Страница 19 из 25
Глава 7
Глава 7
— Вороны рассказали… вороны — мудрые птицы. Но характер у них скверный. Не хотят служить. Приходится договариваться, обещать… но тогда меня нашли вороны. И сказали, что он лежит у старого дуба. Я и сама ощутила, что оборвалась нить, что кто-то ушел. Нас мало. И все мы — дети Дану, слышим друг друга… и тогда горе мое было велико.
Я представляю.
Или… нет, не представляю.
Боюсь даже представить. И не хочу. Потому что… потому что плакать здесь — не время. Не место.
— Но первыми его нашли люди. Они и принесли тело в дом моей подруги. А она позвала того человека, который служит хозяину всех земель людских и носит знак его.
Участкового, надо полагать.
— Он сказал, что моего внука застрелили охотники. В лесу… здесь много охотников было.
Белые пальцы сжимаются в кулак.
И раскрываются.
— В его груди зияли раны. Такие бывают от вашего оружия. Если стрелять в упор…
— Вы не обращались в… — начал было Лют.
Но Мёдб взмахнула когтистой рукой, обрывая слова.
— Это не вернуло бы нам сына. Заяви мы протест, началось бы дознание. Император вынужден был бы прислать сюда своих людей. Они бы стали задавать вопросы… зачем? Мы и так знали, кто это сделал.
В её глазах сгустилась ненависть.
— Тот человек, в крови которого горела та же сила, что и у твоей матери. Тот человек, который приходил к дому нашей подруги и проклинал её. И не только её. Тот человек, чья ненависть была сильнее разума. Он как-то сумел дотянуться до моего внука. Я много думала о том. Мой мальчик был силен и ловок. И никто из людей не одолел бы его в равном бою. Нет… его позвали. Куда-то… зачем-то… а он отправился на встречу. Ему пообещали мир? Пожалуй. И прощение. И признание родом его жены. Нам сложно жить одним. Это вы, люди, можете спрятаться от других и не тяготиться одиночеством.
А вполне себе версия.
И вправду.
Если мой дед сыграл кающегося старика… он, наверное, был не совсем в своем уме, если решился на подобное. Но… он ведь утратил власть. И мечту его разрушили, о поселении староверов, которым бы он мудро управлял. Сперва дочь ускользнула из-под власти, связавшись с тем, кого старик полагал тварями, лишь смерти заслуживавшими. Потом и сын, надежда рода, сбежал.
Жена…
Она давно была сломлена и не тяготилась тем. Младший сын? Ему он наверняка тоже не верил. И искал виноватых. А кого винить, если не нелюдь?
Вот и…
Придумал, что хочет помириться с дочкой. Позвал на разговор, а там…
— Вы ведь сильнее человека. И быстрее, — Лют не спрашивал, утверждал. И Мёдб согласилась:
— Верно. А потому это был подлый удар. Он использовал нечто… нечто такое, что досталось ему в наследство вместе с силой. Нечто, вобравшее в себя его ярость. Нечто, что принадлежало вашему, человеческому Богу. И потому было опасно для моего мальчика.
Мы с Лютобором переглянулись.
Ответ?
Или новый вопрос. Надо… надо обдумать будет. Потом. Позже.
— А когда тот упал, сраженный, его и застрелили.
Мёдб провела пальцами по лицу.
— Я забрала его тело. И унесла к корням Священного древа, там ему место. Я позволила этой девочке идти рядом, ибо её печаль была подобна свету умирающей звезды. И никто-то, даже мой сын, не посмел сказать, что не имеет она права ступить под сень дуба. Она подарила свои слезы. И ушла бы следом, как велит обычай, но…
Ей не позволили.
К счастью.
Наверное.
Мысли путаные. Бестолковые мысли.
— Она носила дитя, — сказала Мёдб. — А потому мой сын велел ей возвращаться. Она же не посмела ослушаться, хотя… после все же ослушалась, приходила к Священному древу.
— Как?
— Вот и сын, когда узнал, был удивлен, ведь тропа откроется не каждому. А раз так, то не в его власти и праве запрещать. Она и тебя приносила. Не помнишь?
— Нет, — отвечаю честно. И хмурюсь, но и вправду не помню, хотя такое забыть бы сложно.
— Вы мстили? — Люта интересовало совсем другое.
— Сперва мой сын желал мести. Он готов был взять жизнь того, кого полагал виноватым. И многие иные жизни. И я не стала бы противиться. Более того, я первой позвала бы ветра, чтобы принесли они летний жар и зимнюю стужу к дверям ваших домов. Но в лес пришел человек из числа чужаков. Он был стар, но крепок телом и силен духом. А еще смел, если решился ступить на наши земли. Человек этот поклонился и сказал, что признает вину. Но не только. Он знал старый Закон. И просил взять его жизнь платой за жизнь моего внука. Кровь за кровь. Вина за вину.
И это не был мой дед.
— Как его звали?
— Звали? Да… Никифор. Он был старшим над чужими людьми. И был в ответе за людей. А потому мой сын не имел права отказать. Это была хорошая цена.
Все-таки я поспешила, решив, что мы похожи. В чем-то — несомненно. Но вот… взять жизнь человека, по сути ко всему этому непричастного?
— Остальные ушли. Пускай.
— А пчелы? — уточнил Лют. — Скот там. Земля, которая перестала урожай давать?
— Мы не вредили людям, — в глазах Мёдб блеснуло зеленое пламя. — Но это не значит, что мы должны были им помогать. Люди… вы живете быстро. И память у вас, как ваша жизнь. Вы привыкаете к переменам легко, сперва противясь, затем принимая как должное. Иногда это хорошо… в моем сердце еще живут песни Туманного берега. И боль сильна. И у моего сына. И у прочих, кто однажды оставил ту землю, но не память о ней.
Она прижала руки к груди. И я поняла, что она не лжет.
— А вы… когда-то мы пытались измениться. Стать добрыми соседями. Показать, что от детей Дану может быть польза. Мы давали силу земле. Земля давала хлеб. А люди делились им с нами. Сначала они помнили, что до нашего появления земли эти были пусты. И благодарность жила в сердцах их.
— Но не долго, — завершил Лют.
— Именно. Мы просто забрали свое. В конце концов, сейчас есть службы доставки, которые привезут и хлеб, и молоко… и как вы там говорите? Черта лысого.
— Это да…
— А вороны? — не удержалась я, зацепившись вдруг за малость. — Моя… та женщина, которая мать моей матери…
Вот не поворачивается язык назвать её бабушкой.
— Она воронов видела. И до сих пор их видит.
— Иногда мы прилетали. Посмотреть, как они живут.
И вряд ли ограничивались только наблюдением. О нет, они не делали ничего такого, что нарушало бы закон. Но… в законе не сказано, что птицам запрещено пугать людей.
А напугать они старались.
И старуха сошла с ума.