Страница 4 из 6
– С минуты на минуту, надеюсь, – сказала я, наблюдая, как она села и пьет чай.
– А вы точно уверены, что он вам обрадуется?
Она кивнула. Однако во взгляде у нее светилось нечто опасное, нехорошее, и оно расползалось по всему ее лицу. Я очень сомневалась, что отец обрадуется. Он вообще никогда ничему не радовался, кроме выпивки. Но что я могла сделать в сложившейся ситуации? Сотня грела карман домашнего худи. Женщина попивала не торопясь остывающий чай, а стрелки на часах медленно и уверенно ползли к двум часам дня. Я рассматривала ее и пришла к выводу, что в ней есть нечто особенное. У нее абсолютно прямая спина и развернутые плечи. Обычно люди так не ходят и не сидят. Все немного горбятся. Я подумала, будет хорошо предупредить отца о ее нахождении в зале заранее и я пошла в коридор. Незнакомка громко цикнула и недобро сказала:
– Нет, нет, девочка! Эта плохая идея. Стой, где стоишь!
При этом во взгляде проскочило нечто совершенно безумное. Я тут же сделала шаг назад. Но она следом улыбнулась и принялась цедить свой чай, как ни в чем не бывало, нахваливая его. Будто она старая мамина приятельница и зашла к нам поболтать, а пока той нет, коротает время в компании со мною.
– У меня тоже есть дочь, твоего возраста, – рассказала она. – В этом возрасте все девочки похожи друг на дружку. Я очень люблю ее. Ведь для девочки что важно, быть спокойной и послушной. Слушаться родителей. Вот если бы Жел растил тебя, тебе не пришлось повторять дважды. У Жела слишком твердая отцовская рука… И он всегда…
За это время она успела встать, подошла к окну в гардеробной и смотрела в него, продолжая что-то бормотать. Я подумала, что она несет? Какой Жел? Мой отец растил меня до пяти лет, хотя я этого практически не помню. Мама рассказывала, что он не всегда был таким, м-м-м ужасным. Он учил меня читать, играть в солдатики и рассказывал загадки, которые вместе со мной потом разгадывал.
– Думала торчать мне здесь до темноты, – оживилась незнакомка, оторвавшись от окна. – Наконец-то сам генерал Жел! Собственной персоны. Пошли-ка обратно в зал, спрячемся там и сделаем ему большой сюрприз. Больше всего на свете он любит, обожает сюрпризы! Знаешь девушки из торта все такое…
Я очень сомневалась, что мой отец «обожает» что-то, кроме алкоголя. Но она меня не слушала, схватив за руку, потащила в зал и спряталась дверьми, запихав себе за спину.
– Ш-ш-ш, – велела шипя.
Она казалась мне чем-то неприятной, и мне было не по себе от одной мысли, как разозлиться отец, когда мы ему сделаем вот такой сюрприз. Страшно представить, каковой будет его реакция? От женщины пахло дорогим парфюмом, и она была выше меня на целую голову, но сумочка в ее руках подрагивала. У меня глаза на лоб поползли, когда она раскрыла ее и внутри пустого дна я увидела нож. Небольшой, но достаточный, чтобы тронуть сердце человека. Сама же она постукивала носком сапожка.
Отец вошел в комнату, распахнув двери, и никуда не глядя сразу пошел к столу. Он был уверен, я налила ему суп и ушла наверх. Так обычно у нас происходит общение.
– Генерал Жел! Сладкий мой, – выпалила незнакомка, выскакивая из-за двери.
Отец не успевший сесть, пронзительно подскочил и сделал три больших шага в нашу сторону, остановился как вкопанный. Я могу поклясться, его зрачки расширились максимально возможно, глаза распахнулись, от неожиданности у него открылся рот и он перестал дышать. Он смотрел на незнакомку и не мог поверить, что видит ее, а она стоит посередине комнаты. А затем на его лице пробежала тень испуга и он резко всем собою опал, сдулся, как мыльный пузырь.
– Неужели ты не узнаешь меня! А приятель? Так стала коротка твоя память или ты пропил в отчаянье все мозги?– сказала она, не сводя с него глаз.
– Малика, – выдохнул он кое-как.
– Узнал-таки, наконец! – отозвалась она, практически нараспев. – Не все пропил, видать. И боевых товарищей делящих с тобой и поек и пули не забываешь, старый. Ах, сладкий мой, Жел! Как давно мы не виделись, страшно представить.
– Ладно, – прорычал отец, но в голосе не звучало и десятой доли его обычного напора или гнева. – Ты нашла меня, и стоишь тут передо мной. Зачем ты явилась, сюда?
– Узнаю тебя Жел, не меняешься, – произнесла женщина по имени Малика и вытащив меня из-за спины, обняла за шею рукой, так словно намеривалась придушить. – У тебя славная дочь. Не ожидала от тебя. Давай мы ее сгоняем за добавкой и закуской, к твоему пузырю. А пока она погуляет, мы с тобой потолкуем и вспомним старое. Наше славное боевое прошлое. Столько лет не виделись. М?
– Никуда она не пойдет, – заявил отец. – Дома все есть.
– Неси тогда, будь послушной заинькой, – сказала Малика, отпуская меня.
Я сходила в погреб и принесла банку огурцов и еще бутылку водки. Мой отец и его странная приятельница сидели за столом на его углу и тихо шушукались. Она так и не стала раздеваться, даже шапки не сняла. Под их взглядами, я открыла банку и поставила чашку с огурцами на стол, рядом бутылку и вторую стопку.
– А теперь иди наверх, – приказал отец. – Двери в зал оставь открытыми!
– Оставайся паинькой, – велела Малика, беря в руки бутылку. – Хорошие дочери не суют свой нос во взрослые дела.
Мне ничего не оставалось делать, как подняться наверх. Дверь в свою комнату, закрывать я не стала. Сидела в ней, смотрела на школьные дистанционные задания, тетради, книги и думала о том, что там происходит внизу. Полчаса было тихо, как будто в доме вообще не было ни души, что совсем не похоже на попойки отца. Затем спустя еще полчаса по нарастающей стали слышаться звуки на чужом языке перемежающейся с руганью отца. И в конце концов он заорал, грохая по привычке кулаками о стол.
– Нет! Нет! И еще раз тысячу раз нет! Ты меня не слушаешь! Хватит!
Затем пауза и снова воющий рев отца:
– Нас всех там перестреляют, как визжащих свиней. И если дело дойдет до того, в расход пойдут всех! Я сказал. Мое слово!
А затем раздался грохот от падения мебели. За все месяцы проживания с нами, ни разу не доходило до крушения мебели и битья посуды. Мне было невероятно сложно представить, как они могли драться. У женщины и у отца разные весовые категории. Я мгновенно вскочила на ноги и спустилась на половину лестницы, выглядывая оттуда и силясь рассмотреть хоть что-нибудь. В тот же миг, из зала выскочила Малика без шапки и с ножом в руке. Ее черный волос развивался и блестел в свете ламп, словно эпоксидная смола дергающаяся туда и обратно. Затем я увидела отца, ковыляющего за ней. На его широком бицепсе по ткани гимнастерки расплывалось алое пятно. В одной руке он держал нож, другой прикрывал рану.
Малика обернулась и метнула в него свой нож. Отец ловко увернулся. Он двигался, как большая гора неумолимо и сурово. Так страшно, что сомневаться не приходилось, он убьет свою давнюю знакомую, даже глазом не моргнет. Женщина распахнула дверь и выскочила на улицу. Отец не пошел за ней, лишь запер дверь на замок, а затем, подняв голову, посмотрел на меня парализованную случившимся.
– Не бойся, – сказал он, хмуро. – Эта тварь больше сюда не вернется. Будет бежать до самой границы, сверкая пятками. А теперь принеси мне еще выпить.
Я спустилась вниз, и мои глаза притянулись к окну. И в самом деле, за окном вдалеке виднелась фигура женщины, которая резво двигалась в сторону леса. В подобную непогоду, снег конечно пока не лежал сугробами, но все-таки на дворе почти зима, она шла удивительно проворно и бодро.
– Бегом, – рявкнул отец, а сам пошатнулся, отчего кровь с его раны закапала на коврик. – Неси, я сказал!
Я спустилась в погреб, доставая оттуда бутылку, и задержалась там на несколько минут, чтобы перевести дух. Все-таки подобные вещи со мной случились впервые. А когда я возвращалась назад, то услышала, как в зале опять что-то падает, скрепит ножками стол в движении и глухой шлепок. В это время в дом вошла с мороза мама. Я обмерла и бледная, как смерть посмотрела на нее, решив, что та женщина вернулась. Мы вошли в зал и увидели, как на полу лежит отец. Мама заголосила.