Гаярума

– Не пойдет за тебя Василика, даже голову бредней этой не забивай. За паскуду Яшку пойдет только потому, что он телегу с блестяшками у соседей смог отбить, а ты нет. Что ей твои вишни? Ваське приданое нужно, живот набивать, да в меха дорогие кутаться. И чтобы детей было чем прокормить. Посмотрю я, как ты ей о своих удочках рассказывать станешь.

А сам подумал, что настоящая паскуда сейчас тут, рядом стоит. И если в зеркало поглядеть, он даже ее рожу увидит. Нельзя человеческие мечты топтать. Верит Лес, что сможет разбогатеть на своих подледных удочках, значит, пусть верит. Даром, что ли, он их с утра до ночи мастерит? Ну и пусть, что их сейчас не покупают, может, еще придет его время. Вот он, Эйван, тоже ведь мечту лелеял. Правда, в отличие от фантазий Леса она у него совсем безумной была, потому приходилось молчать. Эйвану и так хватало, что его за глаза местным дурачком называли.

А вот то, что воровство в Далевале стало у парней излюбленным делом, было плохо. «Блестяшками» все деревенские звали хрустальные камни, что добывали в рудниках, и Яшке, сыну пекаря, удалось отбить целую телегу у эхедемцов. В соседнем поселении землю не трясло, и шахта не обваливались. С добычей все у них было хорошо. Вот только Эхедемия уже год как Светочам за тепло не платила, и налоги в Гату тоже не отсылала. Воевать они собирались. А то, как эхедемцы могли воевать, Дальний Вал понял, когда соседи явились возвращать награбленное. Все мужики далевальские вышли, но закончилась встреча мясорубкой, раненными, шестью новыми могилами и двумя калеками – один без руки, другой без ноги, которых староста все грозился отправить в город милостыню просить, да не мог с духом собраться. Как-никак свои были, хоть теперь и обуза.

«Блестяшки» эхедемцы забрали, но Яшка все равно героем прослыл. И если с тех пор Дальний Вал волновало то, как обиду утолить да месть справить, Эйван же думал о том, как эхедемцы без Светочей выживают, и куда свои хрустали сбывают, раз в Гату их отдавать отказались. Неужели как торговлю с южанами затеяли? Но до южных земель еще добраться надо было, Зимнюю Выть перейти, а это только Миражам под силу. Кто из обычных людей пробовал, живым не вернулся. Только мертвым. На своих двоих, с горящим взглядом, но бездушным телом. Будто кто-то сверху им руки-ноги двигал. Таких рубили топорами да секирами, едва они границу Ральвадии пересекали. Тяжелая была у егерей работа.

Староста Далевала губернатору, конечно, нажаловался, а тот и заявил, что эхедемцам гулять на воле месяц от силы осталось. С тех пор все деревенские ждали, когда через Дальний Вал отправят армию с мятежниками разбираться. А вместе с ожиданием лелеяли надежду, что с вояками и Светочи ходить начнут. Не станет же Ральвадия своих солдат морозить, отправит с ними в поход благостных служителей тепла и солнца, вдруг и в Далевале получше жить станет.

С тех пор как ледник приблизился к Ральвадии, окутав ее вечным туманом холода, только Светочи землю с людьми и спасали. Эйван Светочей люто ненавидел – за лукавство и скряжничество, но мнение свое держал при себе. За плохое слово в сторону Светочей могли и камнями побить. Согласно договору с Гатой от какого-то там древнего года губернатор Первого города помогал всем поселениям в нужде – оплачивал работу Светоча при посеве, а затем обогрев полей до сбора урожая. Да только все понимали, что без регулярных посещений, за которые полагалось платить отдельно, добра не будет.

Пример Лягиля, поселка близ Красивой горы, остался в людской памяти надолго. Денег Светочам лягильские не платили, благостные приходили все реже, встречали их все хуже. Верховный орден вынес Лягилю два предупреждения, а вместо третьего Светочи не пришли. Губернатор, конечно, просил за деревню, но только для вида. Урожай в Лягиле погиб от заморозков в июле, деревню охватил голод, а через пару месяцев люди разбежались – одни в разбойники подались, другие в солдаты, а третьи к леднику ушли, Принцессу Весны искать, да только Эйван был уверен, что не было ее там, на севере.

О Принцессе Весны, которую ледник свел с ума, сделав ее чудовищем, Светочи первые рассказали. Может, люди в их байки и верили, да только не Эйван. Он вообще ни в каких богов не верил. До недавнего времени.

– И зачем губернатору столько хрусталя? – задумчиво произнес он, наблюдая, как измученные лошади тащили по базарной улице телегу, груженную знакомыми мешками. По велению Гаты снежный хрусталь можно было перевозить только в льняных тканях. Лохи, поселок в долине, где хрустальных рудников не имелось, только за счет этого и жил. Все поля у них леном засевали, и судя по тому, что лохийцы сидели не на последних рядах Городского собрания, с доходом у них все было хорошо. Женщины Лохи на все свободные поселки Ральвадии мешки шили.

– Сразу видно, что деревня, – фыркнул стоящий рядом с Эйваном бородач. – Хрусталь наш силу Светочей благостных поддерживает, напиток из него для них готовят. Молодцы Змеинцы, вон сколько камушков наколотили. Не то что далевальцы, сволочи ленивые. Я на них в прошлом году поставил, а они взяли и рудник свой сломали, чтоб им всем с голоду сдохнуть.

Эйван покосился на краснорожего мужика, но вслух ничего не сказал. Горожане деревенских недолюбливали, и неприязнь была взаимной. Делать ставки на то, какая деревня сколько хрусталя насобирает, давно вошло у городских в привычку. Да они вообще разным воздухом дышали. Горожан Светочи грели бесплатно просто потому, что ходили по тем же улицам. А деревенским за то, чтобы благостные прогулялись по их полям, приходилось платить. Логики в этом порядке Эйван никогда не видел. Что будут жрать все эти бородачи, если деревни замерзнут? Точно не крыс. Другое дело, что поселок и деревень в свободных землях Ральвадии насчитывалось больше сотни. И многие сидели на таких жирных запасах хрустальной руды, что добывали ее, особо не напрягаясь. Оттого и денег у них водилось немерено, и Светочи из гостей у них не вылазили. А некоторые деревни, разбогатев, приглашали к себе благостных жить постоянно, и те, конечно, соглашались – за приличную сумму.

Нет, не в хрустальном напитке было дело. Эйван в подобные сказки не верил. Однажды они с Лесом отправились на охоту за Красивую гору, дошли до Дуй-Леса, где и заблудились. Плутали всю ночь, пока не выбрались на опушку, откуда увидели вереницу возниц, пробирающихся по едва заметной таежнице, лесной тропе, в сторону ледника, дыхание которого на вершине особенно ощущалось. И гружены те телеги были знакомыми льняными мешками, которые шили женщины Лохи. Эйван сначала решил, что разбойники поживились, но потом разглядел герб Гаты и доспехи стражников, скрытые теплыми зимними плащами – точь-в-точь, как на том охраннике, что пропускал очередную партию людей на прием к Светочу.

С тех пор Эйвану не давала покоя мысль, зачем губернатору Гаты понадобилось отправлять драгоценный снежный хрусталь куда-то в сторону ледника. Там и поселений человеческих не было. Все к югу переместились, одна вот Ральвадия на своих землях за счет Светочей держалась. Эйван хотел за повозками проследить, но Лес отчего-то запаниковал и пришлось уходить. Не оставлять же было бедолагу в лесу одного. Лес был хорошим парнем, но в детстве его поцеловала кикимора, с тех пор вот голова у него иногда не соображала. Наверное, и подружились они потому, что одного считали дурачком, а другого чокнутым.

– Давай-давай, – засуетился Лес, подталкивая Эйвана в спину. – Твоя очередь.

Без помощи верзилы Эйван в заветную дверь снова бы не попал. Но друг надавил, подтолкнул, стоявшие впереди поддались и, расступившись, освободили место, чтобы Эйван, наконец, оказался внутри. Сзади грохнула, затворяясь, массивная створка.

Тепло окутало сразу – ласково, нежно, знакомо. Приятный полумрак рассеивали пятна света, льющегося с потолка от гигантских люстр. Эйван оказался в самом конце просторной залы, наполненной людьми. Бесконечные головы просителей выстроились рядами, и где-то там вдали возвышался белый трон Светочей, на котором восседала Арина. Эйван не мог видеть ее лица, но ему показалось, что она посмотрела сразу на него. Конечно, это было безумием, ведь в зале собралось не меньше ста человек, а его самого прижали к стенке две женщины, которые пытались протолкаться в ряд поближе к Арине. Эйван даже не пытался. Ему бы не задохнуться, потому что горожанки оказались дородными и вовсю работали локтями, сосредоточившись на цели. Пахло человеческим потом, несвежим дыханием и затхлым воздухом. Иногда в эту смесь врывались благовонные потоки цветочных ароматов – то сквозняк приносил воздух, который, видимо, окружал Светоча. И, правда, не будет же Арина вдыхать человеческую вонь? Такие, как она, жили в роскоши и неудобств себе не причиняли.