Страница 4 из 14
«Плеть?! Кожаная кошка!» – резко задвинула ящик и, роняя букет, попятилась к кровати. Простодушный юноша забеспокоился:
– Камилла? Тебе нехорошо? – Неискушенный вид собеседника снимал с него все подозрения. Улыбнулась озадаченному юноше только уголками губ:
– Все в порядке. Максим? Так, вы не против «Макушки»?
Собеседник зарделся, но ответить не успел. Дверь бесшумно растворилась. В проеме вырос напряженный бледный незнакомец. Взгляд на силуэт, и я оказалась в дальнем углу за необъятной кроватью:
– Марк? Ты говорил – мы в безопасности? Кто это? Он мне не нравится. – Сердце тревожно забилось. Не усугубляя моего неловкого положения, брюнет гигантскими шагами обходил ковер-монстр и отвечал из коридора:
– Что ты, Камилла! Это же Люк. Твой Люк.
Растерянность мгновенно испарилась. Сиамская кошка встала на дыбы:
– Этот?! – Реакция на типа с голодным взглядом была непримиримой оппозицией на интуитивном уровне. Броня. Минутное противостояние, и я устало усмехнулась в хищные глаза с разгорающимся неоновым свечением. – Нет, это не Люк. Это – Люцифер, Навуходоносор, преподобный Легион… Как вы предпочитаете, господин Гордон? Или без личностей? Просто, серийный убийца?
Безмолвный визави сгруппировался, словно держал удар на ринге:
– Откуда ты пришла на этот раз, Любовь моя? – Рухнул на колени. Неуловимое движение. Его куртка оказалась на полу. Футболка просочилась сквозь пространство. По атлетической груди отвратительными взбухшими проточинами расползался нечеловеческий пятипалый след когтей. – Верни меня, родная…
Еле выговорила:
– У-убирайся, – вгорячах схватила с кровати покрывало. Рукав туники задрался и оголил гематому на внутренней стороне локтя. Ужаснулась. – Плеть! Ты бил меня?!
– Никогда! – съежился и пояснил упавшим голосом. – Это твоя плетка.
– Что-о? Я – садистка?! Господи! Что ты со мной сделал?
– Нет-нет! Плеть принадлежит тебе. Но ты… Ты никогда ею не пользовалась. – Я попала в Зазеркалье, а обделенный крепкой лаской стенал. – Вспомни меня!
Он вцепился в поседевшие виски. В сознании, словно на экране монитора, появилось всплывающее окно: «Сохранить прошлую сессию?» Отвечая: «Ок», – я боролась с дурными подозрениями: «Сколько раз меня вот так перезагружали?»
Вдох…
По босым ногам уже гулял ледяной сквозняк. Огляделась. Продуваемый темный коридор. Стремительно коченея, пошла за тихим удаляющимся голосом:
– Может, тебе еще и видео скинуть, чем мы занимаемся? Она моя! Любовница. Жена. Мечта. У моей идеальной женщины есть только один недостаток… Да, я! Блядь… Я! Думаешь, я позволю повториться вашей скандальной румбе?! – Я узнала этот циничный баритон. Внутри разразился шторм. Осознавая всю безвыходность ославленного положения, медленно сползла по стене. – Отступи как мужчина. Или привычки, Филя, беспокоят? – Гордон остановился у кабинета, облокотился о косяк и, привычно постукивая рукояткой плети о бедро, угрожающе оскалился. – Мой тебе совет, вали отсюда и не свети своей роскошной задницей, чтобы не привлечь внимание прежних теневых клиентов. Обернись. Молоко для сына убегает. Намек понял? Береги своего дружка. Уж очень он непоседливый.
Усмехающийся диктатор зашел в кабинет, дверь не закрыл. Я пыталась совладать с путающимися мыслями, а Гордон отвечал на другой звонок. По громкой связи:
– Где моя дочь?
– Она устала. Спит.
– Если бы ребята не подтвердили, что она уехала с тобой… – Тон Брига поднялся на октаву выше. Гордон перебил:
– Она поехала сама. По доброй воле.
– Только из-за Максима мы сняли запрет на приближение. Иначе ты бы уже был заключен под стражу и звонил своему адвокату.
– Все это ошибка.
– Это ты – ее ошибка, – отец сделал акцент. Но лжец играл ва-банк:
– Мы вместе. – «Чистый блеф», – тон Гордона не менялся. Отец откашлялся:
– Вы поговорили? – Слушая недоверчивого отца, я пробиралась на ощупь по стене. Приоткрытая дверь. Светодиодная настольная лампа на струбцине для малой хирургии. В холодном световом пятне – фрагмент кожаного кресла и широкого письменного стола. Аптечка, разорванная пачка стерильных салфеток, антисептики, шприцы, раскрытый малый медицинский набор оперативных инструментов, многочисленные ампулы. В нос ударил запах спирта. Гордон сидел спиной к приоткрытой двери и, сноровисто орудуя инструментами, отчитывался:
– Я ничего не знал. Поступил преступно. Я страшно виноват, но не могу к ней даже подступиться. А она глушит обиду цейтнотом и убивает себя. Ее активная деятельность и колоссальная физическая нагрузка только усугубляют ситуацию. Ей нужна восстановительная терапия…
Отец резко парировал:
– В январе она проходила обследование в Европе, ей назначен курс. Ее состояние наблюдают реабилитологи. Доктор Принц – нейрохирург. Зорин – ее нейропсихолог, помогает Камилле избавиться от тревожности, восстановить контроль эмоций. Именно благодаря его консультациям мы избегаем сложностей в коммуникациях с ней. Ребята работают в команде, исходя из ее состояния и составленного курса реабилитации. Гордон, все под контролем.
– Только не моим. Поэтому железная леди игнорирует все предписания врачей и живет одним днем, держась за счет упрямства и силы воли. Сама она не согласится, но если вы разрешите, я заберу, вылечу ее. Отдых, сон, щадящий распорядок дня, полноценное питание, смена обстановки…
– Проконсультируйся с ее лечащим врачом. Если Джорж сочтет допустимым твое участие и разрешит… – Бриг красноречиво не закончил фразу. Гордон скинул в ванночку пинцет, зажал виски свободной рукой. Секундная заминка. Его передернуло, но он подавил гнев по поводу упущенной позиции бессменного консультанта и смиренно согласился:
– Конечно. Мы на связи. Только с его позволения. – Маска Пьеро слетела, он раздраженно швырнул плеть в угол кабинета. Но глухой бас отца изумил:
– Мы подумаем об этом.
«Стоило появиться скользкой лживой анаконде, и я снова вещь?! Бесправная вещь в руках психопата и обманутых им родителей… – давясь беззвучными рыданиями, я понимала, что у любого предательства есть основание. – Нет, я не жертва. Не позволю себя ломать. Бежать!» Слезы лили по щекам, глаза тянуло, в чугунном черепе готовилась к рождению сверхновая…
– Я вымаливаю у нее прощение. – Голос блестящего афериста правдоподобно дрожал, а я задыхалась от ужаса: «Да ты мне ненавистен! Обнадежил моего несчастного отца. Чудовище! Умру, но не стану твоей собственностью!» – Позвольте о ней заботиться. Она моя, единственная…
– Методом перебора что ли определил? Разочаровался в своих любовницах?
Гордон проглотил злую усмешку отца и выпалил:
– Позвольте забрать ее, как любимую жену.
– Если справишься – номинально у тебя есть наше согласие. – Слова отца доносились сквозь нарастающий звон в ушах. Я старалась не хлюпать носом: «Ну как же так? Как они все ему простили?» – Дерзай. Сегодня ты вернул мне сердце. И я хочу уже не одного сына, а двоих.
«Вот и причина. Я не в счет», – преданная, проданная, как рабыня на невольничьем рынке, я боролась за каждый вздох. Скрывая растроганность, отец прочищал горло и скупо выражал общую признательность от лица семейства. Где-то фоном звучала музыка, смеялся Джорж, ему подвывала Лика, Артем возился со щенками, щебетала мама: «Макушка, как ты относишься к средиземноморской кухне? Тогда к ужину наше семейное блюдо. Каре ягненка в фундуке. Ты мой мальчик… Глеб! Макушка любит готовить. Мои мужчины, собираемся на кухне…». Бриг скомкал прощание и отключился.
Воздух кончался: «Какая сложная многоходовка, господин Гордон. Нашел замену мне, даже Марку! А следующий шаг? Убедить всех, что я сумасшедшая? Придумает мне психическую травму, которая не совместима с социальной активностью, и закроет в психушке?»
Гордон потерял третий шприц и, выругавшись, сдавленно застонал. Еще недавно уверенные, крепкие руки било высокочастотным тремором. Зашить себя самостоятельно ему не удавалось. Мое паническое расстройство отступило на второй план. Взгляд вместо окровавленных тампонов, хирургических инструментов и использованных шприцев, разбросанных по рабочему столу, перетек выше.