Страница 23 из 25
Зато забор у кладбища новый, этакая изящная кованая ограда. А перед ней — молоденькие туи стражей вытянулись, между ними прополз пузыреплодник с алою листвой. Даже красиво. Только высаживали эту красоту спешно и силой делились щедро, подстегивая рост. Вот и приболел, что пузыреплодник, что туи.
Я покачала головой и коснулась алого листа.
Все не так и плохо, надо только чуть скорректировать.
— Теперь разрешения о переносе кладбищ визируются нашей службой, — Лют не торопил. Машину он оставил на новенькой стоянке. — Поэтому желающих… обойти разрешение немного.
Стоянка пуста.
А вот сторож в сторожке имеется. На нас глядит искоса, неодобрительно.
— Свободных мест нет, — буркнул он. — Кладбище закрыто.
— Не для посещений, — Лют коснулся ворот и хмыкнул. — Металл хороший, а вот на рунной вязи сэкономили, литьем делали, а не резьбой. Впрочем, тут и так сойдет.
Он втянул воздух.
Прикрыл глаза.
И я повторила.
— Комиссия, что ли? — сторож-таки выполз. Он был стар, трезв и, подозреваю, по этому поводу мрачен. — Ездят и ездят… никак не успокоятся…
— Пять лет должно пройти с момента последнего захоронения, после чего, собственно, и можно ставить вопрос о признании кладбища недействующим, — прокомментировал Лют. — И подавать прошение на вывод его из списка активных. Ну и дальше там…
— У меня тут мама, — говорю зачем-то.
И сторож как-то сразу успокаивается.
— Проводить? — спрашивает он. — В какой сектор?
А мне стыдно, потому что да, нужно провожать, сектор я помню, а вот номер… и дорогу тоже.
— Третий год уж как закрыли. Тоже комиссии ездили-ездили, — он не упрекает меня, этот человек, за то, что редко бываю. За то, что не приезжаю хотя бы пару раз в год, навести порядок. — То одни, то другие… там и наш градоначальник явился, собственною персоной. Мол, реорганизация… ага… хрен ему собачий, а не реорганизация. От батюшки-императора бумага пришла. Неможно кладбище трогать! И верно… придумали… мертвым покою никак…
Место я узнала.
А памятник новый, из белого камня. Мрамор? Натуральный? Искусственный? Мамино фото вот… только старое. На нем она такая… такая… наверное, меня моложе. И не узнать.
Или…
Я на нее похожа.
Но памятник новый. И еще оградка, тоже кованая, как та, что вокруг кладбища. А перед могилкой — лавочка. Рядом — розовый куст. Огромный такой, выше меня. Его тоже в прошлый раз не было.
Я толкнула калитку.
И…
И что сказать? Здравствуй, мама? Я пришла тебя навестить? Извини, что давно не заглядывала? И не знаю, кто все сделал тут… или знаю? Не лесные люди, нет. Им мертвые не интересны. А вот дядя Дмитрий, который Ласточкин, это… он?
Я коснулась куста.
Так и есть, маг-модифицированный. И сорт удачный. Только силой подпитать стоит, потому как ту, что была в удобрении, он почти вычерпал. Если уж иного ничего делать не надо, то ему помогу.
Я обернулась.
Лют о чем-то беседовал со сторожем, и тот явно проникся важностью разговора, вон, спину распрямил, плечи расправил и кивает так, серьезно. А еще руками разводит в стороны…
— Я буду заезжать. Наверное. Постараюсь. Извини, совсем не хочу… я почти ничего не помнила, а теперь вспоминать стала, но все больше ерунду какую-то.
Что еще?
Ничего.
И уходить вот так быстро неудобно. Это на побег похоже, но правда в том, что мне и хочется бежать, причем не возвращаться, но… я отступаю медленно.
И вернусь.
Обязательно.
Потому что… понятия не имею, почему, но знаю — так надо. Так правильно. А пока… пока мне нужно отыскать могилу еще одного человека, которого я совершенно не помню, но если бы не она, жизнь моя сложилась бы иначе.
И меня нисколько не удивляет, что могила эта столь же ухожена. И памятник, пусть без фото, но из того же белого камня, то ли мрамора, то ли имитации его, главное, добротный. Здесь тоже розовый куст растет, с которым я делюсь силой.
Все?
— Наверное, надо оставить сторожу денег, — я обнимаю себя. — Чтобы приглядывал.
— Уже. Ему платят.
Кто?
Хотя… кто еще.
— Дядя?
Лют кивает и предлагает:
— Едем? Ты ведь еще хотела в больницу.
Да. И заглядываю. Правда, того самого врача, который маму лечил, нет, да и больница давно уже переменилась, преобразилась. Стала чище вот, светлее, только запах остался прежним, больничным и горестным. И тут, наверное, я совсем бы потерялась, если бы не Лют.
Он как-то сразу нашел с кем говорить.
О чем говорить.
Я так… просто стояла. Смотрела. Пыталась вспомнить что-то помимо этих вот длинных коридоров. Тоже странно все. Ремонт ведь. И краска новая. И плитка тоже новая. Картины на стенах. И даже огромный аквариум имеется, с рыбками. А все равно проступает сквозь это вот, новое, серая тоскливая пустота. Когда-то коридор казался мне бесконечным…
— В общем, нам предоставят список того, что нужно, — Лют снова вывел меня из этих вот унылых размышлений, — а ты посмотришь, выберешь чего. Можно, конечно, и деньгами. У них есть благотворительный счет. Отчетность здесь довольно строгая, растащить не должны. Сама решай.
Не могу.
Не хочу ничего решать. Я просто… просто хочу уже уехать. Я устала от этого прошлого, которое полезла копать, сама не понимаю, зачем.
Из-за смутной надежды… на что?
На то, что в своем прошлом найду подсказку на то, что мне делать в настоящем?
— Ясно, — Лют все понял по моему взгляду, а потому быстро распрощался с женщиной, его сопровождавшей, и подтолкнул в спину. — Идем. Найдем, где поесть, а там уже и поговорим.
— И чай? — вопрос мой прозвучал жалко, и вряд ли он понял, что я хотела пошутить.
Пыталась.
— Куда без чая? С чаем все станет легче… если тебе сложно, я могу заняться этим вопросом.
— Нет.
Потому что есть вещи, которые я должна сделать сама. Да, если попрошу, Лют переведет деньги на счет больницы. Или разберется с этим вот списком, прикупив что-то донельзя нужное. Или оплатит ремонт там… не знаю, что можно еще оплатить. Но это будет он.
А я…
Я ведь взрослая. И самостоятельная. Во всяком случае, хотелось бы думать, что взрослая и самостоятельная. И справиться способна с такой вот малостью.
Надо будет все-таки дяде позвонить.
Спасибо сказать, что он за могилами приглядывает… и нет, желания общаться тесно у меня не возникло. Ни с ним, ни с Мёдб, хотя, подозреваю, что она как раз-то на мое желание плевать хотела. Ну да ничего, буду надеяться, что я все-таки больше человек, а потому не особо её заинтересую.