Страница 14 из 56
Так я не про то. Дом у этих двух учителей был полной чашей. По советским нашим временам – и обставлен, и ковры, и хрусталя полные серванты. Собирая родню на дни рождения, тётя Нина готовила такой стол – закачаешься! И на юга отдыхать ездили.
Более того, несколько лет назад они купили дачу, участок небольшой, зато хороший двухэтажный дом с печью – кухня, гостиная и три спальни, не каждый деревенский дом так просторно построен. А недавно им принесли открытку: очередь на машину подошла, и дядя Саша со дня на день должен был выкупить новенький жигуль! До этого личной машины у нас в родне ни у кого не было.
Да, они почти всегда работали в две смены, но тут уж, знаете ли, хочешь зарабатывать – вот и работаешь. Можно подумать, работягам на заводах легче было.
Мама начала возмущаться, что не хочет она учиться «и вообще», но, по-моему, задумалась.
07. И ВОТ Я ПРЕДПРИНЯЛА РЕШИТЕЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ...
МУРАВЬИШКА
7 декабря 1981
В понедельник я проснулась в девять – а мама в школе. Бабушка меня завтраком накормила и в кухне своими делами занялась, а я оказалась предоставлена сама себе. Вторая школьная смена, на которую я запланировала поход в школьную библиотеку, начнётся в два, а значит, у меня есть как минимум ещё четыре часа времени. Четыре часа, в которые я буду предоставлена сама себе, аллилуйя!
Я ещё раз критически оглядела комнату. Знаете, что меня раздражает? Огромный детский уголок. Если бы не он, можно было бы сюда невысокий стол поставить, самый простецкий, пусть даже самоделишный, а на него машинку.
А что у нас во встроенном шкафу в верхних отделах, под потолком, а?
Если вы не знаете, что такое целеустремлённость, так я вам расскажу. Дано: маленький гном, одна штука (я); рост у меня сто четыре сантиметра, я смерила. Стремянки нет. Стола большого в комнате нет. Но есть довольно крепкий (на мой профессиональный взгляд, ха) детский стол, на который влезает две табуретки. С этого уровня я могу, приподнявшись на цыпочки, дотянуться до запирающего шпингалета. Но рассмотреть внутренность шкафа уже не могу, и для этого мне нужна ещё одна табуретка, поменьше, которая встаёт на две предыдущие.
В резерве у меня оставался ещё один маленький стульчик, но пока я справляюсь с осмотром и без него – да, я залезла на всю эту пирамиду.
Верхние отделы щепочного шкафа (то, что называлось изысканным словом «антресоли») оказались практически пустыми, несколько старых тетрадок не в счёт. Отлично! Я сползла с пирамиды и выбрала из кукольного уголка предмет, который, по моему мнению, должен был стоять в самой глубине пустого шкафа – большой кукольный шифоньер.
Да, я ничего не собиралась выбрасывать! Осуждайте меня хором или кидайте тапками, но к тому моменту, когда родятся мои первые дети, всё это ребяческое богатсво будет пролюблено (роздано, утащено в садик), а годы будут самые что ни на есть говённые. И детские игрушки пойдут им под стать – самый дешманный и непрочный китайский ширпотреб. Моей старшей дочке одни рассказы достанутся о том, как классно я играла. Но не в этот раз. Я планировала законсервировать своё барахлишко лет на пятнадцать. Потихоньку, как муравей, затащить и утрамбовать, пока возражать некому. Кстати, надо тетрадку вытащить с черновиками из кукольного чемоданчика...
Бабушка зашла в комнату в тот момент, когда я с шифоньером в руках залезла на столик и примеривалась к первой линии табуреток. Хорошо, что выше не успела забраться – по-любому бы сверзилась от неожиданности.
– Оля! – бабушка кинулась ко мне. – Ты зачем это?
– Баба! – я прижала к себе шифоньер, который она пыталась вынуть из моих рук. – Я делаю перестановку! Мне нужно рабочее место, для писательства.
Бабушка явно огорчилась. Подозреваю, она надеялась, что я пару дней поиграюсь, пока блажь не пройдёт, а тут такое.
– Ты лучше подстрахуй меня, – попросила я.
– Да погоди, не лазь! – она ссадила меня вместе с шифоньером на пол. Давай большой стол хоть занесём? Он понадёжнее будет.
– Давай! – обрадовалась я. Большой стол сразу раздвинул бы горизонт моих возможностей.
Стол пролез в дверной проём еле-еле, как будто этот проём именно для того делали, чтобы ширину столов измерять. Помощник из меня был совсем смешной, мы чуть не расколотили стеклянную вставку в двери, но в конце концов пролезли. Удивительно, но бабушке даже не пришло в голову со мной спорить. Это что, я уже тогда была такая упёртая? Или научилась давать логические обоснования поступкам? Вот уж не знаю.
Бабушка взгромоздила на стол детский столик, и, в принципе, даже табуретки не понадобились.
– Можешь мне подавать? – предложила я. – А я наверх залезу.
– Ну, давай!
В четыре руки мы быстро утолкали в пустое пространство всю игрушечную мебель и бо́льшую часть игрушек из нижних отделов шкафа. Антресоли наполнились практически до состояния «битком».
– Всё? – спросила бабушка.
– Всё! Спасибо! – я спрыгнула на пол.
– Стол пусть тут стоит. Мама придёт – вместе унесём, а то разобьём мы с тобой стекло.
– Ага.
– Ну, пошли чай пить!
– Ты иди наливай, а я пока тут пыль вытру.
Я навела марафет в освобождённом углу, попила чаю (процедура неожиданно включила тарелку супа и бутерброд) и начала собираться в школу. К двум пойду, чтоб толкучки у дверей уже не было. Приготовила свой альбом, пару карандашей, тетрадку, ручку. Резинки стирательной вот у меня приличной не было, эта розовая – слёзы одни, как кирпич...
– Ты куда? – спалила меня бабушка.
– Погуляю схожу.
– А-а. Ну, иди. Подушка-то в шкафу, достать тебе? – имелась в виду специальная подушка для катаний с горы, мягкая и с одной стороны клеёнчатая, с ручкой – вместо ледянок нам мамы шили.
– Не, я, может в школу зайду. Ты меня не теряй.
Школа у нас совсем рядом: дойти до соседнего дома и перейти дорогу – вот и школьный двор.
– Ну, аккуратно через дорогу иди, – напутствовала меня бабушка, и я потопала по лесенке. Неуклюжая, всё-таки, обувь – валенки.
На втором этаже я вспомнила, что меня, наверное, дежурные не пропустят в младший блок без сменки. Да блин! Наверх в негнущихся валенках идти ещё неудобнее.
Бабушка открыла дверь на мой звонок, удивилась.
– И́чиги мне дай, – попросила я.
Летнюю обувь где искать? А в Биликтуе, в том холодном доме, я носила такие полутапочки-полуботинки, самошитые из овчины, мехом внутрь. Мама называла их ичигами, и они точно должны быть где-то тут, дома.
Получив кулёк с меховыми тапками и посмотревшись в зеркало (на всякий случай, вернулась же), я снова поковыляла по лестнице.
ЗДРАВСТВУЙ, АЛЬМА МАТЕР!
В восемнадцатой школе я проучилась все десять лет, и знала тут всё и всех (как облупленных, ха!). Раздевалки у младшего блока не было, все раздевались в классах. Я переобулась, сняла шубу (шапку и шарф – в рукава!) и подошла ко входу в младший блок, у которого стояли трое бдительных дежурных. У всех троих – октябрятские звёздочки. Второй класс. Хотя, может, и третий.
Судя по тишине, занятия у второй смены уже начались.
– Ты куда, такая маленькая? – строго спросила меня девчонка в белом фартуке.
– Моя мама сегодня работает в продлёнке, – ответила я. – Я иду к ней.
Тут главное – уверенность! А то не пустят, и будешь как олень целый час топтаться, пока кто-нибудь из учителей не пойдёт.
– Пусти её, Юлька, – сказал пацан, и одна из широких глухих створок, крашенных белой краской, слегка приотворилась – только мне и прошмыгнуть.
Я поднялась по лестнице, памятной мне тем, что однажды я тут слетела со второго этажа. Сдуру поехала по перилам за остальными, а ранец перевесил. Обошлось ушибом, но больно об перила было, шопипец.
Кабинет продлёнки находился в самом конце второго этажа, над спортзалом младшего блока. Но он был закрыт.
Не поняла.
Я подёргала ручку.
– А ты кого ищешь? – спросили сзади.