Ярость

Оказалось, что наша с ним недопотасовка была тут не единственной. Пока меня атаковали, я слышал крики за спиной, а теперь увидел, как целая толпа избивает какого-то старика. Несколько мужиков и парочка женщин наседали на дедулю, и во мне на минуту даже проснулся поборник справедливости. Но едва я собрался встрять, как увидел рожу дедушки – безумную гримасу необузданной ярости, которую усугубляла кровища, промочившая бороду и обильно залившая грудь.

– Вашу ж мать, вы тут все, что ли, сбрендили? – пробормотал я, оглядываясь на безносого паренька. Но того уже и след простыл.

Внезапно взвизгнула тётка, я обернулся и увидел, как она удирает от старика. Один из мужиков меж тем сумел подкрасться к нему сзади и огреть по загривку снеговой лопатой. Но старый чёрт лишь зашипел и с неожиданным проворством ринулся на обидчика. Мужик споткнулся, драчуны сцепились, и двор огласил страшный вой:

– Су-у-ка-а-а!!

Я не видел, что именно произошло, но показалось, что дед вцепился противнику в лицо зубами. А в следующий момент я понял, что так оно и было, и кровь на бороде – не его, а, скорее всего, того безносого парня. Да что за хрень тут происходит?!

Вокруг стали собрались зеваки, кто-то задорно подбадривал дерущихся, другие призывали успокоиться. Но разнимать никто не спешил. На деда тем временем накинулись всем кагалом. Из клубка тел доносились шлепки, хриплые ругательства, стоны, затем раздался тошнотворный звук, словно дубиной врезали по мешку с потрохами. Толпа распалась, оставив на земле два распростёртых тела. Мужчине помоложе помогли подняться, тот болезненно охал и баюкал левую руку. Одна из женщин заботливо прикладывала снег ко лбу долговязого паренька, вторая пыталась остановить кровь, хлещущую из рваных ран мужика с лопатой. Старик, натворивший столько дел, остался лежать, и месиво вокруг его головы медленно набухало красным.

– Убили-и! – тоненько запричитали среди ротозеев. – Хосподи, убили деда-то!

Поднялся взволнованно-возмущённый гул, среди которого я различил слово «полиция» и понял, что пора валить. Не дай боже, привлекут в качестве свидетеля – на полдня растянется.

Всю дорогу до садов я гонял в голове картинки увиденного да строил версии – что это вообще было. В сознании не укладывалось, что на моих глазах до смерти забили человека. Хотя справедливости ради следует отметить, что к нему вопросов не меньше. Неужели он в натуре откусил у чувака нос? Чёрт, вот жесть! Может, белая горячка? Но эти глаза! Там не «белочка», а откровенная ненависть, помноженная на безумие. Что с людьми происходит такое? Ладно бы бомжи или наркалыги, но эти-то выглядели обычно. А что у маргиналов тогда творится?

Затем вспомнил, что уже видел похожий взгляд вчера по пути домой. Какая-то шавка из квартиры на первом этаже бросилась на окно, когда я проходил мимо. Ударилась так, что будь она чуть побольше – точно бы разбила стеклопакет. И только я показал ей средний палец, как из глубины комнаты, словно привидение, возникла старуха, напугав меня до чёртиков. Всклокоченные седые космы, перекошенное одутловатое лицо и глаза, наполненные лютой злобой. Да, согласен, нехорошо собачкам факи показывать, но старушенция, такое ощущение, готова была убить меня за это. И теперь вот дедуля с тем же взглядом. А ведь прошло меньше суток, как я задавался вопросом – когда мы начнём рвать друг друга, словно бешеные псы.

У меня остались ключи от ворот Иваныча, однако входить как к себе домой было невежливо, поэтому я постучал в калитку. Барабанить пришлось долго, пока незнакомый женский голос с той стороны не крикнул:

– Мари-ин! Стучат!

Открыла бывшая. Отступила на шаг, дав мне войти, но дальше встала, словно не хотела пускать. Лицо сосредоточенное, руки скрещены на груди, как бывало всегда, когда она не в духе.

– Привет. – Поздоровалась без особой теплоты.

– Привет. Как отец?

– Нормально, спасибо, что помог вчера. Велосипед в сарае.

– Да пусть стоит пока, всё равно по снегу не уехать.

– А, ну да. А ты… что-то ещё хотел?

– Да вот, продуктов немного принёс Полинке. И забрать бы, что вчера оставил.

Я вынул из рюкзака пакеты, и в этот момент из дома вышли Иваныч с Андреем. Меня словно током ударило. Урод тут как тут, готово дело!

Бывший тесть подошёл, пожал руку, справился, как я добрался.

– Севе в нашей половине можно постелить, молодой, на полу поспит, – сообщил он дочери, затем обернулся ко мне: – Ничего, да, поспишь на полу?

Не ожидая такого, я замешкался с ответом, зато Марина среагировала быстро:

– Пап, Сева не сможет остаться. Ну, ты же понимаешь…

Тут-то меня и триггернуло. Я всё понимал, да и не собирался оставаться. Но вот так, даже не пустив отдохнуть с дороги. Как за папой сгонять, так Сева, а как чаю предложить, так пошёл нахер? Закинув на плечо рюкзак, я резко повернулся.

– Подожди! – ухватила меня бывшая за рукав. – Твои продукты…

– Пошла ты со своими продуктами, – в сердцах ответил я и вышел вон.

Снег посыпал, когда я удалился от посёлка где-то на километр. Редкие снежинки поначалу мягко таяли на моём разгорячённом лице. Но минут через пятнадцать снегопад набрал силу, поднялся ветер. А когда я добрался до дома, уже бушевала самая настоящая метель. На душе было погано.

Часть вторая. Гнев богов

Глава 1

Я пробирался по вагону меж рядов пустых кресел. Странно, что здесь совсем не было людей, хотя в начале поезда, особенно в плацкарте, набито битком. Марина сидела в самом конце, почему-то на откидной сидушке, обычно предназначенной для проводниц. Её слишком короткая юбка едва прикрывала верхнюю часть бёдер. Не могу сказать, что это зрелище оставило меня равнодушным, но я спешил. Она умоляюще посмотрела мне в глаза и попыталась схватить за руку, я увернулся и прошмыгнул дальше, к тамбуру. Следующий вагон оказался багажным, и там было холодно. Среди трясущихся на полках чемоданов и сумок гулял сквозняк. Я шагал и шагал, раскачиваясь в такт колебаниям состава, а вагон всё не кончался и не кончался. Пар от моего дыхания казался синим, словно по полу шли флуоресцентные лампы, и эта подсветка делала воздух ещё более ледяным.

Наконец, впереди показалась дверь, и в этот момент пришло осознание, что нужно срочно вернуться. Она в беде, и я должен помочь, несмотря на боль, которую она причинила. Пусть даже придётся рассказать ей всё. Я развернулся и побежал. Но вагон был ужасно длинным, а поезд раскачивался всё сильнее, так что я едва мог идти, хватаясь за полки и стеллажи. Когда всё же выбрался, её на месте уже не оказалось. Чувство тревоги усилилось. Я знал, что Марина где-то впереди, и нужно спешить, потому что иначе произойдёт непоправимое. Подобное уже случалось раньше, но сейчас я могу, я обязан предотвратить самое худшее. Бежать вновь не получилось, двери не хотели открываться, толпы безликих людей не давали пройти. Я пробивался сквозь них, мне что-то кричали вслед, били по спине, я бил кого-то в ответ, но это лишь замедляло продвижение. Я должен успеть! Вагон качнулся сильнее, раздался громкий скрежет, я рванулся вперёд и… проснулся.