Сепаратист

— Ну, Кера, тебе жертва, — криво ухмыльнулся я и закрутил ручку картечницы. Было бы наивно надеяться, что пострадает только чистый. Пулемет — это ведь не снайперская винтовка, он как раз и разработан против большого скопления людей. Однако первые пули летели прямо в чистого брата — я это чувствовал. Свет вильнул и погас — чистый брат сориентировался мгновенно, перенаправив заемную силу с атаки на защиту… Не поможет, точно не поможет. Я не видел — слишком далеко, но чувствовал: скоро барьер будет продавлен. Священник, конечно, чувствовал это еще лучше. И он нашел способ защититься.

На таком расстоянии, да еще и на ходу, далеко не все пули летят именно в священника. Достается и тем, кто находится возле помоста — если бы помост не возвышался над толпой, было бы намного хуже. Барьер готов был истощиться, когда чистый брат Перес шагнул с помоста, спрыгнул, и оказался скрыт телами людей. Каюсь, рука замерла. Я перестал стрелять, дико надеясь, что теперь нам хватит времени убраться. Напрасно — уже через две секунды прямо из толпы луч ударил снова. А я опять закрутил ручку.

Тяжелая пуля.30 калибра не слишком теряет в скорости, прошивая человека. Если люди стоят плотно, она останавливается только в третьей, или даже четвертой жертве. Чистый брат Перес поневоле облегчает мне работу — он бьет своей магией прямо из центра толпы, и люди расходятся в стороны, почувствовав ожог. Недалеко, потому что луч не расширяется. А вот у пулемета разлет на таком расстоянии уже вполне внушительный. «Любопытно, скольких гражданских я сегодня прикончу», — отстраненно думаю я, вращая ручку. Стараюсь бить как можно ровнее, но это самоуспокоение — я все равно уже запятнал себя убийством невинных гражданских. Световой штырь погас, когда я уже и не надеялся, что нам удастся убраться. К этому времени до спасительного перекрестка оставалось какие-то десятки футов, задний борт локомобиля был изъеден так, будто пролежал в морской воде несколько лет, только металл и дерево в местах среза были не ржавыми и гнилыми, сверкали чистотой. Нас чуть перекосило — одно из задних колес все-таки полностью разрушилось. Саму картечницу спас только густой пороховой дым — иначе, боюсь, нас заткнули бы гораздо раньше.

Устало усевшись на пол грузовика, я принялся подсчитывать время, в течение которого работал пулемет. Сам не понимаю, зачем — это было что-то сродни ковырянию в ране. Итак, пока я стрелял, локомобиль проехал около тысячи футов. При скорости тридцать миль в час, это примерно двадцать — двадцать пять секунд… с ума сойти, мне показалось гораздо дольше. И дальше все просто. Темп стрельбы пулемета — девятьсот выстрелов в минуту. Три сотни пуль, и каждая взяла свою жертву. Да не одну. Ради одной сволочи я прикончил минимум полтысячи человек. Они защищали своего мессию, никто не разбегался — наоборот, старались прикрыть своими телами. Это знание не отозвалось в голове никакими чувствами. Я просто отметил для себя этот факт — вот, получается, я готов и на такое. Любопытно только, я уже худшее зло, чем чистые, или пока нет?

Доменико не додумался повернуть на том перекрестке — так и продолжал ехать прямо, стремясь поскорее убраться из города. Да оно и к лучшему — как только священник оказался убит, горожане, бежавшие за грузовиком, потеряли интерес к преследованию — наоборот, они поспешили на площадь. Нас от нее отделяло где-то две тысячи футов. Слишком много, чтобы можно было различить подробности, но слышать тысячеголосый вой, поднявшийся позади, это не помешало.

Медленно оглянулся назад, готовясь увидеть ненавидящие взгляды подчиненных, но первой увидел Керу. Лицо богини горело хищным предвкушением и восторгом. Резко развернувшись, она застучала в окошко, отделяющее кузов от кабины.

— Останови! Быстро!

Локомобиль резко затормозил, и только потом послышался вопрошающий голос Доменико.

— Поворачивай назад, — ничего не объясняя велела девушка.

— Объясни, зачем? — потребовал я. — Сейчас они очухаются и разорвут нас.

— Не очухаются, — мотнула головой девушка. — Быстрее… господин… пожалуйста. Я объясню потом.

Впервые за все время знакомства Кера назвала меня господином — это отрезвило похлеще пощечины. Одурь и равнодушие, накатившие после массового убийства, отступили. Я подошел к окошку и попросил: — Доменико, пожалуйста, разверни машину, и поехали на площадь.

— Да сanis matrem tuam subagiget! — выругался кузен. — Гекатонхейры с тобой, только если нас прикончат — это будет на твоей совести.

Высекая искры задним, лишившимся покрышки колесом из брусчатки, локомобиль двигался обратно к площади. Остальные члены отряда все еще не пришли в себя — медленно ворочались на досках кузова, держась за головы. Кажется, последние события они пропустили, иначе нас явно попытались бы остановить — мы ведь едем прямо смерти в пасть. И мне, в целом, по барабану. Не то чтобы я вдруг решил покончить жизнь самоубийством — просто какая-то апатия накатила после содеянного.

Занятый собственными переживаниями, я не обратил внимания, как быстро стихли вой и проклятия. Кера вдруг прекратила подпрыгивать от нетерпения и на ходу выскочила из кузова. «Нужно все же узнать, что она задумала», — вяло подумал я, и выбрался следом.

Мы уже почти подъехали к площади, поэтому машина затормозила: приходилось объезжать тела горожан. Окинув взглядом пространство, я не сразу осознал увиденное — настолько это выглядело странно и дико. Все жители города лежали вповалку. Кто-то был уже мертв, другие все еще вяло шевелились. Среди мертвых и умирающих носилась Кера. Сначала она просто плясала среди горожан, все быстрее и быстрее, а потом за спиной ее раскрылись огромные черные крылья, и богиня с яростным смехом взметнулась в воздух, принялась носиться из стороны в сторону, то и дело взмахивая почерневшими руками, закручиваясь и пикируя, чтобы в следующий момент снова взмыть в воздух.

— Я определенно догадывался, что она необычная девушка, — раздалось справа. — Но такого даже предположить не мог. Брат, ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Спрашивай ее сам, — покосился я на кузена.

— Уж поверь мне, непременно спрошу, — криво ухмыльнулся Доменико. — Хотя твою версию как ты умудрился подчинить богиню беды я бы тоже хотел узнать. Не отпирайся, я давно заметил, что она безропотно выполняет твои приказы, хоть ты и не любишь этим злоупотреблять. Но сейчас меня больше интересует, почему все эти люди мертвы.

— Меня тоже заботит этот вопрос. Я убил многих. Но не всех. Не совсем понимаю, что с ними произошло.

— Их перестали питать силы их бога. А своих у них уже давно не осталось, — пока мы говорили, Кера прекратила свою безумную пляску и спустилась к нам. Крылья исчезли, руки тоже вернули свой нормальный цвет. Только глаза слегка бликовали алым, и то, если не приглядываться, то и не заметишь. — Их бог давал им силы в обмен на жертвы. Я сразу почувствовала, едва мы въехали.

— Почему не сказала?

Кера стрельнув глазами, быстро пробормотала:

— Не могла. Я закрывала нас от взгляда чистого. — И выругалась.

— Лжешь.

— Да, лгу! Я могла сказать. Но тогда все эти смертные умерли бы зря и достались чистому. Им уже недолго оставалось — еще несколько дней, и они все пошли бы на корм чистому. Может, взрастили бы собой еще одного иерарха. А так они дали мне столько силы! Я не забирала столько со времен битвы при Араузионе! Эти силы мне понадобятся, и тебе тоже.

— Больше никогда! — прошипел я, едва сдерживаясь от того, чтобы ударить ее. — Ты больше никогда не посмеешь подстроить что-то подобное, или я тебя изгоню, тварь! Вспомни, ты клялась подчиняться!

Кера вдруг оказалась очень близко оскалилась, вновь выросшие на руках когти впились мне в спину, до крови продавливая кожу. Боль ощущалась отстраненно, а вот злость — совсем нет. Я оскалился в ответ, и разом провалился в транс. Состояние лишь слегка отличалась от того, к чему я привык, оперируя своим даром. Я видел нить, связывающую две сущности, я хорошо понимал, как ее порвать. Знал, что это потребует серьезных усилий, но в то же время был уверен — справлюсь. Зарычав, я вцепился в эту связь, сам не знаю, каким образом — у меня просто нет органов, которые позволяют совершать действия с такими материями. Тем не менее, мне удалось — девушка повалилась на колени, изо рта и носа брызнула кровь.