Страница 99 из 101
— Замечательно! — саркастически сказал руководитель. — Неизвестно кто проникает на территорию боевых действий. Убивает двух полевых командиров и больше десятка их охранников, а потом исчезает в неизвестном направлении.
Соловьев пожал плечами, т. к. ответов у него не было.
— Странно это… — начальник встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. — Минимум это тянет на Героя России, за подобное, но мы не знаем кто это. Что ты думаешь по этому поводу?
— Да ничего! Может этот человек не хочет, чтобы узнали о нём? — выдал неожиданную версию Константин.
— Да? — удивился руководитель. — И почему?
— Не могу знать! — ответил Соловьев. — Может ему виднее, — пробормотал он себе под нос…
— Медаль нам дадут? — встретил этим вопросом Кравцов своего вернувшегося от руководства командира, когда тот зашел в комнату одного из отдельно стоявших зданий неподалеку от комендатуры, где разместилась «Омега». Здесь они оказались после их возвращения из Гудермеса.
— Ага! Дадут, а потом догонят и ещё раз — дадут! — проворчал Соловьев, вернувшись от руководителя в место расположения своего подразделения. — А ты чего такой? — он заметил какое-то странно-задумчивое выражение на лице подчинённого.
— Я тут Екатеринбург вспомнил, — вдруг сказал Павел.
— В смысле? — удивился Константин. — Ты о чём?
— Я плохо видел того неизвестного, который Гелаева и иже с ним положил, но вот что-то было очень знакомое в том, как он действовал. Правда тут оружие было у него. И он убивал всех, до кого мог дотянуться, но… — как-то неуверенно говорил Павел.
— Подробнее! — подобрался Соловьев.
— Не могу утверждать, но сильно похоже на того неизвестного, с кем я на крыше многоэтажки рядом с казино «схлестнулся», — посмотрел прямо в глаза руководителю Павел.
— Подожди, — Соловьев потер подбородок. — Ты хочешь сказать, что это был…
— Тот Диверсант! — перебил его Кравцов.
— Не понял! А что он тут делал?
— А я знаю? Понятия не имею, — пожал плечами Павел.
— Бля! — Герман рывком пришёл в себя. — Чего это было? — он быстро осмотрелся, увидев, что находится на койке в каком-то обшарпанном помещении, сильно похожим, да и запах выдавал, на затрапезную больничку этого времени.
— Герман! Ты очнулся, ёбтать… — радостно выругался Глотов, лежавший рядом с ним на соседней койке. — Мины! Мины это были… Козлы! Нас свои же накрыли, уроды… Слава богу, по нам почти не попали.
Хотя, как сказать… Попали, хорошо попали!
Только вот стоящий на ногах Герман своим телом прикрыл всех, т. к. оказался между разорвавшимися минами и успевшими залечь мужиками на земле.
Убедившись, что «подарков» больше не будет, Глотов и Петров бросились к лежавшему на земле телу Германа: вся спина, ноги и затылок были изодраны многочисленными попавшими в него осколками; вся задняя поверхность тела была покрыта кровью.
Он должен был быть мёртв, но дышал, так что оба переглянулись, а потом Петров с Титовым ухватились за руки и потащили тело Германа, а Глотов на закорках понёс Андрея.
При подходе к месту их дислокации рядом с селом их чуть не обстреляли военные из оцепления, но убедившись, что это свои, помогли добраться до медсанбата, расположенного неподалеку от села.
Бои под Комсомольским были таковы, что никто из врачей сильно не удивился, когда к ним притащили ещё раненых. И сразу приступили к оказанию помощи.
— Странно, не понял… — врач осматривал тело молодого парня, одежда которого на спине, а также на ногах была вся истерзана осколками мины, только вот никаких повреждений под ней не было. Не считая повреждений на затылке, где прослеживались ссадины от осколков — кости деформированного черепа соединились и встали на положенное природой место буквально перед самым доставлением тела в медсанбат.
Поток раненых был слишком большим, так что пожав плечами, врач, обработав раны на затылке, поручил санитарке перебинтовать голову, а потом отправить раненого на койку, что она и сделала, сказав сделать это двум медбратьям. А через пару минут, как тело Германа положили на свободную койку, под бинтами полностью заросли раны на голове, оставив между кожей и марлей вытолкнутые из организма пару осколков от мины…
А пока обрабатывали раны попавшего под взрыв мины Германа, осматривающие работники медсанбата Глотова и Петрова, обнаружили, что обстрел для последних не прошел даром: Глотову достался один осколок от мины в левую ногу — не глубоко засев в икре; а Роману — два в предплечье правой руки.
Уже утром всех раненых по приказу самого главного по происходящего в отдельно взятом месте бардаку отправили в Моздок…
— Ты как, вообще? — с койки с другой стороны от Германа обеспокоенно спросил Петров, находящийся вместе с ними в одной палате.
— Да вроде нормально, только вот мутит и блевать хочется, — поморщился Герман, оценивая внутреннее состояние своего организма. — О, Андрей, и ты здесь! — увидел он на ещё одной койке молодого парня, которого они вытащили вместе с Петровым.
Всего в палате было четыре койки, три из которых были заняты, а четвёртая в этот момент пустовала, но было заметно по смятому постельному белью, что её хозяин явно скоро вернётся. Оказалось, что они сейчас находятся в так называемой «офицерской» палате. Хотя с таким пафосным «обозванием» Герман бы поспорил, но такое сейчас время, что тут сделаешь. Палату организовал Роман, быстро добравшийся до заместителя госпиталя по хозяйственной части, завхоза короче, и договорившийся с ним о выделении отдельной палаты для всей их честной компании.
— О, Герман, живой! — открылась дверь и в палату вломился Роман, улыбающийся во все тридцать два зуба, обнаружив пришедшего в себя друга. — Мы думали всё, потеряли тебя, — было слышно, что он даже всхлипнул при этом, но задавил в себе чувства…
— Да хватит тебе уже, — шутливо отпихивал от себя «опера» Герман, который бросился обниматься с ним.
— Я думал, всё, — облегченно вздохнул Роман, оторвавшись от кое-как отбивающегося от него друга.
— Ну всё… Не дождетесь! — Герман был смущен, но был рад, таким эмоциям.
Эмоциональная атмосфера в палате поднялась на запредельный уровень с момента прихода в себя Германа, который третий день был без сознания. А врачи говорили, что прогноз — да никакой, потому что они не знают, когда именно он придёт в себя.