Страница 48 из 54
Узнав о случившемся, в дело немедленно вмешался сам герцог Бретонский, формальным вассалом которого продолжал оставаться Жиль де Ре, несмотря на всю свою известность. К маршалу примчался герцогский гонец и передал требование сюзерена немедленно освободить Жана ле Ферона. Требование герцога, очевидно, так уязвило гордого маршала, что он сделал вид, что не обратил на него никакого внимания.
Это небрежение к вассальной иерархии, свидетельствовавшее о совершенно неверной оценке маршалом складывавшейся ситуации, было его второй серьезной ошибкой.
Герцог Бретонский, узнав о том, что его требования нагло проигнорированы, вспылил еще сильнее, чем это совсем недавно сделал бывший маршал. Он не счел для себя за труд сесть в седло и с отрядом в двести человек пожаловать под стены Тиффожа.
В тот момент Жиля де Ре в замке не было, но едва он узнал о демарше своего сюзерена, как тут же распорядился освободить Жана ле Ферона и вернуть тому замок. Герцог Бретонский встретил под стенами Тифожа брата своего казначея и повелел довести до сведения Жиля де Ре, что ждет от него объяснений. После этого он развернул коней и полный внутреннего достоинства вернулся в свою резиденцию в Нанте.
Видимо, начиная с этого момента маршал начал понимать, в какую ситуацию он сам себя загнал. Он совсем не был уверен, стоит ли ему ехать к герцогу в Нант, ведь из такой поездки вполне можно было и не вернуться.
Как всегда в подобных ситуациях, Жиль де Ре вызвал к себе Прелатти и велел тому проконсультироваться с демоном: как быть? Прелатти сделал вид, что спросил у демона, и тот ему якобы ответил, что Жилю де Ре можно смело ехать к герцогу, там ему ничто не угрожает.
Маршал решил во всем положиться на прозорливость бесовского отродья и с присущей ему отвагой отправился во дворец своего сюзерена. Историческая встреча состоялась, и Жилю де Ре, как он полагал, удалось «выйти сухим из воды».
Жиль де Ре вернулся в Тифож окрыленным: домашний демон не обманул его! Благодушие, видимо, притупило бдительность прославленного полководца, во всяком случае, ряд последовавших событий он оценил совершенно неверно. А произошло следующее.
В конце августа 1440 года епископ Нантский Жан де Мальтруа в своей проповеди сообщил прихожанам, что ему стало известно о гнусных преступлениях маршала «против малолетних детей и подростков обоего пола». Епископ потребовал, чтобы все лица, располагающие информацией о таких преступлениях, сделали ему официальные заявления.
Многозначительные недомолвки и недвусмысленные намеки в проповеди епископа производили впечатление серьезности собранных им улик. На самом же деле, произнося свою проповедь, Жан де Мальтруа опирался всего лишь на одно-единственное заявление об исчезновении ребенка, которое было подано в его канцелярию супругами Эйсе аж за месяц до описываемых событий. При этом заявление супругов, записанное 29 июля 1440 года, никаких прямо изобличающих Жиля де Ре улик не содержало. В нем лишь приводились предположения о том, что их десятилетний сын исчез в районе замка Машекуль, принадлежавшего Жилю де Ре. Описываемые супругами события имели место в декабре 1439 года, то есть случились за семь месяцев до подачи ими заявления. Как видим, юридическая ценность такого рода документа была совершенно ничтожна. Собственно, епископ Нантский и сам это прекрасно понимал, потому-то он и продержал заявление супругов Эйсе безо всякого движения в течение месяца.
Но, как ни странно, сразу по окончании проповеди к секретарю епископа стали обращаться люди, которые были готовы свидетельствовать еще о нескольких случаях исчезновения в поместьях маршала мальчиков и девочек. После этого епископ проинформировал обо всем главу инквизиционного трибунала Бретани Жана Блуэна. Тот уже был наслышан и об алхимических изысканиях маршала, и бретонская инквизиция «любезно согласилась» расширить спектр инкриминируемых маршалу обвинений.
В течение нескольких дней на свет появился обвинительный акт, который суммировал в сорока семи пунктах сущность претензий к Жилю де Ре со стороны церкви. Среди главных обвинений фигурировали человеческое жертвоприношение домашнему демону, колдовство и использование колдовской символики, убийство невинных мальчиков и девочек, расчленение и сжигание их тел, а также выбрасывание их тел в ров (то есть непридание земле по христианскому обычаю), сексуальные извращения, оскорбление действием служителя католической церкви и т. п. Копии этих «сорока семи пунктов» были вручены герцогу Бретонскому Жану V и направлены генеральному инквизитору Франции Гийому Меричи.
Маршал был официально поставлен в известность о сущности выдвигаемых против него обвинений 13 сентября 1440 года. Ему было предложено явиться в епископальный суд и дать объяснения.
Заседание суда, которое должно было вынести заключение о правомерности обвинений, было назначено на 19 сентября 1440 года.
Жилю де Ре стоило бы насторожиться. Если обвинения в убийствах детей выглядели весьма невнятными и не представляли опасности, то вопрос о колдовских манипуляциях был отражен настолько подробно, что невольно наводил на мысль о существовании некоего источника информации из ближайшего окружения маршала. Кроме того, с начала сентября, то есть еще задолго до официального выдвижения обвинений, люди герцога Бретонского начали сносить межевые знаки на границах земель, принадлежавших маршалу, что красноречиво свидетельствовало о его пошатнувшемся положении.
В принципе можно было бежать в Париж и пасть в ноги Карла VII, но гордый полководец не сделал этого, остался в Тиффоже и заявил, что обязательно явится в суд в назначенный день. Рассуждал он так: если совсем недавно ему удалось успешно оправдаться в своих действиях перед герцогом Бретонским, то почему бы и теперь результату не быть таким же.
Однако отнюдь не все в это время тешили себя столь наивными иллюзиями. Двое слуг маршала, Бриквилль и Силлье, не дожидаясь результатов судебного разбирательства, пустились в бега.
Приехав в Нант, Жиль де Ре узнал очередную весьма неприятную для себя новость: герцог Бретонский санкционировал проведение собственного судебного разбирательства, параллельно с епископальным. Таким образом, получалось, что маршалу предстояло держать ответ перед двумя судебными инстанциями, действующими независимо друг от друга, причем светский суд начался даже раньше епископального (первое его заседание состоялось уже 17 сентября).
Одна неприятная новость повлекла за собой другую: на заседании светского суда стало известно о бегстве двух слуг маршала, и прокурор Бретани Гийом Копельон начал их розыск. Под этим понималась не только поимка бежавших слуг, но и допросы тех, кто остался.
Копельон с отрядом стражников заявился в Тиффож с длинным списком тех, кто должен был подвергнуться допросу. Сам факт существования подобного списка стал недвусмысленным свидетельством утечки информации из ближайшего окружения Жиля де Ре; кто-то явно доносил герцогу Бретонскому обо всем, что происходило в его хозяйстве.
Действия Копельона оказались весьма эффективны: он схватил основных маршальских колдунов, а вместе с ними — двух молодых телохранителей Жиля де Ре, неких Анри Гриара, двадцати шести лет, и Эть-енна Корийо, двадцати двух лет. Эти люди на протяжении последних лет находились рядом с маршалом и были отлично осведомлены о роде его занятий. Через некоторое время оказались пойманы и бежавшие слуги Бриквиль и Силье.
«Наезд» Копельона на Тифож был произведен в то время, когда маршала в замке не было. Он в это время находился в Нанте, готовясь к судебному заседанию 19 сентября. Самое удивительное заключалось в том, что заседание в то день так и не состоялось, а это значило, что старого вояку провели как мальчишку: его просто-напросто выманили из замка, чтобы прокурор имел возможность «похозяйничать» там вволю (пока Жиль де Ре находился в Нанте, его слуги начали давать против него показания).