреннее имя.
Игривое настроение Сяо Мэй не столько не было заразительным, сколько отталкивающим, но тем не менее, я слегка расслабился.
8
Город в Южной Корее, столица провинции Кёнсан-пукто.
9
Ханча́ – китайские иероглифы, используемые в контексте письменности корейского языка. Ханча используется только для записи слов китайского происхождения.