Страница 71 из 85
Когда я ехал домой, проводив ее до колледжа Грина, я понял, что мое сознание по-прежнему сохраняет высокий уровень интенсивности и не снизилось до обычного уровня усталости и скуки. Те два часа интенсивной концентрации закрепили эту повышенную интенсивность моего сознания и не позволили скопившейся в нем энергии вернуться назад, к своему источнику – в подсознание. Когда я медленно ехал домой через парк, мой разум находился на самом высоком уровне своей мощи, сердцебиение жизненной энергии во мне было глубже и сильней, моя память функционировала лучше, чем обычно, моя интуиция углубилась… И даже долгая, утомительная дорога домой не смогла уменьшить интенсивности моего сознания. Я приехал на рассвете, чувствуя себя таким же свежим, каким я выехал в Дублин.
И все же мое сознание в конце концов вернулось на прежний уровень. Было утрачено мое открытие: знание того, что два часа концентрированных усилий могут интенсифицировать разум до такой степени, что он приближается к видению мистиков. И вот теперь в этой комнате, окруженный распростертыми мужчинами и женщинами, я открыл заново эту поразительную проницательность разума. Эта комната была мне незнакома. Хорошая осведомленность – это функция усталого сознания, для полностью разбуженного разума все окружающее кажется новым и неизвестным.
Я освободился от сексуального возбуждения. Я испытал ко всем этим людям чувство веселого презрения. Когда Норма конвульсивно вздрогнула под моей рукой, я почувствовал, что она вся во власти рефлекса, который уже не контролировала, и в то же самое время меня с огромной силой поразило то, что я стал полным хозяином моего собственного сексуального желания: привлекательны эти все женщины, или нет – мне было все равно, я мог исполнять свою мужскую функцию с каждой из них. Эта мысль показалась мне довольно интересной, но не особенно привлекательной. Гораздо интереснее мне было вспомнить точную интонацию голоса доктора Джонсона и его агрессивно выпяченную нижнюю губу, когда он бросил с презрением: «Сэр…», злое подергивание, появившееся в левом уголке рта Вольтера, когда он изрекал свою очередную остроту, высокая звенящая нота голоса Шелли, вдохновенно декламирующего свою элегию «Адонис»… Но это было проявлением сознания Эсмонда, который был моим наставником, и я вынужден был уступить ему. В тот момент он хотел продемонстрировать мне, что сексуальное желание – это всецело вопрос воображения, или преднамеренности, предрасположения, как бы выразился я сам. Мое отношение к Норме я мог изменить согласно своему желанию или воле. Я мог рассматривать ее, как довольно глупую сверхсексуальную девушку, которая не способна думать больше ни о чем, кроме наслаждения, испытываемого ею в ее промежности, или я мог возвести ее в ранг земной богини. Я выбрал второе. И если я отношусь к ней, как к богине, то я, как жрец перед алтарем, должен выполнить формальный акт преклонения; соответственно этому акту я снял ее трусы, потом – свои, и возлег на нее. Она с удивлением широко раскрыла глаза, затем глубоко вздохнула, когда я вошел в нее, и начала двигаться подо мной. Так как это был акт ритуального поклонения, а не удовлетворение своего сексуального желания, я всецело сконцентрировался на том, чтобы дать своей богине максимум наслаждения, приспособив свой ритм к ее движениям.
Несмотря на мое отстранение, я чувствовал себя так, будто я занимаюсь сексом в первый раз в жизни. Каждый из нас по опыту знает, что мы не всегда одинаково наслаждаемся сексом, иногда, входя в девушку, мы ощущаем как будто сильный удар током, подобно тому ощущению, когда случайно сунешь палец в электрическую розетку, а иногда это простой физический акт, который может показаться прозаическим и скучным. Это случается из-за человеческой способности входить в состояние гипнотической слепоты и обыденности. Я не только не воспрнимал Норму как нечто обыденное, но считал ее лучшей девушкой в мире. Я чувствовал себя, как орел, парящий высоко в небе и оттуда озирающий зорким взглядом огромную гладь морского залива.
Сила, которую генерировал во мне Эсмонд, подействовала возбуждающе и на остальных присутствующих в этой комнате. Они ощутили ее как смутное волнение – «какой-то аромат в воздухе». Некоторые завороженно наблюдали за нами, другие последовали нашему примеру и игнорировали правило Кернера, запрещающее действительные половые сношения. Я почувствовал чью-то руку, которая нежно пробежала по моей спине, ягодицам и задержалась у меня в промежности. Это была Тесса, наклонившаяся надо мной с каким-то странным выражением на лице. Внезапно я вспомнил, кого она мне напомнила, конечно же – Миноу Бауэр – первую любовницу Эсмонда. Я не знал ее фамилии раньше, но теперь я ее вспомнил. Я увеличил скорость своих движений, почувствовав нарастание возбуждения у Нормы, затем, когда ее живот изогнулся, прижавшись плотно к моему, я симулировал свой оргазм, одновременно почувствовав, как пальцы Тессы обхватили меня и стали массировать. Норма расслаблялась медленно, и я вышел из нее.
– Боже правый!
Это воскликнула Гвинет, которая стояла в другом конце комнаты и с обожанием смотрела на мой член. На мой взгляд, он действительно выглядел внушительно. Аластер, только что поднявшийся на колени, оторвавшись от своей девушки, которую я сперва ошибочно принял за Анжелу, изумленно выдохнул:
– Невероятно!
Тесса ухватила меня за руку и сказала умоляюще:
– А теперь меня!
Гвинет оттолкнула ее в сторону, заявила твердо:
– Нет, меня!
Мне сейчас было все равно, с кем заниматься любовью. Эсмонд, исходя из своих соображений, решил закончить эту импровизированную демонстрацию. И хотя память его была доступна мне, мое собственное сознание не могло полностью охватить весь диапазон его намерений. Я только знал, что он хотел использовать мое тело, чтобы удовлетворить столько женщин, сколько пожелают прибегнуть к его услугам. И поэтому, когда Гвинет откинулась спиной к стене, прижав мой инструмент наслаждения к увлажненным внешним губам, я одним движением вверх ввел его внутрь, пока она не была прижата плотно к стене. Позиция была не очень удобная, тем более, что я был выше ее. Неподалеку от меня стоял столик, и я попятился назад, пока не уперся в его угол, притащив за собой и ее, сидящую, расставив ноги, верхом на мне. Она застонала, припала ко мне, затем приподнялась и быстро опустилась. Я прижал ее крепко к себе, как-то приспособившись к ней, будто она была хорошо знакомым мне инструментом. Ее способности сексуальной стимуляции были просто беспредельны, а настоящая ситуация еще и отвечала ее наклонностям. У Эсмонда были другие планы, он хорошо разбирался в принципах условного рефлекса, и несколько искусных нежных толчков подорвали ее самоконтроль, затем огромная волна того, что я могу назвать «сексуальным электричеством», охватила ее контактные точки – кончики сосков и расширившегося ануса – и полыхнула с таким непереносимым, почти болезненным наслаждением, что она издала воющий вопль, пронзительный крик, визг, корчась от боли и изогнувшись, и я вынужден был придержать ее, чтобы она не свалилась с меня. Когда я крепко прижал ее к себе, конвульсии ее тела постепенно затихли, стоны перешли в глубокие вздохи. Я осторожно снял ее со своих колен и поддержал, пока она совершенно обессиленная, медленно спускалась на ковер. Мой неугомонный член снова вскочил, как ванька-встанька, и я вздрогнул от взрыва аплодисментов. Сидя спиной к комнате, я даже не подозревал, что у меня такая большая аудитория заинтересованных зрителей. Пауль и Анжела стояли во главе этой аплодирующей толпы, и я внезапно понял, что ему было известно о Секте Феникса гораздо больше, чем я предполагал. Я удержался от бесстыдных и наглых комментариев, которые уже начал было говорить Эсмонд. Анжела рванулась ко мне, но ее опередила Тесса:
– Нет, теперь я.
И она прижала меня спиной к столу, пытаясь оседлать; я ей помог, тем более, что она была ниже, чем Гвинет, и приподнял ее немного перед тем, как она опустилась на меня. Ее голова бессильно склонилась мне на плечо, и она издала долгий стон, затем начала медленно двигаться вверх-вниз, как будто сильно устала, издавая тихие стоны, подобно какому-то маленькому животному, которого бьют. Я ущипнул ее за сосок, она мягко изогнулась, и ее маленький язычок глубоко проник ко мне в рот и, обессиленный, остался там. Когда я осторожно и нежно освободился от нее, сняв с колен, какой-то мужчина с шотландским акцентом громко сказал: