Рапух

Цао-Цао, Великий Отец наш, гора в новолуние!

Свой талант я на битву за пост твой потратить должен!

Как стрела – легка и стремительна мысль в свободе;

Столь же каменны мысли те, коль в неволе держишь.

Я прошу – не ломай стрелы оперения пестрого!

Цао-Чжи, твой последний сын, не желает битвы!

Мне петух мой уж петь устал о врагах поэмы!

Старший сын твой возьмет твой меч и продолжит дело!

Воин скручивает написанное в трубочку, связывает, с поклоном вручает петуху. Тот, кланяясь в ответ, принимает свиток. Взмах огромных крыльев – и петуха в хижине уже нет…

Глава 3

Рассвет принес грозу. Наверное, последнюю в этом году, и от того злую и обиженную на кого-то. Яркие вертикальные всполохи расчерчивали небо на какие-то отдельные полосы яви. Дождь, подкрашенный то желтым, то красным, вместе с ветром вытанцовывал на огороде немыслимые фортеля. Яблони решили срочно избавиться от плодов и закидали ими пробившиеся было осенний укроп и петрушку.

Я забралась с головой под одеяло и попыталась вообразить, что все это мне снится. Но не вышло. Собака лаяла и скулила так, что мне пришлось встать и напоить ее валерьянкой.

Как заключительный аккорд – протекла моя многострадальная крыша… На кухне, рядом с котлом, заняло почётное место жёлтое пластиковое ведро. Посредством звучно плюхавшихся в него капель природа который раз доказывала свое над нами превосходство. Часам к десяти ветер немного поутих, и я полезла на чердак искать течь. Буря расшатала пару листов шифера и сдвинула их с места. Не меньше часа ушло у меня на ликвидацию последствий.

А после обеда я собрала упавшие яблоки в предбанник и до вечера выжимала из них сок. Старенькая соковыжималка урчала и плевалась, устав от моих стараний, но я не сдавалась. Не пропадать же добру…

Вечером, побаловав себя полноценным ужином, я взяла Рапуха и пошла гулять с собакой. Надо было проветрить мозги от всей этой домохозяйственной карусели. Ну не люблю я чувствовать себя разнорабочей на своем участке. Я, конечно, все это сделаю. Причем, как говорится, «я и лошадь, я и бык», но не люблю…

«Угораздило ее разразиться именно сегодня!» – раздалось в моей голове, едва я вышла за калитку.

– Кого? – не поняла я.

«Да тучу ж эту! Карвот ее замотай!» – раздражение внереала было настолько жгучим, что уши мои вспыхнули.

– Карвот? Кто это? – об этом имени я слышала впервые.

«А, долго объяснять! Лучше присню как-нибудь», – пообещал Рапух.

– Договорились. А то каждый раз вываливаются все новые и новые подробности. И я начинаю понимать, что практически ничего о тебе не знаю.

«Да. Знаешь ты только перо от целого гуся!»

Я сочла прогулку подходящим временем, чтобы разузнать о своём госте побольше.

– А как ты появился?

«Меня выдумал отец, Кру. Отделил от себя частичку, назвал сыном. Пока я был пушинкой, он носил меня с собой, а когда я стал сочинять свои сны, оставил на берегу Голубого озера».

– Это он дал тебе такое имя?

«Нет. Я сам выдумал его. «Ра» – это бог солнца, а «пух» – это то, чем я тогда, собственно и был. Получается – «Солнечный пух». Красиво, правда?»

– Очень. А потом прилетели гуси? – попыталась додумать я.

«Опять не угадала. Отец, когда улетал, оставил мне немного силы. Я сам выдумал себе гуся. Только создав свою птицу внереал становится взрослым и самостоятельным. Если бы у меня это не получилось, то я б остался просто пушинкой и истлел там, на берегу. Вместе с водорослями и прошлогодней травой».

Я продолжила свои расспросы:

– Получается, у вас только мальчики?

«Не очеловечивай нас, пожалуйста! Мы – не люди! – внезапно построжел мой гость. – У нас нет понятий «мальчики – девочки». Каждый выдумывает себе сам имя, птицу, и ищет людей, которым может рассказывать свои сны. Если все сходится, внереал может прожить с человеком всю его жизнь».

– И только с одним? – спросила я.

«Мы живем гораздо дольше вас. Одно плохо – внереал, когда у него кончается свет, становится просто обычным пером. Свет – это сила. Но если внереалу некому поведать сны, он слабеет. Еще бывает, что человеку некогда рассказывать наши сны, ну или просто лень. Тогда внереалу приходится искать кого-то другого».

Я обрадовалась:

– То есть, если я буду стараться, ты останешься со мной навсегда?

«Мы не слуги людям, Ганна! – охладил мой пыл Рапух. – Если я найду кого-то, умеющего рассказывать сны лучше, и он откликнется, я имею право сменить человека. Или же просто захочется полетать…»

– Получается, что все держится на личных пристрастиях? – разочарованно протянула я.

Рапух не стал меня обнадеживать.

«Можно сказать и так», – услышала я в ответ.

– Рапух, а зачем тебе так нужна эта пещера? Что там?

Внереал не ответил. Я поняла, что на сегодня разговор закончился. Пристегнула уже набегавшуюся вволю собаку на поводок и повернула к дому.

Предзакатные сумерки. Пыльная дорога. За ближайшим саманным домом видны барханы. Бедно одетый старик ведет в поводу ослика. Видно, что они оба очень измождены. Откуда-то из кустов взлетает на крышу стоящего у дороги питейного заведения шикарный зеленый фазан. Тут же два толстосума, едущие мимо, вдруг решают выпить и останавливают коней.

Средняя Азия. Старенький ослик. Жара.

В узком арыке, купаясь, визжит детвора.

Рядом корчма у дороги. В ней – два богача.

Смотрят на ослика и старика, бормоча:

– Да… И за что только любит таких вот народ?

Он же живет одним днем! Только песни поет!

– Этот несчастный осел – его дом и добро…

Да еще носит на шее фазанье перо…

– Эй, ты подай-ка, корчмарь, ему хлеб и вина!

Да позови старика. (Как же бедность страшна…)

Может, уже подойдет он, поклонится нам?

Эй, расскажи-ка нам притчу, Ата Хайям…

Третья пещера заставила нас с Рапухом спускаться с немыслимой верхотуры, прыгая по-козлиному по не вызывающим никакого доверия уступам. Хорошо еще, что кто-то удосужился привязать за ютящиеся на них кривенькие ракиты веревку. Иначе бы я просто не смогла осуществить наполеоновские планы внереала.

Как только я ступила на камень, изображающий из себя порог, Рапух начал пританцовывать у меня за ухом.

«Я чувствую! Да! Идем, Ганя, идем уже, ну чего тянешь…»

Несмотря на все попытки внереала продинамить мою, выработавшуюся уже, методику, я достала из рюкзака шпульку капрона и, как всегда, прикрепила конец у входа за ветку.

На этот раз, чтоб не бегать за пером, я привязала его за ость ниткой к петле куртки. Так и мне было спокойно, что его не сдует ветром, и Рапуху не нужно сидеть в душном и тесном кармане.

Коридор то сужался, то расширялся. Иногда потолок уходил настолько высоко, что терялся из виду. Мы шли уже минут двадцать. Мне даже пришлось достать вторую шпульку и привязать нить к концу первой. Через пару минут впереди послышался плеск воды.

– Рапух, что там с твоими снами? Может вернемся, пока не утонули? – с опаской осведомилась я.

«Не останавливайся, пожалуйста, еще немного и мы придем!» – уверенно ответил мой внереал.

И правда, метров через семь мы вывалились в пещеру. Ну, вывалилась-то, конечно, я…

Дно пещеры было покатым и, если бы не торчащая из пола у нашего выхода каменная плита, я б укатилась в неведомые «тартарары».

За плитой, с правой стороны от входа, меж камней журчала вода. Она устремлялась к противоположной стороне по некоему подобию желоба, исчезая где-то между глыб, составляющих эту стену.

Рапух завибрировал и засветился.