Страница 122 из 124
Как только эти более современные трубачи продолжают играть, рота мушкетеров напротив берет на караул, а затем музыка новых горнистов и хриплые, похожие на туманный горн, звуки фантастических труб на бала-ханах замирают вместе и одновременно и отдают должное отряду диких слонов. Когда громкое гудение прекращается, обычные шумы вокруг кажутся чем-то вроде торжественной тишины, и над этой сравнительной тишиной можно услышать голоса людей здесь и там над городом, кричащие зычными голосами: «Аль-лах-иль-все-ах»; Али Ак-бар.» (Бог самый великий; нет бога, кроме одного Бога!).
Мужчины сидят на крышах мечетей, а также на стенах и домах дворян. Голосистого муэдзина Шаха слышно сильнее всех остальных.
Солнце только что село. Я вижу снежный конус горы Демавенд, выглядывающий, видимо, из-за высокой стены казармы. Он только что приобрел характерный розовый оттенок, как это часто бывает на закате. Причина этого становится очевидной сразу после поворота на запад, потому что все западное небо пылает великолепным закатом. Закат, окрашивает горизонт в кроваво-красный цвет и распространяет теплое, богатое сияние над половиной небес.
Вечером будет полная луна, и гораздо более прекрасная картина, чем великолепный закат и розовая гора, ждет каждого, достаточно любопытного, чтобы выйти на улицу и посмотреть.
Кажется, что персидский лунный свет способен окружать самые обычные объекты ореолом красоты и смешивать вещи, которые сами по себе ничто, с такими невероятными прелестями, что простое случайное созерцание их вызывает волнение удовольствия, пронизывающее всё насквозь.
В Англии или Америке нет города такого же размера (180 000), но они могут похвастаться зданиями, бесконечно превосходящими что-либо в Тегеране. Деревья, которые есть в городе и вокруг него - ничто по сравнению с тем, что мы привыкли иметь у себя, и хотя ворота с их короткими минаретами и безвкусной облицовкой, безусловно, уникальны, они сильно уступают при тщательном рассмотрении. Тем не менее, люди, впервые наблюдающие в окрестностях одних из этих ворот спокойную лунную ночь и находящиеся в одной из арок или между минаретами, высекающими «прекрасную Луну», скорее всего, будут поражены удивлением от изумительного великолепия и красоты представленной сцены.
При нахождении на артиллерийской площади или короткой улице между площадью и фасадом дворца в лунную ночь можно испытать новое чувство красоты природы - мягкий, сдержанный свет персидской луны превращает безвкусные ворота, мертвые грубые стены, раскидистые деревья и фон снежных гор на расстоянии девяти миль в картину, которая навсегда останется в памяти.
По дороге домой я встречаю одну из женщин-миссионеров, что напоминает мне, что я должен упомянуть кое-что об особом положении леди ференги в этих мусульманских странах, где для женщине считается крайне неподобающим открывать свое лицо на публике.
Персидская леди на улицах окутана подобной плащанице одеждой, которая превращает ее в бесформенную и неприлично выглядящий мешок темно-синего хлопкового материала.
Эта одежда покрывает голову и все, кроме лица. Поверх лица надето белое покрывало из обычного листового материала, а напротив глаз вставлено продолговатое смотровое отверстие с открытой вышивкой, напоминающий кусок перфорированного картона.
Даже мимолетный взгляд не виден, если дама окажется красивой и склонной к кокетству, тогда ей удастся наградить вас мимолетным взглядом на ее лице, но мудрая и сдержанная персидская леди не позволит вам увидеть ее лицо на улице - нет, ни за что на свете!
Европейская леди с ее непокрытым лицом - загадка и предмет сильного любопытства, даже в Тегеране в наши дни. А уж в провинциальных городах жена консула или сотрудника телеграфа считает весьма удобным при выезде из дома носить костюм местного происхождения, в том числе прикрывающий лицо.
Здесь, в столице, жены и дочери министров иностранных дел, европейских офицеров и телеграфистов сделали открытые женские лица сносно знакомыми местным жителям. Но они не могут полностью понять, но они не могут полностью понять, что в этом есть что-то очень нехорошее, и более непросветленные персы, несомненно, считают их довольно смелыми и передовыми существами. Армянские женщины скрывают свои лица почти так же, как и персидские, когда они гуляют за пределами дома. Тем самым они избегают неприятной критики и грубого, пытливого взгляда персидских мужчин.
Хотя перс с готовностью признает тот факт, что жена или сестра Сахиба должны быть выше, чем армянская женщина, она представляет для него такой же интересный объект, когда появляется с открытым лицом, как его собственные жены в их очень откровенных внутренних костюмах были бы некоторым из нас. Чтобы не подвергать сомнению установленные представления среднего перса, о том, какой должна быть женщина, европейской леди приходится скрывать свое лицо и прикрывать свое стройное облегающее платье неэлегантной, свободной мантией всякий раз, когда она решается выйти за ее собственные двери.
Имея склонность к тому, чтобы предпринимать вещи, которых раньше ни кто не делал, я предложил однажды утром прогуляться по валам, которые охватывают столицу Персии.
Возник вопрос о расстоянии. Али Акбар, глава farrash, сказал, что это шесть фарсах (около двадцати четырех миль); Мешеди Абдул сказал, что больше.
Из хорошо известной персидской характеристики преувеличивания мы пришли к выводу, что, возможно, это будет миль пятнадцать. На этом основании г-н Мейрик, сотрудник Индоевропейского телеграфа, согласился создать мне компанию. Валы состоят из земли, вырытой из канавы шириной около сорока футов и глубиной двадцать, выложенной на внутренней стороне канавы. Наша цель - охватить город по вершине этого вала.
В назначенные восемь часов утра мы находимся у крепостных ворот Гулаек в северной части города.
Холодный ветер дует с заснеженных гор на северо-восток, и мы решили начать нашу новую прогулку на запад. Следуя зигзагообразной конфигурации крепостных валов, мы находим их сначала несколько грубыми и каменистыми для ходьбы. Справа мы смотрим вниз в широкую канаву, а за ней, по наклонной равнине, наши глаза следят за длинными ровными рядами канаатных курганов, уходящих к холмистым предгорьям. На заднем плане, но в восьми милях отсюда возвышаются снежные массы Эльбурского хребта. В сорока милях от нас, за нашей спиной, коническая вершина Демавенда, белая, спектральная и холодная, над берегом снежных облаков, которые неподвижно накапливаются на его гигантских сторонах, как будто ограждая его от нижнего мира.
Слева от нас лежит город, странный конгломерат мертвых глинобитных стен, домов с плоской крышей и тополиных садов.
Тонкая дымка парит прямо над улицами, сквозь которые видны минареты и купола мечетей, квадратные, освещенные башни эндеруна шаха, монументальный скелетный купол шатрового театра, под которым шах дает раз в год королевская tazzia (представление о трагедии «Хусейна и Хасана») и высокая труба арсенала, из которой выходит столб черного дыма. Вдали, далеко за пределами города, на юге, сверкающем, как зеркало на утреннем солнце, виден купол великой мечети Шахабдуллазин, крыши которой, как говорят, покрыты чистым золотом.
Когда мы проходим мимо, мы видим в стенах английского представительства великолепный сад тенистых проспектов, асфальтовых дорожек и темно-зеленых рядов английского плюща, которые тянутся по земле оплетают стволы деревьев.
Квадратная башня с часами и здание, напоминающее старинную усадьбу предков, придают «лучшему образцу собственности в Тегеране» домашний облик. Представитель правительства Ее Величества, отделенный от внешнего мира кирпичной стеной высотой в двадцать четыре фута, вполне может представить себя в часе езды от Лондона. За третьими воротами характер ландшафта меняется от усыпанных камнем гравийного грунта северной стороны до красной земли без камней. Как внутри, так и снаружи крепостных валов поля озимой пшеницы и зимостойких овощей в целом оживляет бесплодный характер окружающей местности.