Бог лабиринта

Я находился в таком возбужденном состоянии после всех этих потрясающих находок, что отправил из Голспи длинное послание Флейшеру, описав подробно все, что мне удалось обнаружить об Эсмонде, включая и информацию о Секте Феникса. Я предложил ему написать отдельную книгу, предваряющую «Мемуары» Эсмонда, вместо заказанного мне предисловия. Все же еще оставались вопросы, на которые мне нужно было найти ответы: как умер Хорас Гленни? Что стало с Морин Инджестр? Наконец, как прожил Эсмонд последние годы? Но ответы на эти вопросы, вероятно, найдут последующие исследователи жизни и творчества Эсмонда.

Через два дня, перед самым отъездом из Голспи, я нашел частичные ответы на два из этих вопросов. Мы решили выехать в десять часов утра, чтобы попасть в Эдинбург поздно вечером. Мы рано позавтракали, а потом, пока Анжела делала последние приготовления к отъезду, я в последний раз окинул взглядом библиотеку. Многие книги пострадали от сырости, и кто-то сложил их в кучу в одном из углов комнаты, возможно, чтобы отдать в переплет. Я знал, что эта комната выглядит во многом такой же, как во времена Эсмонда и Гленни, когда они просиживали здесь вечерами, попивая доброе старое вино и беседуя на самые разные темы: возможно, здесь они и решили поменяться ложами. Я несколько раз пытался расслабиться, чтобы «настроить свой мозг на волну» Эсмонда, но в доме всегда были шум и суета, и я никак не мог сконцентрироваться. Потом как-то неожиданно это случилось: вдруг библиотека показалась мне давно знакомой в не знакомой мне манере – это единственный способ, как я могу определить словами свое состояние в тот момент. Наше ощущение того или иного места складывается главным образом из воспоминаний и ассоциаций. Воспоминания Эсмонда об этой библиотеке были совершенно отличными от моих. Поэтому, в каком-то смысле, библиотека стала вдруг совершенно другим местом. И я обнаружил, что неотрывно смотрю на высокую полку в углу комнаты, стоящую рядом с окном. Я подошел к ней. «Эсмонд» уже исчез. Полка была пуста, грязная и вся покоробленная влагой. Внезапно мне пришло в голову, что если на этой полке стояли книги, то они, должно быть, свалены в том углу, где я заметил кучу книг. Я подошел к ним и расставил их на полу в ряд, корешками вверх. Ни одно из названий этих книг не вызвало во мне интереса: проповеди, несколько книг путешествий, сборник стихотворений Купера, даже сочинения Генри Джеймса. Я начал раскрывать их наугад, просматривая титульные листы. Я взял в руки «Описание островов Сэндвич» – книга была в плохом состоянии, сильно подпорченная сыростью, все страницы были покорежены. И когда я взглянул на титульный лист, то понял, что нашел то, что искал. Автором книги была Морин Инджестр. Книга была опубликована Мурреем, издателем Байрона, в Лондоне в 1812 году, когда Морин было сорок четыре года. Книга имела посвящение: «Памяти Хораса, лорда Гленни». Под посвящением от руки было написано: «Убит кинжалом в правый глаз неизвестным убийцей 28 июля 1796 года».

Итак, когда мы уезжали из Голспи в то утро, я узнал еще две вещи о семье Гленни: что Хорас убит кинжалом, а не застрелен, и что Морин Инджестр путешествовала по Востоку в пожилом возрасте, посетив Японию, Австралию и острова Сэндвич. Позже я узнал по почерку, что слова под посвящением написаны рукой сына Гленни.

Я был очень доволен собой, визит в Голспи оказался намного удачней, чем я предполагал. Аластер и Анжела были также счастливы. Они не нашли остальную часть дневников Донелли, но они заполучили Библию, которая стоила двадцать тысяч фунтов стерлингов.

Тот факт, что Гленни был заколот кинжалом, наталкивал на мысль об умышленном убийстве, особенно если иметь в виду постскриптум к первому письму Эсмонда: «Я прошу тебя уничтожить, или по крайней мере никому не показывать эту книгу, не только во имя нашей дружбы, но также ради твоей и моей безопасности». Угрожала ли Эсмонду чем-нибудь Секта? Была ли смерть Гленни результатом того, что он проигнорировал предупреждение Эсмонда? Была, по крайней мере, одна странность в этом убийстве: оно произошло в маленькой комнате на втором этаже. Если Гленни был убит в постели, почему же он находился в тот момент не в одной из больших спален, выходящих окнами на озеро? Мне хотелось снова войти в контакт с Эсмондом, но как ни старался я сконцентрироваться, у меня ничего не получилось.

Мы вернулись на квартиру Аластера в Лондоне в два часа дня. Была пятница – конец рабочей недели. Стояла прекрасная погода, может быть, было слишком жарко, чтобы чувствовать себя комфортабельно. Мне захотелось снова надеть летний костюм. Я продолжал думать об Эсмонде – чье тело покоилось в семейном склепе вот уже более ста лет – и мне очень захотелось как-нибудь провести в его компании целый день.

У Аластера были какие-то дела в Сити. Анжела и я съели ланч вместе. Невозможно для двух людей внезапно стать любовниками и не продолжать после этого думать друг о друге, и между нами установились теплые отношения, очень похожие на семейные узы, возникающие между мужем и женой. Я стал рассказывать ей о своих странных ощущениях, когда я как бы становлюсь Эсмондом, и в последний раз это привело к обнаружению книги Морин Инджестр. Я думал, что она найдет это интересным, возможно, удивительным, но не поверит в реальность подобного превращения. В конце концов, я очень интенсивно входил в душевный мир Эсмонда, и совершенно естественно, что временами я чувствовал так же, как он. Ее реакция поразила меня: она была озадачена и обеспокоена. Я сказал:

– Не вижу повода для волнений. Я даже нахожу это забавным.

Я начал оспаривать рационалистическую точку зрения, которой, по-моему, она должна была бы придерживаться. Она сказала, что Аластер говорил ей о том, что «чувствовал себя странно» в Голспи и обеспокоенно предположила, что, возможно, его спальню посещали призраки.

Спустя полчаса после ланча, когда я изучал рукопись романа Гленни, она сказала:

– Ты думаешь, что он хотел тебе сказать что-то?

– Кто?

– Эсмонд.

Я попытался объяснить, что я не ощущал присутствия Эсмонда, я просто видел окружающий мир его глазами, как будто я сам становился Эсмондом.

Она сказала:

– Думаю, что нам нужно позвонить доктору Кернеру.

Я сам намеревался сделать это, но позже, возможно, завтра. Я хотел провести спокойный вечер, внимательно изучить рукописи, которые мы привезли из Голспи. Анжела сказала:

– Давай я позвоню ему.

– Хорошо. Если хочешь. Десять минут спустя она сказала:

– Я пригласила его к нам на семь часов.

Около половины пятого зазвонил телефон. Анжела прикрыла рукой трубку и сказала:

– Это Анна Дункельман…

Я энергично покачал головой, показывая, что мне не хочется говорить с ней. Анжела сказала, что я вышел куда-то и буду поздно. Пока они говорили, я пошел в ванную и принял душ. Когда я вернулся минут через десять, она все еще говорила по телефону. Она повесила трубку, когда я уже переодевался в спальне.

– Эта женщина какое-то чудовище! Мне не нужно было давать ей номер своего телефона.

– Чего она хочет?

– У нее, должно быть, «второе зрение». Она сказала, что ей сообщили о том, что Кернер в Лондоне, и она не советует тебе с ним встречаться. Затем она стала распространяться о том, какой он плохой человек.

– Что же она о нем говорила?

– Разную чушь! О каких-то спорах по поводу Райха и т. п. Она сказала, что Кернер распространяет о них лживые слухи, и она намеревается подать на него в суд за клевету. Все это она сводит к тому, что ты не должен встречаться с Кернером, а если увидишься с ним, то не должен верить ни одному его слову.

Я сидел на постели, завязывая галстук. Анжела подошла и положила руку на мои влажные волосы. Я был слегка удивлен, но видя, что она вся дрожит, решил ее успокоить и обнял за талию. Она взяла мою ладонь двумя руками и прижала к своей груди. Я встал и, склонившись над ней, поцеловал ее в губы, наши тела потянулись друг к другу, и она тесней прижалась ко мне. После того, как мы поцеловались, она сказала каким-то низким изменившимся голосом: