Буденный: Красный Мюрат

– Там лишь одна рота и обозы. Конница и два батальона час тому назад ушли, – скороговоркой прокричал Азин.

Через 10 минут зимовник Попов нами был занят, захвачены обозы и несколько десятков пленных. Азина я отправил в штаб корпуса, а оттуда он был отправлен в штаб Донской армии, где, как я узнал впоследствии, пользовался особым расположением и вниманием генерала Сидорина.

О дальнейшей судьбе Азина мне неизвестно, но мне рассказывали, что в районе Новороссийска Азин сделал попытку бежать к красным, но был застрелен во время бегства где-то между вагонами казаками охраны штаба».

Конечно, о поведении Азина в момент пленения Голубинцев мог что-то присочинить. Но его рассказ, в принципе, хорошо согласуется с тем фактом, что белые широко распространяли обращение, подписанное Азиным (а его подпись в советских штабах была хорошо известна), в котором он призывал красноармейцев сдаваться в плен. Тело Азина так и не было найдено, и как точно он погиб, до сих пор неизвестно.

А вот что говорит Голубинцев о разгроме группы генерала Павлова: «Рядом грубых ошибок, растерянностью или, скорее, неуверенностью в своих силах, если не сказать неподготовленностью, части высшего командного состава к ведению операции в тех исключительных условиях Гражданской войны только и можно объяснить те ужасные ошибки, граничащие с преступлением, благодаря которым донская конница, имея все данные для уничтожения конной группы Буденного, не только не выполнила своей задачи, но и окончательно была расстроена, растрепана и потеряла сердце как раз в тот фатальный момент, когда решалась судьба не только Гражданской войны, но и России.

Постараюсь, насколько мне позволяет память, описать те события, в которых я был непосредственным участником или которые происходили у меня на глазах.

Начну с несчастного 4 февраля 1920 года, когда генерал Павлов после удачных действий 1–3 февраля против конной дивизии Гая, находясь в районе хутора Веселого, отдал приказ о наступлении на Торговую для уничтожения группы Буденного.

В суровый мороз, около 26 градусов по Реомюру, конной группе генерала Павлова приказано было идти напрямик, без дорог, по компасу, по степи, покрытой толстым пластом снега более чем на аршин глубиною, в направлении на Торговую. На протяжении около 30 верст не было ни одного населенного пункта, а между тем в нескольких верстах левее, по долине реки Маныча, шла дорога параллельно нашему направлению по местности, густо населенной, по которой несколько дней тому назад прошла 1-я Конная армия Буденного.

Согласно приказу, части группы генерала Павлова должны были пройти линию реки Малый Егорлык в 12 часов дня 4 февраля.

Как объяснить решение генерала Павлова, старого, опытного, боевого кавалерийского начальника, идти напрямик и вести войну с природой, осудив свою конницу на гибель?

Говорили, что генерал Павлов был против такого решения, но приказание командующего Донской армии генерала Сидорина было в этом смысле категорическим.

Другой конной группе, меньшей по численности, генерала Голубинцева в составе 4 конных полков, 2 батарей и Кубанского конного дивизиона, находившейся у зимовника Попова в районе станции Целина, приказано было войти в подчинение к генералу Павлову и, выступив в 12 часов, двигаться вдоль реки Средний Егорлык с таким расчетом, чтобы на другой день, 5 февраля, утром совместно с конной группой генерала Павлова атаковать Торговую с юго-запада. Судя по диспозиции, на рассвете 5 февраля с юго-востока и с юга должны были подойти 1-й и 2-й Кубанские корпуса и одновременно с нами атаковать Торговую.

Таким образом, план был задуман и выработан великолепно: получалось в теории полное окружение превосходными силами противника, находившегося в Торговой. Но выполнение плана было произведено так, что вместо успеха получился разгром собственных сил.

1-й и 2-й Кубанские корпуса не подошли, и как выяснилось потом, они еще накануне были потрепаны красной конницей Думенко. Группа генерала Павлова во время 30-верстного перехода по степи без дорог была окончательно обморожена и, потеряв около 5 тысяч человек из 12 тысяч обмороженными и замерзшими, атаковала ночью в беспорядке красных в районе Торговой у станции Шаблиевка самостоятельно и, не успев использовать внезапность и начальный успех, отошла в район Егорлыцкой, не сообщив даже о своем уходе генералу Голубинцеву.

Группа генерала Голубинцева, сделав переход по долине реки Средний Егорлык, по местности, усеянной хуторами и зимовниками, с остановками и привалами, и все же потеряв 286 человек обмороженными, к утру 5 февраля заняла исходное положение, ожидая условного сигнала – артиллерийского огня – к переходу в наступление на Торговую. Но никакого признака боя или наступления не было заметно.

Около 9 часов наши разъезды и разведывательные сотни стали подходить к Торговой; в это же время были замечены какие-то конные части, выступавшие от Торговой. В бинокль ясно можно было различить около десяти полков конницы. Но как наши разъезды, так и большевики огня не открывали: большевики, очевидно, не рассчитывали встретить здесь противника, а наши колебались, не зная, противник ли это, или, может быть, части генерала Павлова, заняв Торговую, двигаются к югу. И только при непосредственном столкновении передовых частей, когда заговорили пулеметы, выяснилась обстановка. Тем временем выступавшая из Торговой красная конница силою около 9—11 полков, очевидно, не рассчитывая встретить упорного сопротивления, повела наступление на нас.

Встреченная метким огнем наших двух батарей – 14-й конной полковника Степанова и 10-й войскового старшины Бочевского, красная конница сначала отхлынула, но затем в продолжение дня повторила около восьми конных атак, стараясь охватить наш правый фланг. Все атаки отбивались ураганным огнем наших батарей и пулеметами. Наши части отходили перекатами, ведя упорный бой, и при поддержке артиллерии частично переходили в контратаки.

Интересно отметить один эпизод: с наступлением сумерек красные, ободренные отходом наших батарей к Лежанке, прекративших огонь, с диким воем атаковали большое стадо быков, приняв его в темноте за колонну конницы.

Под покровом наступившей ночи, оторвавшись от наседавшего противника, наша группа отошла на ночлег в село Средний Егорлык (Лежанка), заняв перед селом сильным сторожевым охранением позицию.

В Лежанке в это время находилось много всякого рода тыловых учреждений: обозов, госпиталей, каких-то нестроевых частей, мастерских, которые и не предполагали, что находятся в непосредственной близости к противнику. Совершенно неожиданно очутившись под ударом врага, все эти учреждения и команды спешно, еще до рассвета, эвакуировались на юг.

6 февраля противник не проявлял активности, если не считать столкновений разведывательных частей.

7 февраля часов около 10 утра красные несколько раз пытались овладеть селом, но все попытки их были отбиты огнем артиллерии и пулеметов и частыми контратаками.

8 февраля Буденный с утра всеми силами повел наступление на Лежанку и часам к 12 дня, вытеснив нашу группу, занял село.

К вечеру того же дня части генерала Голубинцева отошли на ночлег в станицу Плоскую (Ново-Корсунский).

9 февраля Буденный с 6-й и 4-й кавалерийскими дивизиями атаковал Плоскую и после нескольких повторных атак занял станицу, оттеснив наши части к западу, к поселку Ивановский. К вечеру наши части расположились в станице Незамаевской и в поселке Ивановском, а Буденный, оставив в станице Плоской сильный заслон, с конной армией двинулся дальше на юг, по направлению к селу Белая Глина, где, как выяснилось впоследствии, атаковал и уничтожил 1-й Кубанский корпус генерала Крыжановского, ведший в это время бой с красной пехотой (с 20, 34 и 50-й советскими стрелковыми дивизиями), наступавшей со стороны сел Богородицкое и Развильное.

О нахождении в Белой Глине корпуса генерала Крыжановского и вообще каких-либо наших частей мне не было известно, как не было известно о местонахождении и судьбе конной группы генерала Павлова. В противном случае я, конечно, связался бы с генералом Крыжановским и отходил бы на Белую Глину, а не на Незамаевскую, и неожиданная катастрофа с 1-м Кубанским корпусом была бы избегнута.