Спасти «Скифа»

– Слышь, Соловей – хотели б мы тебя на хапок взять, хрена бы мне рисковать, пропуск из комендатуры тырить?

– Ты, я так думаю, этих бумажек с оказией много натырил. Риск минимальный, Копыто. А что принес – так потому, что я тоже не хрен с бугра, в авторитете ходил, и мне надо было чего-то предъявить на обмен. Ты же, Копыто, эту бумажку, сучье вымя, еще много раз бы кому-то притасовал. Так что не будет у тебя, падаль, геройской смерти.

Он обличал бы еще, но Сотник жестом велел Чубарову замолчать. Поднялся, выступил вперед, поставил ногу на грудь лежащему полицаю, сильно придавил, перенес на согнутую ногу вес своего тела.

– Слушай теперь меня, паскуда. Дружок твой, там, за стеной, живой, только прибитый маленько. Оставить вас обоих тут навечно – плевое дело, не заплачет никто. Если оставим вас жить – это хоть как ненадолго. Попробуете нас, псы, хозяевам своим немецким заложить – обязательно выплывет, чем вы тут у них под носом занимались. Пускай нас даже живыми возьмут по вашей наводке – первым делом про ваши фокусы показания дадим. Так что выбирайте: мертвыми вам трупами быть или живыми.

– Жить!

Копыто и секунды не подумал, выкрикнул сразу, даже закашлялся, выдохнул из себя желание пожить еще хотя бы немного, словно Сотник это желание выдавил из него, нажав ногой на грудную клетку.

– Ну, живи, – Михаил убрал ногу. – Если сможешь. Колечко, что получил давеча, поглубже запрячь, все не бесплатно потрудился.

Не желая больше тратить на полицая времени, он тронул Чубарова за плечо, и разведчики исчезли в темноте, оставшись для перепуганного Копытова внезапным ночным кошмаром. Тот полежал еще немного, потом сел, даже ощупал себя, не веря до конца, что живой, сплюнул кровь, вытер разбитое лицо рукавом пиджака, подумал при этом: все-таки не врали слухи-то, ссучился однако Курский Соловей, а ведь каким блатарем был… Тот, второй, дружок его, верно сказал: не побежит Копыто в комендатуру, переиграли его грубо, но честно, ловчее оказались, не то, что он…

А Сотник с Чубаровым, когда отошли от Благовещенского базара на безопасное расстояние, присели у пригорка передохнуть.

– Надо было в расход, – буркнул Максим. – Скиф не похвалит.

– Ты за похвалу стараешься? – для убедительности Михаил покрутил пальцем у виска. – Чесались руки, факт. Только это ж не Яша Яровой, того даже если хватятся, искать особо не станут.

– Чего это?

– Непонятливый ты все-таки, Чубаров. Беспалого свои же, то есть наши, могли просчитать и наказать. Фрицам-то он уже не нужен, они его до поры отпустили. Просто потому, что он свое дело сделал. Этих твоих полицаев хватятся. Возиться с трупами у нас времени нема, значит, бросили бы мы их там, на месте. Отыскались бы эти трупы очень быстро. А это что значит? Новая облава. Даже если на нас не подумают, так на подполье. Сейчас город и без того дрожит, так что пускай эти сволочи пока потопчут землю. Молчать будут, скажешь, нет?

– Будут, – согласился Максим. – Один черт по проволоке ходим, командир. Верно, часа три выиграем. Но руки чесались, веришь?

– Верю, – Сотник поднялся. – Погнали.

Они вернулись – и это главное.

Ольга не спросила, как все прошло, а Сотник решил не вдаваться в подробности – могли возникнуть лишние вопросы и ненужные споры. Сейчас действовать надо, часы тикали. Выйти из города нужно с рассветом, некуда затягивать.

Машина необходима, тут все согласились. А Ольга подсказала, где взять: офицерское казино работает до утра, господа немецкие офицеры подкатывают туда на автомобилях, сейчас как раз самое время для них начать разъезжаться. Теперь уже никуда не денешься – Анна вызвалась проводить, сами бы разведчики поплутали. Благо, не слишком далеко, еще один рейд по ночному городу – и вот уж виден освещенный фасад, охрана с автоматами при входе, несколько легковушек.

Верно рассчитала Ольга, недолго ждать пришлось. Только за два часа ночи перевалило, как вывалился из казино офицер с денщиком в обнимку. Шофер как почуял хозяина – бегом из ближайшего авто выскочил, поддержал своего борова с другой стороны, вместе с денщиком загрузили тело на заднее сидение. Денщик забрался вперед, тронулась машина.

Да не уехала далеко: вырулил водитель на соседний квартал, фары высветили солдата в форме, стоит на дороге, чего-то руками машет. Водитель на тормоз нажал. Выбрался денщик наружу, но не успел ничего понять: откуда-то сбоку метнулась серая тень, денщик грохнулся на тротуар, сбитый с ног, на водителя смотрел ствол пистолета, и пока он думал, как быть, тот, кто денщика выключил, уже к нему с другой стороны подбежал. Молча показал стволом – двигайся, мол.

Чубаров сел за руль. Пока немецкий водитель дрожал с поднятыми руками, Сотник подхватил бесчувственного денщика, споро затолкал назад, на пол, под сидение, сам уселся рядом с храпящим пьяным офицером. Тут уже его сомнения не мучили: по дороге остановились, Михаил с помощью тех немногих немецких фраз, которые знал, велел шоферу выйти из машины, выволочь сначала денщика, потом – офицера, так и не успевшего проснуться, махнул рукой – беги, а когда водитель послушался, выстрелил навскидку. Попал. Вторая пуля – денщику. Этих как раз нельзя оставлять, хоть и не любил Сотник добивать лежачих, если это – не рукопашная. Офицера не тронул, тот все равно не понял ничего. Подумав, стащил с него штаны, потом – китель, пусть просыпается, доброе утро… Барахло в багажник кинул. Что выстрелы внимание привлекут – не боялся, в городе по ночам постреливали, сам за это время слышал.

Тем временем Ольга вывела майора Крюгера из погреба.

Разговор был коротким. Ольга заявила: они все вместе попробуют выбраться из Харькова. Если Крюгер на контрольном пункте надумает привлечь внимание, первая пуля достанется ему. Если они благополучно пересекут контрольный пункт, с ним станут обращаться, как с военнопленным. Однако любая попытка бежать, предпринятая до того времени, пока они вместе не окажутся за линией фронта, тоже повлечет за собой немедленную смерть.

Ольга спросила, верит ли майор, что она сможет в него выстрелить. Крюгер подтвердил: да, он верит фрейлейн. Если бы не акция, на которую она решилась, если бы он не провел в погребе несколько суток под ее надзором – не поверил бы, что у такой нежной женщины рука не дрогнет. Теперь верит.

Он даже верит, что фрейлейн способна убить его раньше и быстрее, чем мужчины, которые будут с ней.

Ольга решила не переодеваться. Женщину в немецкой форме ищут, объяснила, и разведчики согласились с ней. Осталась косметика, у Анны нашлось еще одно гражданское платье, чуть великоватое, но выбирать не из чего – не на бал отправляются, в конце концов. Женщины привели себя в надлежащий вид, накрасились – усядутся по обе стороны немецкого майора на заднем сидении – все лучше, чем одной на пол ложится, другой в багажник лезть.

И Скиф, и Сотник, и Чубаров понимали – сомнительная декорация, но кто рано поутру обращает на такой театр особое внимание? И не такие компании в прифронтовой зоне возникают, в конце концов. Не такие пассажиры из города выезжают.

Бак машины – это по иронии судьбы оказался такой же «хорьх», на котором они въехали в Харьков, – долили до краев: запасливый шофер в багажнике целую канистру бензина хранил. Есть машина с полным баком, есть настоящий пропуск, есть оружие.

Всего этого должно хватить для прорыва, так капитан Сотник сказал.

3

Завершить операцию Кнут Брюгген решил сам.

Он обойдется без Хойке. Допустим, на успех партии, которая разыгрывалась в Харькове вот уже скоро третьи сутки, по большей части действительно во многом работало благоприятное стечение обстоятельств. Брюгген готов был, положа руку на сердце, признать: он просто оказался в нужное время в нужном месте, дал несколько верных указаний начальнику местного гестапо, ну и, конечно, в руки им попался разведчик, обиженный советской властью и не преминувший свести с нею счеты. Однако почему-то Кнут жил уверенностью: если бы эти козыри получил сам Хойке, он вряд ли смог верно сыграть такими картами.