Рапух

И бился, пойманный разлапистой ольхой,

Пытаясь выбраться, и обрести покой.

Змей наклонял ко мне бумажное лицо,

Прося распутать цепких лап ольхи кольцо,

И отпустить его на волю, к небесам.

Бегу я к дереву, но змей взлетает сам.

Вот он уменьшился, и вот уж нет его.

И словно не было. Ни змея, ничего…

До второй, намеченной нами, пещеры ехать на «газели» нужно было почти полчаса. Потом идти до старой турбазы «Красный Октябрь» и вдоль берега возвращаться к скалам. Прямо от остановки в нужном нам направлении шла заросшая травой, но довольно хорошо сохранившаяся колея. Это значительно облегчило наши поиски. Уже через полчаса я стояла у покореженных временем и людьми, распахнутых настежь ворот.

От турбазы практически ничего уже не осталось. Только ржавые трубы от пляжных грибов торчали местами на берегу. Да кирпичный остов здания начальника турбазы еще кое-где светлел остатками побелки. Спустившись к реке, я повернула в сторону Александровского моста. Вид отсюда на него был неплох. Жаль, далековато только.

«Мне он тоже всегда нравился. А как шикарен он с высоты птичьего полета! Особенно весной, когда лед уже сойдет. Волга такая широченная – прям море! Он тогда выглядит как ажурный поясок на тонкой девичьей талии!» – восторженно поддакнул моим мыслям Рапух.

– Ну что за манеры – влазить в чужую голову! – возмутилась я.

«Прости, я не нарочно, ты слишком отчетливо думаешь…» – тон внереала осел, словно я застала его за подглядыванием в щёлку.

Поняв, что он действительно не виноват, я успокоилась.

– Ладно, пошли.

Сверившись ещё раз с картой, я убедилась в верности выбранного нами направления. Пещера носила статус известной практически всем, а потому, в отличии от первой, нашли мы ее достаточно быстро. Вход представлял собой довольно широкий, но неглубокий колодец, в который для удобства спуска было опущено высохшее дерево вершиной вверх. По остаткам веток, как по ступеням лестницы, я слезла на каменное дно. Два ответвления колодца вели в противоположные стороны.

– Куда пойдём сначала? – спросила я.

«Посвети фонариком, может увидим что?» – нерешительно сказал мой напарник.

Я поняла, что решать мне. А потому, привязав к дереву капроновую «нить Ариадны», полезла в правое ответвление.

Оно уходило вперед всего метров на пятнадцать и заканчивалось вполне обжитым подземным «бунгало». О его бурном летнем прошлом без обиняков заявляли пустые винные бутылки, остатки костра, и даже какое-то подобие лежака.

«Не то».

Вернувшись, я шагнула влево. Сначала ход был вполне проходимым. Но метров через десять он сузился и уменьшился до таких размеров, что мне пришлось встать на четвереньки.

– Рапух, ты ничего не чуешь, может зря я тут корячусь? – задала я вопрос своему «проводнику». Но дождалась только извинений.

«Прости, смогу сказать только на месте. Здесь ничего не понятно. Слишком мало места. Все сны как коврик в трубочку скручиваются…»

– Даже рук у тебя нет. Хоть бы фонарик подержал!

Рапух только вздохнул.

Стены и пол постепенно ослизли. Под руки постоянно попадались какие-то то-ли слизняки, то-ли водоросли. Рюкзак цеплялся за корни, торчащие то тут, то там, и постоянно съезжал.

Наконец, когда я уже хотела поворачивать назад, потолок резко ушел вверх, и в глаза мне ударил солнечный свет. Я поняла, что в одну из прошлых вёсен боковую стену пещеры подмыло паводком, и она утянула за собой потолок. Пещера просто перестала существовать как пещера, а стала ничем иным, как другим выходом.

С верхнего края разлома, на меня удивленно таращилась здоровенная чайка.

– Вот так дела… – разочарованно протянула я.

«Да… А я все гадал, почему вижу свет».

Обидно было лезть обратно тем же путем, но другого варианта не было. Разлом висел метрах в пяти над водой, а вокруг были только каменные стены, заканчивавшиеся где-то далеко наверху.

Дома я решила освежить в памяти координаты следующей пещеры. Рапух щепетильно следил за моими пальцами, набирающими на клавиатуре нужные буквы.

«А ты уверена, что посмотрела все подходящие варианты? А вдруг наша – именно та, которую ты пропустила? Что мне тогда делать?»

– Рапух, ну что ты паникуешь? Мы проверили только два пункта из пяти вероятных!

Внереал тихонько заныл. От этого виски мои заломило, словно от звука старинной бормашины.

– Прекрати! – шлёпнула я по столу рукой. – Если ты собираешься мне каждый день (да и ночь, что уж тут) выносить мозг, я лучше верну тебя туда, откуда взяла!

«Ну и пожалуйста! Думаешь, ты одна такая стихоплетчица? Да у меня в запасе еще четыре!»

Внереал взмыл до потолка и гордо отвернулся. В голове у меня раздалась мелодия какого-то марша.

– И почему же тогда ты выбрал меня? Почему? Ну? – упорно настаивала я на ответе.

Рапух затих.

– Что молчишь? Завтра же с утра поеду, и отвезу твое гусиное величество! Ни забот, ни хлопот не будет!

Внереал тихо прошептал какую-то кракозябру. Ругался по своему – как пить дать… Потом медленно опустился ко мне на плечо.

«Ну почему нам дано выдумывать, а соврать – язык не поворачивается… Не нужно меня никуда везти… Ганна, ты единственная из пяти подходящих мне людей сама подобрала перо… – Рапух обреченно вздохнул. – Ну заведено так у внереалов! Я позвал. На мои сны о Голубом озере откликнулось пятеро. Все они, как и ты, были на озере и видели гуся. А вот перо подобрала только ты…»

Мне стало любопытно.

– И что же, каждый, кто подбирает где-то перо птицы, становится писателем или поэтом?

«Нет. Только если он взял в руки внереала, когда тот позвал его. Чаще люди берут в руки просто перья».

– Ну слава Богу, а то уж я думала, что мои куры утыканы внереалами! – я даже хихикнула, представив это.

«Не смешно! – возмутился Рапух. – Куры – это просто куры! Хотя… Когда-то они летали! Вот тогда с ними и можно было встретить моего дядю!»

– Твой дядя придумал курицу? – удивилась я.

«Вообще-то – дикого рыжего петуха с красивейшим хвостом и шикарными шпорами! Дядя летал с ним, и сражался вместе со своим человеком! О! Это были те еще сны!» – внереал даже зажмурился от восторга.

– Здорово! Расскажешь?

«Не сейчас. Да и отвлеклись мы с тобой. Давай о пещерах».

– Рапух, я не геолог конечно, но ты уверен, что за все это время пещера не… Ну там, смещение пластов, вода, землетрясения, и всякая подобная лабуда…

Внереал помолчал. «Нет. Я чувствую. Она есть. Причем, где-то близко».

– Может, сам посмотришь, что люди в интернете пишут?

Я развернула экран ноутбука в сторону Рапуха.

«Увольте меня от этого! – поднялся к потолку внереал. – Я эти ваши « комменты» и «репосты» на дух не переношу! Давай лучше завтра поедем и посмотрим третью пещеру. Ага?»

– Утро вечера мудренее. Слушай, мне что-то на ум пришла сказка о золотом петушке… Не про дядиного петуха там речь? – попробовала я переключить Рапуха на другую тему.

«Ну это только отголоски, легенды. Эхо снов, как у нас говорится…»

Ответив, по его мнению, на вопрос, внереал тут же вернулся к своим «баранам».

«А если интересно, посмотри в своей электронной коробке – сколько в человеческих историях упоминаний о птицах? Сотни, тысячи, а, может, гораздо больше! То-то же! Люди всегда были благодарны своим внереалам! А мне вот тут тебя уговаривать приходится…»

– Ты хочешь сказать, что я неблагодарная, да? Мотаюсь, как какой-то умалишенный диггер по пещерам всяким! – возмутилась я.

«Все, все, все… – заюлил внереал, снова опускаясь мне на плечо. – Завтра идем?»

– До завтра дожить надо.

Горы, поросшие низенькими кривыми деревцами. В хижине, сложенной из сланцевых плашек, сидит прямо на полу одетый в черные ратные доспехи воин. Видно, что он обессилен. Рогатый шлем и кожаные наплечья боевых доспехов расцарапаны чем-то острым. Он достает из ножен меч и прячет его в глубине расщелины, почти не заметной у основания стены. На землю с воткнутого в стену обломка копья слетает огромный рыже-золотой петух. Он помогает человеку зарыть оружие, ловко орудуя сильными когтистыми лапами… Воин берет из напоясной сумки ленту папируса и бамбуковую палочку. На светлом листе появляется вязь иероглифов…