Страница 16 из 63
— Это может быть правдой, а может и нет, но я видел фотографию, и она показалась мне убедительной. - Он достает линейку из ящика стола, заставляя мое сердце пропустить удар. — Я учу дисциплине с помощью одного метода. - Он проводит пластиком по ладони.
Что он намерен делать с ней?
— Какого метода? - спрашиваю, мое сердце колотится со скоростью сто миль в час.
Мрачная улыбка изгибает его красивые губы, и вспышка зла, которую я видела в тот день, когда поступила в академию, загорается в его глазах.
— Боль.
Я тяжело сглатываю, когда он придвигается ближе.
— Вы просите меня солгать о той фотографии.
Я никогда не был хорошим лжецом. Я ненавижу врать.
Он наклоняет голову.
— Дисциплина - это соблюдение правил, Ева. Если я попрошу тебя перестать лгать о фотографии, то это то, что ты должна сделать.
Я закрываю глаза, делая глубокий, прерывистый вдох. Я не позволю этому придурку заставить меня соврать об этом, что бы он ни делал.
— Но я не лгу, - выдавливаю я из себя.
Он вздыхает. Когда я открываю глаза, он стоит в нескольких футах от меня.
— Ч-что Вы собираетесь делать? - Спрашиваю, ненавидя то, как мое тело дрожит от страха.
На его губах появляется ухмылка, которая наполняет меня ужасом.
— Я же говорил тебе, Ева, что мы здесь не стесняемся телесных наказаний. - Он выставляет ладонь и шлепает по ней линейкой. — Протяни мне руку, пожалуйста.
Я с трудом сглатываю и раскрываю перед ним протянутую ладонь.
Он поднимает линейку, а затем бьет ею по моей ладони с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. Удар жалит, я в шоке смотрю на директора.
— Ты перестанешь лгать мне, Ева?
Я стискиваю зубы и пристально смотрю на него.
— Я, блядь, не лгу.
— Еще два за этот язык, - рычит он, хватая мою вторую ладонь и прижимая ее к другой. Он быстро опускает линейку поочередно на обе ладони, заставляя меня вскрикнуть. — Теперь скажи правду.
Я смотрю на него с новообретенной ненавистью, испытывая противоречивые чувства, при взгляде в его аквамариновые глаза.
— Я говорю правду, - выдавливаю я.
Следуют еще шесть ударов, сильнее, чем раньше. Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза.
Он щелкает языком, этот звук заставляет ярость закипать у меня внутри.
— Я думаю, мне нужно быть жестче. - Его аквамариновые глаза сверкают злым умыслом, когда он смотрит на меня, заставляя мой желудок скручиваться от тошноты.
Он не успокоится, пока я не признаюсь в чем-то, что не является правдой, что противоречит всем моим инстинктам и морали. Я не признаюсь в том, чего не делала.
Это будет очень длинный час.
Глава 9
Оак
Требуется вся моя выдержка, чтобы не перегнуть эту красавицу через стол и не отшлепать ее линейкой по заднице до такого состояния, что она не сможет сидеть несколько дней.
Я садистский сукин сын, потому что знаю, что она не лжет, но ничего не могу с собой поделать. Тьма внутри меня требует, чтобы я причинил ей боль, наказал ее за то, что она является отпрыском двух людей, которые разорвали мой мир на части. И все же какая-то часть меня хочет, чтобы она была рядом, умоляла меня своими прекрасными, ярко-карими глазами остановиться.
— Ты готова сказать мне правду? - спрашиваю я, прекращая атаку на ее красные ладони.
Ее глаза сужаются, и она молча смотрит на меня.
— Нужно ли мне усилить наказание? - спрашиваю я, ища в этих глазах страх.
Если она и боится меня, то не показывает этого.
— Что, черт возьми, это должно означать?
Я прищуриваю глаза. Еву, кажется, совершенно не трогает боль, которую я причинил. Какая-то часть меня отчаянно хочет надавить на нее еще сильнее, посмотреть, как долго она продержится, и я так близок к тому, чтобы последовать этому инстинкту. У каждого есть переломный момент, и я хочу посмотреть, как долго она будет придерживаться своих высоких моральных устоев.
— Я дам тебе еще один шанс, Ева.
Ее глаза сужаются.
— Или что?
Как будто все, что она говорит, предназначено для того, чтобы вывести мою тьму на поверхность.
— Я задеру юбку и выкрашу твою задницу в красный цвет, пока ты не скажешь мне правду.
Ее челюсть отвисает, глаза расширяются – наконец-то она реагирует на меня, даже если это заняло больше времени, чем следовало.
— Вы с ума сошли?
Я скрещиваю руки на груди, свирепо глядя на нее, чтобы она поняла, насколько я серьезен.
— Наклонись.
Горло Евы мягко вздрагивает, а ноздри раздуваются, когда она качает головой.
— Мне жаль, но этого не будет.
Несмотря на страх, вспыхивающий в карих глазах, ее голос спокоен, как всегда.
— Не заставляй меня просить дважды, Ева. Тебе не понравится то, что произойдет, если ты это сделаешь.
Она внезапно двигается, вскакивая на ноги и бросаясь к запертой двери моего кабинета. Все ее тело напрягается, когда она дергает за ручку, вспоминая, что видела, как я запирал ее.
— Что ты делаешь? - Спрашиваю я, подходя к ней.
Мой член тверже камня, плотно обтянутый трусами-боксерами. Крайне неуместно, что я запер нас здесь вместе, не говоря уже о том, что попросил ее наклониться для меня.
— Если ты не перегнешься через мой стол в ближайшие пять секунд, я раздену тебя догола и привяжу к нему, - рычу я.
Ее глаза расширяются, когда она поворачивается ко мне лицом, выглядя потрясенной моей угрозой.
— Вы сейчас серьезно?
Этот вопрос подпитывает мою ярость, когда я направляюсь к ней.
— Это прозвучало как шутка? - рычу, хватая ее за запястья и притягивая к себе.
Вздох срывается с ее пухлых губ, когда она качает головой.
— Я говорю Вам чертову правду. Вы ведете себя как мудак, не веря мне, совсем как мои родители.
— Как ты меня назвала? - Я свирепо смотрю на нее.
Ее горло сжимается, когда она тяжело сглатывает от моего тона, но она не повторяет сказанное.
— Наклоняйся. Прямо. Сейчас. - Я крепче сжимаю ее запястье между пальцами. — Последнее предупреждение. Я больше не буду просить.
Ее щеки бледнеют, она медленно кивает, как будто только сейчас осознав, насколько я серьезен. Каждый её шаг к моему столу является нерешительным, я смотрю, как она отходит, прежде чем оглянуться через плечо.
Я не отворачиваюсь, удерживая ее взгляд.
Ева наклоняется над моим столом, пытаясь удержать подол юбки на заднице. Ей это не удается.
Мой член упирается в молнию костюмных брюк при виде обнаженной кожи и узкой полоски черного хлопка. Я стискиваю зубы, чтобы не застонать, и делаю шаг к дрожащей Еве.
Как только я оказываюсь в метре от нее, она наконец говорит.
— Сэр, в этом нет необходимости.
Я ухмыляюсь, поскольку ей еще многому предстоит научиться, когда дело доходит до дисциплины.
— Это необходимо. Как я просил тебя называть меня, Ева? - спрашиваю я, приподнимая подол ее юбки, чтобы положить ей на зад край линейки.
Я не могу подавить тихий стон, который срывается с моих губ при виде ее стрингов и практически голой, идеальной, упругой попки.
— Оак, - бормочет она. — Пожалуйста, не делай...
Я опускаю линейку на ее левую ягодицу сильно и быстро, заглушая любую мольбу, готовую сорваться с пухлых губ. А затем делаю то же самое с правой. Оба раза она визжит от боли.
— Оак, пожалуйста, прекратите, - бормочет она.
Я делаю глубокий вдох.
— Почему? Ты собираешься признать правду?
— Никогда, - выплевывает она. - Тот дерзкий огонь, который мне начинает нравиться, вспыхнул так же быстро, как и исчез.
Я сильнее шлепаю ее линейкой по заднице, два раза подряд по каждой ягодице.
Она хнычет, ее бедра дрожат.
Я прищуриваюсь, когда замечаю влажное пятно, образующееся прямо между ее бедер, говорящее мне, что это ее заводит, хотя должно быть наказанием.
Я двигаю кончиком линейки между бедер и провожу по влажному шву на хлопке, заставляя ее ахнуть.