Бог лабиринта

– Этот человек – чудовище!

Следующей была Анжела, она потянула меня за собой на коврик перед камином и легла навзничь с поднятыми коленями. С ней я сделал новое открытие. Мы были сейчас с ней так же возбуждены, как после визита к Дункельманам. Вероятно, что-то было в ней самой, или в психофизическом соединении нас двоих, что делало нас удивительно хорошо приспособленными друг к другу, доставляя нам максимум наслаждения. Этот фактор редко отмечают авторы, пишущие о сексе, видящие разницу между половыми актами только в том значении, которое каждый из любовников вкладывает в них. С Анжелой было так восхитительно, что у меня возникло желание ослабить контроль и не сдерживать больше свою дань, даже из простой вежливости. Пять минут мне было достаточно, чтобы восстановить сексуальную энергию. Но это не входило в планы Эсмонда, казалось, он решил продолжить представление. Я начал себя чувствовать, как двигатель мощного автомобиля, который достиг режима наилучшего функционирования. Усталости не было вообще, казалось, мое тело мчалось вперед на скорости восемьдесят миль в час, движения моих бедер обрели странное свойство равномерности маятника. Я увеличил скорость, чтобы довести Анжелу до оргазма, давил, мял, сокрушал ее под собой, пока ее энергия не исчерпала себя до конца. Затем я перешел к другой женщине, которая ожидала меня. Что-то случилось со мной, я испытывал чувство разъединения со своим телом, как будто мой разум отделился от тела и повис над нами. Когда я подумал о своей обычной сексуальной жизни, она мне показалась беспорядочной и пустой расточительностью. Всякий раз, когда мужчина входит в девушку, в нем пробуждается Бог, который вызывает чувство недовольства, неудовлетворения отчаянно скучным, тоскливым, тараканьим существованием, которое мы ведем, и этот Бог знает, что человек был создан для бескрайних горизонтов, для бесконечных завоеваний, для величественной, прекрасной, благородной воли. И когда плоть встречается с другой, незнакомой плотью, его мозг охватывает ясность цели, которая отказывается терпеть неопределенность и тяжесть плоти. Подобно благородному офицеру, она может заставить этот взвод замызганных, неряшливых рекрутов, который мы называем своим телом, маршировать, как великолепный первоклассный полк. Потом оргазм проходит, офицер забывается и вновь возвращается былая расхлябанность.

Эсмонд делал все это не ради удовольствия. Это была своеобразная демонстрация. Без слов он говорил нам, что действительное отрицание Казановы, Дон Жуана, Фрэнка Хэрриса и других им подобных состоит в том, что их соблазнения женщин были оазисами целеустремленности и воли в пустыне анархии и недисциплинированности, они на секунду парили, как орлы, а затем вновь падали в болото. Эсмонд как бы говорил мне, что моя цель – оставаться в воздухе, в полете. Что бы мы сказали о генерале, который изгнал бы орды завоевателей, а затем отступил бы с завоеванной территории и позволил бы противнику немедленно возвратиться назад? Но именно это случается с человеческими существами, и они принимают это как должное. Эсмонд захотел продемонстрировать, что сексуальная интенсивность предлагает проникновение в суть откровений, таких же реальных, как мистические видения, и с ее помощью их гораздо легче достичь.

После пятой женщины секс вообще перестал интересовать меня. Я был ослеплен, поражен правдой, которая смотрела мне в глаза всю мою жизнь. Каждый раз, когда мы глубоко счастливы, мы знаем, что есть только одно добро – это сила воли, и только одно зло – это потеря воли. Если жизнь такая прекрасная, какую мы знаем в моменты наивысшего наслаждения, то тогда все препятствия преодолимы, и человек не может быть побежденным никогда. Я окинул взглядом эту комнату, полную обнаженных богинь, и глубокая радость охватила меня. Это были матери, потомки той расы, которую мужчины всегда порабощали и унижали. Я поклонялся им, как богиням. Их лоно является для мужчин входом в мир мечтаний, грез, величия, первозданной цели и предназначения, которое лежит за пределами материи. Я не видел никаких различий – между молодой и старой, стройной и полной. Желание служить им было надличностным и свободным от похоти и сладострастия. Я встал и взял за руку тонкую нервную девушку, ожидавшую меня, и пошел с ней в угол комнаты. Часть моего существа стояла за алтарем, драпированным в красный бархат, в храме, высеченном в песчанике. На мне была маска в форме головы огромной птицы. Сорок обнаженных женщин стояли в ряд перед паствой молящихся, их тела сверкали от масла, и каждая держала в руках фиал, в котором горела зеленая, искрометная, шипучая жидкость, природу которой я внезапно осознал.

Я проснулся в чудесном настроении от солнечных лучей, которые светили мне прямо в лицо. Все мышцы у меня болели, но тело мое звенело от сдерживаемой энергии. Я посмотрел на девушку, лежавшую рядом со мной, имени которой я не знал, – и почувствовал к ней острую жалость. Странно, но она оказалась девственницей. Она приняла меня в свое лоно, как мужа, но у меня уже есть жена Диана и дочь Мопси. Я не часто упоминал в своем повествовании о Диане, но я звонил ей каждый день и думал о ней всякий раз, когда у меня появлялась хоть малейшая возможность отдохнуть и расслабиться. В отличие от Эсмонда, я домашний любовник, и я хотел бы поскорее вернуться домой.

Я осторожно выскользнул из постели и пошел в свою комнату. Я надел хлопчатобумажный халат, вытащил из чемодана чистую рубаху и снял с крюка на стене полотенце. Я вышел во двор, утро было великолепное, наполненное запахами апрельской травы. Я пошел к ручью, который находился за живой изгородью из кустарника на краю лужайки. Удивленный при моем появлении кролик неспешно скрылся в густой траве. Ручей был мелкий, но возле плотины было довольно глубоко. Я сунул ногу в воду и сразу же ее выдернул – вода была холодная, как лед. Затем я наклонился и окатил холодной водой свою грудь и спину, выжал из губки воду на свое тело. Я немного полежал, пока не почувствовал холода, затем развернул полотенце, расстелил его на лужайке и растянулся на нем, подставив влажное тело под солнечные лучи. Через минут десять я обсох.

Я знал, что мне нужно уехать до того, как проснутся остальные обитатели дома. Каждая женщина, с которой я занимался любовью, будет считать своим правом забрать у меня частичку моей жизни. Я ничего не имею против этих женщин, но их слишком много, а я – один. Я был бы рад пообщаться с каждой из них отдельно.

Вернувшись в дом, я разбудил Анжелу и сообщил ей, что собираюсь уезжать. Она спала в отдельной комнате. Анжела широко зевнула, улыбнулась и раскрыла мне свои объятия. Я поцеловал ее и отрицательно покачал головой:

– Не сейчас.

– Ты, должно быть, устал.

Она протянула руку вниз и проскользнула ко мне под халат.

– Боже праведный!

Ее язычок погрузился мне в рот. Я сорвал с себя одежду, бросил ее на постель и лег на Анжелу. Она была еще сонной. С ней было тепло и приятно, но мы занимались любовью без особого эмоционального подъема. Я попытался отстраниться от нее во время оргазма, но она покачала головой и крепко прижала меня к себе. После этого я еще раз обладал ею.

– Можно взять твою машину?

– Конечно, но тебе не следует уезжать.

Я взял ключ от зажигания из ее сумочки и ключ от квартиры. Я сказал:

– Извинись за меня перед Кернером и скажи ему, что он может связаться со мной по телефону сегодня в любое время. Он должен меня понять.

Десять минут спустя я ехал в Лондон, чувствуя себя очень счастливым, голова моя была переполнена откровениями и бурлила идеями.

Больше всего, конечно, меня волновала проблема Эсмонда. Изучая психологию и оккультизм (историю которого я написал), я пришел к убеждению, что в одном и том же теле могут существовать две личности. Странный случай «трех ликов Евы», который никто не пытался объяснить, является классическим в психологии: спокойная, примерная домохозяйка внезапно превращается в гулящую девку, проститутку. Вся необычность этого случая, отмеченного Тигпеном и Клекли, состоит в том, что домохозяйка совершенно не знала, как это случилось и когда шлюха завладела ее телом, причем со всем комплексом своего альтер-эго. И Диана рассказывала мне о случае, которому она сама была свидетельницей, будучи подростком. Один из ее дядей уехал в Шотландию заниматься альпинизмом, и вдруг ее невестка – у которой Диана жила в то время – стала разговаривать голосом дяди, имитируя особенности его произношения и даже тон голоса (хотя, конечно, голос у нее оставался женским). Это продолжалось в течение трех дней, пока тело дяди не нашли в пропасти, и тогда невестка снова заговорила своим прежним голосом.