Богоборец

— Как скажете, — хмыкнул я, всё ещё переживая удовлетворение от услышанного. Это же как повезло! Да, они могут определить, применял ли я манн, но больше — ничего! Их хвалёные дознаватели ничего не могут про меня узнать, потому что я никогда не клялся их богу, ни разу не проходил никаких обрядов. Я не принадлежу их религии. У чистых надо мной нет власти!

Безусловно, можно обойтись и традиционными методами, о которых говорил чистый дознаватель. Если меня обыщут и допросят, подозрения только усилятся. Хотя какой там усилятся. В сумке у меня на плече лежит комплект обносок, в котором я был в церкви, кое-какая косметика. Достаточно опросить всех присутствующих, чтобы найти прихожанина, которого так и не нашли — кто-то да видел, кто-то да запомнил. А потом сравнить описание с этой одеждой. Однако всё это не важно. И тюрьма меня не пугает — дождусь, когда немного успокоятся, и уйду. Организовать нормальное расследование не так просто, как посадить нескольких идиотов со способностью читать прошлое.

Но как они изменились! Раньше никто и не подумал бы отправлять меня в тюрьму. Просто отправили бы на алтарь к чистому и выбили признание. А то и вовсе не стали бы искать виновного. Слишком осторожно действуют, и это не очень хорошо. Прежние чистые просто уничтожили бы всех прихожан, находившихся в церкви и, возможно, ещё тех, кто просто проходил поблизости, и даже не стали бы заморачиваться с расследованием. А теперь даже такого, как я, «грязного еретика», всего лишь отправляют за решётку «до выяснения».

В тюрьму меня доставили с комфортом, на локомобиле. Это удачно — если Кера и Доменико не найдут меня на оговорённом месте встречи, могут что-нибудь натворить в попытках выяснить мою судьбу. Впрочем, Кера же чувствует, что со мной всё в порядке, так что должна, если что, удержать брата от необдуманных действий. Но в любом случае хорошо бы поторопиться. Не стоит заставлять родных и близких нервничать лишний раз.

Камеру мне предоставили удобную, даже, наверное, повышенной комфортности. По крайней мере отхожее место находилось в углу, за занавеской, и это было не ведро какое-нибудь, а вполне приличный унитаз. Койка, опять же! Не просто доски, а железная кровать, как в больнице, ещё и какой-то матрас сверху брошен. Настоящий номер люкс, ничего не скажешь. Дверь тоже, к слову, надёжная — железная, с решёткой на уровне лица. Запирается на надёжный металлический засов снаружи. Такую только тараном выбьешь. Ну, или если локомобилем дёрнуть. Относились крайне уважительно. Не обыскивали, спросили только, есть ли оружие, и, когда я показал револьвер, попросили отдать патроны. Ну просто сказочный сервис!

— Железные решётки мне не клетка, и каменные стены не тюрьма, — пробормотал я, сосредоточившись на двери, как только шаги конвоиров за стеной стихли. В жандармерии по ночному времени было пустовато. Те, кто меня сюда привёл, отправились обратно к месту происшествия, а здесь встречал сонный охранник и больше я официальных лиц не заметил.

Жаль, что я не вижу ни петель, ни засова. Из-за этого приходится работать немного грубо… надеюсь, здесь нет дежурного чистого с чувствительностью к манну. Впрочем, я стараюсь как можно точнее локализовать воздействие — полагаю, в этом случае почувствовать мои проклятия сложнее. Вообще, после возвращения из Тартара, мне стало гораздо проще пользоваться своими способностями. Намного проще. Как будто улучшился контроль, или, может быть, у меня добавилось сил. Раньше мне приходилось напрягаться, чтобы проклясть, а теперь приходится наоборот, контролировать себя, чтобы случайно не испортить жизнь тому, кому я не желаю ничего плохого. Например, однажды, Гавриле пришлось месяц выводить язву с языка, когда я во время какого-то спора ляпнул «типун тебе на язык».

Дверь долго сопротивляться воздействию не смогла. Посчитав, что с неё хватит, я осторожно толкнул её, и тут же сдавленно чертыхнулся. Петли лопнули одновременно, так что полотно начало проворачиваться вокруг засова, толкая меня в ноги нижней частью. Засов, впрочем, тоже долго не выдержал такого издевательства, и отломился. Пришлось, пыхтя и скрипя зубами медленно опускать стальную дуру на пол, чтобы не загреметь. Всё равно, конечно, нашумел. Подождал немного, когда кто-нибудь явится на шум, но так и не дождался. Ну, будем надеяться, это из-за того, что мне повезло, а не потому что охранник собирает отряд, чтобы успокоить беглеца.

Глава 24

Выбраться из тюрьмы оказалось на удивление просто. Расслабились они тут за относительно спокойный год. Нужно было вместо обычного охранника сажать чистого — тогда пришлось бы уходить громко, а так я просто подкрался к дремлющему жандарму, легонько тюкнул его по башке, и спокойно вышел. Даже патроны к револьверу забрал, чисто из хулиганских побуждений.

Ещё один аргумент в пользу Доменико, который уже сомневается, нужно ли продолжать войну с чистыми. Если бы я не знал, к чему всё идёт, я бы тоже засомневался. Ведь по факту всех всё устраивает. Чистые нынче не слишком лютуют. Да, кого-то приносят в жертву. Однако пока они обходятся единицами, массовых гекатомб не устраивают. Явно научились растягивать «удовольствие», получать как можно больше с каждого несчастного. Впрочем, дело ещё в том, что их жадного и расточительного бога больше нет, а люди всё-таки более экономны. Однако аппетит приходит во время еды, не нужно быть профессором социологии, чтобы понимать — чем больше власти, жертв, и силы, тем больше хочется. Скоро всё вернётся на круги своя, и народ опять взвоет. Это пока всем плевать, кроме самих жертв и их родственников. Когда на алтаре не ты, да ещё имеешь шанс получить от жертвы исцеление всех болезней, быстро забываешь о том, что это плохо и аморально. Да что там говорить, некоторые из низвергнутых нынче в Тартар, тоже любили человеческие жертвы. Не слишком часто. Даже, скорее, в виде исключения, да и к выбору подходили более тщательно — в основном резали таких преступников, которым в любом случае светила казнь. Но это не важно. Важно, что граждане чисто психологически не видят большой проблемы в жертвоприношении. Если бы чистый бог действовал так, как сейчас его последователи, возможно до сих пор был бы жив и процветал. Впрочем, если бы он не был таким наглым и напористым, вряд ли он смог бы победить своих соперников.

Моё решение не изменилось. Я считаю, что чистых надо уничтожить. Даже если пока они устраивают большинство народа. Да и в сенате неплохо бы провести чистку. Впрочем, последнее мне не важно. Я не интересуюсь политикой, больше по религии.

Кера и Доменико уже меня ждали. Брат уже здорово нервничал.

— Диего! — воскликнул парень, как только я вошёл в квартиру, в которой мы должны были встретиться. — Что случилось⁈ Почему ты так задержался?

— В тюрьме сидел, — отмахнулся я. — Ничего страшного.

— Ну вот, я же говорила, что всё с ним в порядке! — добавила Кера.

— Ох, а я-то уже себе напридумывал… стой! — опомнился брат. — В каком смысле в тюрьме⁈

Я пересказал всё, что со мной случилось, выслушал возмущения Доменико — он посчитал, что я слишком сильно рисковал.

— Ты должен был прорываться, как только тебя попытались остановить! — пенял мне кузен. — А если бы там был этот Айяла? Говоришь, он силён?

— Да. Меня при взгляде на него до печёнок пробирает. Иерархи так не пугали. Не понимаю, как он ухитрился так усилиться?

— Я про него кое-что выяснил за сегодня, — поделился Доменико, — Он один из немногих монахов, оставшихся в живых после смерти бога. В основном выжили послушники. Весь год он только и делает, что читает проповеди и приносит в жертву богу «преступников». На его счету больше сотни. И целых пять чудесных исцелений. Люди его любят. Некоторые молятся ему, как богу. Кера говорит, это сказывается.

— Искренняя любовь и почитание гораздо эффективнее, чем страх, — пожала плечами девушка. — Даже я, когда выступаю на сцене, получаю больше, чем если бы привела к гибели какого-нибудь бедолагу. Смертные охотно делятся своей силой с теми, кого любят, это естественно.