Страница 45 из 57
– Пойдут. Сейчас никто не захочет бодаться с особым отделом НКВД фронта. Потом, вот увидишь, у них появятся другие, – опять горькая усмешка, – не менее важные дела. Тогда вытащим твоих ребят, обещаю. Главное – чтоб история эта дальше не пошла, и тебя, и меня, ни тем более – командующего не затронула. Сотник и Гайдук твои удар на себя примут, им ведь не привыкать, верно?
– Что верно, то верно…
– А вот если через сутки группа не вернется и никаких сведений о ней не поступит, вот тогда, Иван Игнатьевич, совсем плохое начнется. За провал операции надо кому-то ответить. Кто виноват? Тот, кто отпустил на задание людей, подозреваемых в антисоветской агитации и измене Родине. Вернее – те, кто им способствовал. Мы все, подполковник. Вот теперь – можно и чаю, или покрепче чего.
Виноградов подхватил со стола документ, сунул его обратно в планшет.
– Угощай. Следующие сутки я буду в твоем хозяйстве. Приказ командующего – лично группу встречу… Вернется если… Да, адьютанта там свисните моего…
День третий
1943 год
9 июня
Харьков – Воронежский фронт
1
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
Из утреннего сообщения 9 июля 1943 года
На одном участке в районе Севска противник силою до двух батальонов пехоты при поддержке танков атаковал наши подразделения. Атака гитлеровцев была отбита нашими бойцами. В результате боя уничтожено до двух рот пехоты противника, подбит танк и огнем пехотного оружия сбит немецкий самолет.
Южнее Изюма немецкие автоматчики пытались разведать передний край нашей обороны. Бойцы Н-ской части минометным и пулеметным огнем рассеяли противника. На другом участке артиллерийским огнем разрушено 2 немецких блиндажа, уничтожено самоходное орудие и 4 пулемета противника. Снайперы Н-ской части в течение вчерашнего дня истребили 38 гитлеровцев.
Партизанский отряд, действующий в одном из районов Харьковской области, ворвался в крупный населенный пункт. Советские патриоты взорвали немецкие авторемонтные мастерские, 3 гаража, уничтожили 44 тягача, 7 грузовых автомашин и сожгли склад с горючим. Другой отряд харьковских партизан пустил под откос воинский эшелон противника, следовавший к линии фронта. При крушении уничтожены паровоз и 8 вагонов. Убито и ранено много гитлеровцев.
2
К развалинам у Благовещенского базара, на место встречи с полицаем Копытовым, решили выдвинуться еще до полуночи.
Хотя за предыдущие сутки разведчики так и не освоились в незнакомом городе, Сотник велел Анне оставаться дома. Ольга понимала: идти Сотнику и Чубарову нужно вдвоем. Не исключалась возможность засады – уголовник Копыто не вызывал у нее доверия.
Но она, как и оба мужчины, полностью отдавала себе отчет также в том, что если они попадут в засаду, отбиться вряд ли смогут. Если это случится, у Скифа останется не более двух часов, чтобы до рассвета принять какое-то решение.
Обсуждать и прикидывать возможные варианты – толочь воду в ступе, чего Михаил Сотник терпеть не мог. Просто обозначил по времени крайний срок, до которого их с Чубаровым нужно ждать, и они выскользнули в ночь. Передвигались по улицам короткими перебежками. Вел Соловей, цепкая зрительная память все-таки не подвела бывшего беспризорника и бывшего вора.
Ночь выдалась светлой и теплой, несколько раз пережидали патрули. Но все-таки до места им удалось пробраться незамеченными. Не доходя до самих развалин, Сотник, чьи глаза уже окончательно освоились в темноте, молча, жестами, договорился с Чубаровым о порядке действий, после чего нырнул в ближайшую подворотню и словно растворился в душном июльском городском воздухе.
Подождав немного, Чубаров снял с предохранителя «вальтер». Держа его в опущенной, прижатой к бедру руке, осмотрелся. Убедился, что опасности обнаружения пока нет, и быстрым рывком пересек открытое пространство улицы. Оказавшись под прикрытием развалин, он сделал несколько осторожных шагов по битому камню и, не зная, как иначе дать о себе знать, свистнул. Решив, что недостаточно громко, свистнул снова, и в ответ услышал такой же негромкий, но достаточно четкий свист. Он помолчал – и свист повторился, теперь уже чуть ближе.
Держа оружие наизготовку, Чубаров медленно прошел вперед, ожидая, что Копыто, если это он, первым подаст голос. Ему не хотелось заходить далеко, пока за спиной оставалось открытое пространство и путь к возможному отступлению. Но по-прежнему не было ни звука, и Чубаров остановился: все это переставало ему нравиться.
– Соловей! – услыхал он наконец негромкий шепот и выдохнул в ответ:
– Ну? Копыто?
– Я!
Теперь впереди послышалось движение, с каждым шагом все более уверенное, и на небольшую, освещенную лунным светом площадку выступила человеческая фигура.
– Ствол убери! – шепот стал теперь громче, хотя полным голосом Копыто говорить, видимо, не решался.
– Один?
– За кого меня держишь, корешок!
– Каждый за себе, сам ведь знаешь, – Чубаров тоже говорил негромко. – А, хрен с тобой: если кого привел, тебя-то я достану.
– Меняет людей война, скажи, Соловей? Ты к мокрым делам раньше не подходил…
– Меняет, меняет. Точно один?
– Да и пуганый стал, – теперь Копыто уже не шептался. – Что-то руки у тебя пустые. Кроме ствола, конечно. Может, правда опустишь?
– Чего ж, – Чубаров демонстративно сунул «вальтер» в карман, выставил руки перед собой ладонями вперед.
– Все равно пустые. Товар где? Рыжье, цацки, про которые ты мне базарил…
– Тут, рядом.
– Покажь.
– И то не все – только твоя доля.
– Покажь, говорю, – в голосе Копыта появились угрожающие нотки. – Свою долю я сам назначу, Соловей. Ты тут не торгуешься.
Где-то рядом послышался тихий звук – словно кто-то сдавленно крикнул.
Копыто дернулся, резко обернулся на звук.
«Сейчас», – подумал Максим.
В одном длинном прыжке он налетел на полицая, сбил его с ног, с силой прижал голову к земле, втискивая ее в острый край крупного куска щебенки, рывком перевернул на спину, коротко замахнувшись, двинул рукояткой пистолета, который успел выхватить в движении, прямо в середину лица, пуская кровь из носа-картофелины. Не сдержался – двинул снова. Тут же рядом появился, тяжело дыша, Сотник, тоже с пистолетом в руке.
– Что? – не глядя на него, спросил Чубаров.
– Там еще один был.
– Понятно, – замахнувшись, Максим ударил полицая третий раз. – Ты что же, сука? Что же ты, сука, делаешь?
– Вас тоже двое! – прохрипел Копыто.
– Скажи еще, что ты это знал! – четвертый удар.
– Хватит, – коротко приказал Сотник, присел на корточки возле Копытова, сгреб в пятерню его немытые волосы, резко дернул: – Бумажку принес, сволочь?
– Слово сказано было…
– Где?
– В кармане. Я отдать хотел…
– Зачем еще одного с собой привел?
– Я Соловья знаю… Не отдал бы он все просто так…
– Ага. Тебе, значит, все нужно? Я тебе все сейчас выдам, а Соловей добавит сверху горкой, как?
Не отвечал Копыто, молчал и дышал тяжело. Чубаров слез с него, не сдержался – пнул ногой, стараясь ударить больнее. Сотник споро обшарил карманы пиджака полицая, нащупал в одном что-то шелестящее, вытащил сложенный вдвое бумажный прямоугольник, развернул. Все верно: типографская печать, немецкие буквы, диагональная полоса, даже печать с орлом.
– Настоящий? – спросил на всякий случай, хотя и так понимал – здесь Копыто не обманул.
– Не боись… Ты сам кто?
– А вот этого тебе, падаль, знать не обязательно. Пришел бы один – получил бы долю. Раз ты совсем уже сука, выбирай, что лучше: сейчас мы тебе тут хлопнем, или фрицы, хозяева твои – потом. Как?
Копыто заелозил на битом камне.
– За что хлопнуть-то? Соловей, скажи ему!
– Чего ему сказать, Копыто? – Чубаров снова ударил лежащего носком сапога в бок. – Про то, что ты – жиган еще тот, я много понаслушался. Замочили б меня тут, как фраера, и крыто. Тот, кто по замашкам жиган, того война не исправит – только могила.