Гридя – вдовий сын

Ингольф даров не принял, потому как догадался, что они отравлены. Крепко испугался тогда Марк, и сказал: «Это не брат, но волк лютый, посланный мне на погибель». Имя Ингольфа и вправду происходит от волка.

Делать было нечего. Князь Ингварь приказал открыть ворота и впустить в город братьев с дружиной.

Жители молили вошедших не губить стольный град Холмогоры, не рушить храмы златоверхие, не кропить кровью землю-матушку. Обещали ежегодно платить черную или народную дань. Выносили хлеб с солью и кланялись в пояс, встречали ласково. Ингольф, едва войдя в город и отмахнувшись от хлебосольства, поднялся в палаты княжеские и убил брата своего Ингваря, по старшинству и праву сидевшего на столе родителя, князя Мангуса, а тело выбросил на задний двор собакам. Сигерд, видя это, испугался и бросился бежать, рассудив здраво, что за Ингварем последует его очередь. Но мужи Ингольфа – Труян и Фрелав – схватили его и ударили мечом, и били, пока не прибили до смерти.

И исполнилось прорицание князя Мангуса, и постигла беда людской род.

И стал Ингольф княжить в Холмогорах, а по селам и посадам поставил воевод ближних. И был он в мире со всеми, и ни с кем не воевал, жизнь вел ровную, но праздную, для государства мало полезную. Охотился, и занятие это приятным образом напоминало ему воинскую деятельность, а большей частью маялся бездельем у себя в тереме. И свозили к нему со всех концов множества меда, и пил он его, и пьянел, и было ему от того только хуже.

И пришла зима, и замыслил князь пойти на смородинцев, потому говорили, что с них можно взять богатую дань.

Среди дружинников княжеских разгорелся ожесточенной спор, одни считали, что смородинцы облачились мехами и дорогим оружием, в то время как они голы как соколы. Упрашивали Ингольфа: «Пойдем, князь, с нами, добудешь дани и себе, и нам». Вторые, миролюбивые и веселые, утверждали, что дела нет им до смородинцев, пусть те хоть в парчу и бархат рядятся и мечи из золота куют, то до них не касается.

Князю пришлись по душе речи первых, и пошел он в землю смородинцев за данью и взял много золота, серебра и паволок, так что досталось на всех его воинов и хватило бы еще на тысячу. И творила насилие дружина его: у тех кто добром отдавал нажитое – забирала все дочиста, сопротивлявшихся же била нещадно, а иных топтала конями или секла саблями как траву. Отпустили лишь тех, кто обещал принести еще больше. Набрав богатства, пошел Ингольф назад в Холмогоры. На обратном пути, поразмыслив, сказал мужам: «Возвращайтесь домой, а я здесь еще порыскаю». И отпустил их восвояси, а сам с небольшим отрядом остался, ожидая себе большой поживы.

Смородинцы, узнав, что Ингольф повернул и намерен их снова грабить, придумали его извести. Они знали, где князь раскинул шатры, и послали туда одного смелого юношу, сына кожемяки. Отец сделал ему мягкие сапоги, и тот ступал в них по земле неслышно, точно по ковру. Юноша пробрался в лагерь и задушил князя, а с ним и ратников его, да так, что никто не пикнул, и ни одна собака того не услышала.

И оставили тела без погребения, и лежат бренные кости Ингольфа где-то на реке Смородине, и никто про них не ведает.

Получив известие о смерти Ингольфа, сел в Холмогорах княжить его законный сын Юрий по прозвищу Косматый, он отрастил огромную бороду, не снимая носил потрепанный солдатский корзень и всегда имел злой и угрюмый вид. Двое младших сыновей, рожденных Ингольфом, как утверждают некоторые, посредством волхования от нечистой, поехали странствовать и добыть себе волости. Средний Олег набрел на землю теребовичей и основал в ней столицу – Торбов. Младший княжич, Ивор сошелся с кочевниками-согдяками, женился на дочери кагана, и задумал воевать восточные земли.

Однажды согдяк, именем Безек, старший сын того кагана пошел войной на соседних будунов. В то время Олег, охотившийся в лесу неподалеку, заметил царского отпрыска и спросил своего воеводу: «Кто это?». И ответил ему тот: «царевич Безек». И напал на него Олег, и убил его, потому что сам захотел взять дань с тех людей. И поднялась вражда между Ивором и Олегом, и убеждал каган Ивора, горя жаждой мести за сына, чтобы тот пошел на брата и захватил город его.

Прошел год, и пошел Ивор не на Торбов, где правил Олег, а на Холмогоры, где правил, как мы помним, другой его брат, старший в роде – Юрий. И затворился Юрий с дружиной в кремле. И стал Ивор на другой стороне города, у переправы, в пределах полета стрелы, и привез тараны стенобитные и перевесы приступные, и начал метать камни, рассчитывая с первого же удара разбить и истребить врага.

Юрий и дружина его сражался крепко, но жители начали изнемогать. Послали к Ивору спросить: «Зачем ты воюешь с нами. Что мы тебе сделали?» На что тот ответил: «Не вас мне надо, но брата моего». И вспомнили холмогорцы: то же самое было при родителе князя – Ингольфе, и еще раньше при Ингваре, которого тот самый Ингольф убил. И решили жители, что хватит с них братоубийства, сыты они им по горло.

Одна женщина именем Марфа пришла ночью в стан кочевников, велела проводить себя к начальнику, и, войдя в шатер Ивора, сказала: «Брат твой каждый день ночует на Чуриловом дворе, а я у него стряпухой. Если выберешь из твоих воинов побелей, да порумяней, похожих на княжьих прислужников, провожу их до самой его спальни». Ивор же, услышав это, тотчас позвал сына, коему в то время едва минуло четырнадцать лет, и приказал следовать за Марфой, вложив тому в руку ножичек. Мальчик проник в опочивальню к князю Юрию и зарезал его. Жители отворили ворота и впустили кочевников.

Ивор с дружиною вошел в город, расставил караулы на всех высотах и башнях, посмотрел на дома, и сады, и кремль белокаменный, и сказал: «Славный у вас город, хочу здесь княжить». Услышав это, опечалились жители, и ответили ему: «Не хотим больше князей, хотим сами собой владеть». Ничего не ответил на это Ивор, но разместил воинов своих по домам и дворам, и велел жителям кормить и поить дружину его, и обложил тяжелой данью. А тех, кто не соглашался с несправедливостью, повесил на городских воротах. И был Ивор словно бешеный зверь, который никак не насытится убийствами и кровью. Каждый день выдумывал новые еще более тяжкие повинности и жестоко карал жителей за малейшую ошибку. Тюрьмы были переполнены, плотники не успевали строить виселицы, куда каждый день отправляли новых смутьянов и изменников.

И возмутились холмогорцы, а больше всех Марфа-стряпуха, ведь это она привела кочевников в город, и взбунтовались. Вооружились вилами, косами, топорами и в одну ночь перебили всех согдяков, а Ивора с сыном посадили в лодку и пустили по реке с наказом никогда назад не возвращаться.

Сделав так, холмогорцы от мала до велика собрались на торжище и положили: дела отныне решать общим собранием – вечем, а созывать к нему будет колокол на Дозорной башне, от этого прозванный вечевым. В том собрании могли участвовать все жители города, достигшие совершеннолетия, и бабы, и мужики без различия. Для писания законов избрали городской совет из двенадцати человек, которые заседали пять лет, а по завершении срока на их место приходили новые. Тот же, кто служил народу доблестно и благородно, действовал разумно и осмотрительно, как нельзя лучше для благой цели, даже вслед за жестокой неудачей, оставался в городском совете еще на столько же.

И с тех самых пор не было больше в Холмогорах князей, прекратились война и междоусобицы. И правил страной справедливый закон, а не мятежный вождь, который, возбуждаемый страстью к приобретению власти и богатства, прибегает к насилию и в одну минуту делается палачом и деспотом.

И жили люди в Холмогорах с тех самых пор промеж себя в мире и согласии.

Глава 1. В холмогорской харчевне

В Холмогорах в те далекие времена, от которых сегодня не осталось и следа, а сохранились одни легенды да присказки, было по меньше мере двадцать харчевен. Если жить в городе, то можно было быть спокойным: от голода не умрешь. В харчевнях подавали обычные, но непременно свежие кушанья: щи, кашу на конопляном масле, жареного поросенка, мягкий белый хлеб, кисель – словом, все то, что привычно есть человеку с хорошим аппетитом.