Золотая скрижаль

Без золотой скрижали колдун обессилел и был изгнан. Мир возвратился в страну падишаха. Мужчины больше не воевали и начали восстанавливать страну.

Ангелы передали скрижаль в храм и научили служителей храма древнему языку, на котором была написана скрижаль. Служители храма хранили бесценный свиток, как и сокровенное знание, которое содержалось в нем. Но человечество становилось всё безнравственней, правители рождались алчными и честолюбивыми, а праведных людей становилось всё меньше. И тогда служители храма решили отнести скрижаль в тайное место, чтобы злые силы не смогли воспользоваться магическим свитком. Куда ушли служители храма и где сейчас находилась скрижаль никому неизвестно. А сокровенное знание, возможно, безвозвратно утеряно.

[1] Ченг или чанг — древняя персидская арфа.

11

Глава 11. Бег по замкнутому кругу

Еркин внимательно слушал Гюльшен, однако история, когда-то рассказанная старой рабыней, не сильно впечатлила его. Он с детства слышал много легенд. Они были лишь красивым вымыслом, который, как ему сейчас казалось, создавался для убаюкивания маленьких детей. А реальный мир был другим, в нем алчность торжествовала над добротой, а вероломство побеждало благородство.

Еркину не было суждено наслаждаться радостными моментами в обществе Гюльшен. Ее отец вернулся из аламана[1], и они не могли больше уходить вместе за пределы оуба. Тем временем кратковременная весна сменилась удушливым летом с беспощадным всепроникающим солнцем. Только ночь дарила благословленную прохладу. Одной такой ночью Еркин, сидя у костра, вдруг почувствовал сильный зуд на своей ноге. К своему ужасу он обнаружил на ней страшные кровоточащие язвы.

— Не стоит беспокоиться, — уверил его на следующий день Джулас. — Это обыкновенная ришта. Чуть ли ни каждый бухарец и карширец хоть раз страдали этой болезнью. Как только убежим, приведу тебя в Карши к опытному цирюльнику. Он найдет у тебя под кожей червей-паразитов, ставших причиной язв, и вырежет их из твоего тела.

Через несколько дней язвы появились у Еркина и на второй ноге. Мальчика лихорадило. Нарыв на одной ноге стал приносить ему такую нестерпимую боль, что он начал хромать.

Увидев, что Еркин хромает, текинец-сардар нахмурился:

— Скоро я поеду в Мерв и договорюсь с работорговцем о хорошей цене. Надо бы продать тебя поскорее вместе с твоим толстым котом. Сегодня ты хромаешь, а кто знает, что случится завтра. Что я буду делать с больным рабом? — проворчал он. — А аргамака и Джуласа продам позже, чтобы выручить за них побольше.

Еркин ничего не сказал, но слова текинца встревожили мальчика. Если сардар передумает продавать их всех вместе, и Джуласа с Еркином разлучат, то у них останется еще меньше шансов на спасение. Теперь мальчик пытался всё чаще улучать удобные моменты для встречи с Джуласом, и они начали обсуждали план побега.

— Это должно произойти, когда текинцы снова уйдут в аламан, — решил Джулас. — Я украду у одного из них нож, которым бесшумно убью охранника рабов. А потом выведем незаметно из конюшен аргамаков и поскачем как можно быстрее по направлению к Карши. Я достаточно хорошо ориентируюсь по звездам, так что смогу найти дорогу. Но нам нужны запасы воды и еды. Это самое трудное задание. А всё остальное можно сделать быстро и незаметно. Но как собрать достаточно припасов, не вызвав подозрение текинцев?

Это взял на себя Еркин, который теперь потихоньку брал якобы для поддерживания красоты шкуры манула муку и джугару и прятал их в конюшне.

И вот пришла радостная весть — текинцы снова собрались в аламан. Об этом Еркин узнал на вечеринке, когда играл на домбре, а манул забавлял всех своим танцем. Пир был устроен на славу, ведь текинцы знали, что возможно кто-то из них не вернется из похода. Угощений было много: душистый плов, суп из баранины, лепешки с мягким бараньим мясом и всевозможные сладости. А сколько было выпито чая, кумыса и айрана! Через два дня, когда почти все мужчины ушли в поход, в оубе стало тихо. Некому было больше собираться прохладными вечерами, петь песни и громко смеяться.

К тому времени у Еркина и Джуласа всё было готово к побегу. Как условились, Джулас должен убить старого сторожа рабов, в то время как Еркин будет ждать его в конюшне с манулом, а также с развязанными Арсланом и вороным аргамаком, которого текинцы забрали у старика Гариба.

Джулас уже занес было нож над старым сторожем рабов, как почувствовал у своего затылка дуло пистолета.

— Не трогай его, — услышал он женский шёпот.

Джулас обернулся и увидел взволнованное лицо Гюльшен. Молодой сарт скривил рот в снисходительной улыбке и хотел было выхватить из ее рук пистолет, но девочка ловко кинула в него кинжал, который пролетел над плечом Джуласа, прорезав одежду и слегка задев его плечо.

— Не пытайся сопротивляться, ведь я на вашей стороне. Но не стоит убивать старика, стерегущего рабов. Вечером я дала ему крепкого снотворного, так что он не помешает. Так же как вам не помешают и другие рабы, я их тоже напоила снотворным.

Изумленный Джулас последовал за Гюльшен, которая привела его к крытому глинобитному загону для скота. В загоне был подземный запасник для муки и круп. Она протянула Джуласу мешок.

— В мешке — мука, лепешки, сыр, а также вяленое мясо. Этих припасов должно хватить надолго, — тихо сказала девочка.

Потом сарт и девочка направились к конюшне, где их ожидал Еркин.

— Гюльшен, зачем же ты нам помогаешь? — спросил удивленный мальчик.

Девочка только улыбнулась, ничего не ответив. А когда Джулас и Еркин сели на лошадей, она сняла с себя ожерелье из серебряных персидских монет и протянула Еркину.

— Возьмите украшение, чтобы вам было чем расплатиться с караванщиками, если встретите их на своем пути.

— О, Гюльшен, я не могу взять у тебя ожерелье. Тогда твой отец уж точно догадается, кто нам помог сбежать.

Еркин решительно отклонил ее подарок. Гюльшен разжала кисть руки, в котором держала ожерелье, и оно упало на холодный песок.

Арслан уже приготовился к галопу, в то время как Еркин быстро прокричал:

— Гюльшен, я вернусь. Приеду и привезу табун лучших лошадей и несколько отар самых жирных овец, так что твой жадный отец без единого звука отдаст тебя в жены.

Аргамаки Еркина и Джуласа неслись так быстро, что вскоре освещенный полной луной текинский оуб превратился в песчинку. Их пленение казалось теперь ужасным сном. Они проскакали всю ночь и утро. А когда лучи солнца стали нещадно палить, они остановились на привал. Как только стало смеркаться, они снова поскакали дальше и на следующее утро достигли мервского оазиса.

— Теперь надо присоединиться к каравану, идущему в Бухарию, — предложил Джулас. — Два одиноких всадника на прекрасных аргамаках быстро станут лакомой добычей текинцев. Думаю, нам придется пожертвовать вороным. Заключим сделку с караван-баши. Когда достигнем Карши, отдадим ему вороного коня. Тогда не будем иметь никаких лишений в пути: у нас будет вода и еда.

Еркин не возражал. Предприимчивый Джулас уже через несколько часов навел справки о караване, направляющимся в Бухарию. Им надо было ждать всего один день.

Они расположились под тенистым деревом, которое стало их кровлей на время ожидания. Когда же долгожданный караван прибыл в Мерв, они узнали, что на следующий день караван направится в Бухару через Чарджуй[2].

— Не беда, — сказал Джулас, — я уже много раз так путешествовал.

Еркин не был обрадован известию. Ему казалось, что он попал в замкнутый круг, из которого нет выхода. Теперь ему снова придется поехать в Бухару, ненавистный для него город.

Когда на Мерв опустилась ночь, Еркин лежал под деревом и смотрел на звездное небо. Вдруг увидел вдали медленно приближающийся огонек. Через несколько минут к дереву подошел старик с факелом в руках. Мальчик узнал Гариба.

— Пойдем со мной, — прошептал старик.