Страница 97 из 129
Они еще раз потолковали с агентом полиции безопасности, и разговор этот привел их в замешательство.
— Я же сказал: нет, — повторил агент. — Нет у меня на него материалов.
— Но как, черт побери, парень с таким «послужным списком» сумел избежать твоей картотеки?
— Дай-ка я взгляну, что у тебя там за бумаги. — Он читал и, чем дальше, тем гуще краснел. — Господи боже, это-то я помню…
— Ну? — сказал Хольмберг.
— Только… — Он перебрал свои документы. — Только у меня тут нет никакого Стефана Стрёма… — Он вытащил какой-то листок и воскликнул: — Смотрите! Сикстен Сверд! Черт, я же неправильно зарегистрировал.
— То-то и оно…
— Господи, а вдруг вся картотека ни к черту… надо проверить… столько труда… — Он искренне расстроился, но потом взял себя в руки: — Говорите, он искал работу?
— Да.
— А какой предприниматель возьмет на работу парня с этаким «хвостом»? Ведь в любую минуту учинит в фирме революцию!
— Вот-вот, — коротко заметил Улофссон.
— Но… — начал Хольмберг.
— Да?
— Предположим, он угомонился…
— И что же?
— Бенгт тебя не расспрашивал о Стрёме?
— Меня? Нет, — отозвался агент, которого вообще-то звали Густавом Адольфссоном. — Он и так прекрасно его знал.
— И он ни единого раза не вспоминал при тебе это имя?
— Нет, — сказал Адольфссон.
Это был маленький толстяк, длинноволосый, с одутловатым лицом и кустистыми бровями. Обут он был в сандалии и носил светло-серый костюм. В свои пятьдесят с лишним лет он слыл человеком интересным, необычайно сметливым и славился умением обуздывать трудных клиентов.
— Господи боже, — вздохнул он. — Подумать только, вся картотека — кошке под хвост.
Хольмберг хмыкнул.
— Как будто становится горячо, а? — сказал он, выходя из комнаты.
Полчаса спустя пришло сообщение из больницы. Биргитта Стрём в самом деле работает у них. Только там ли она сейчас?
В кадрах этого не знали, но переключили разговор в соответствующее отделение.
— Биргитта Стрём действительно работает у нас, — сказал женский голос.
— Можно с ней поговорить?
— Нет.
— Почему?
— Она в отпуске.
— Вот как! И давно?
— Ас кем я, собственно, говорю?
— Ассистент уголовной полиции Хольмберг.
— Вон оно что… Она натворила глупостей?
— Нет-нет, все в порядке. Нам просто нужно с ней поговорить. Где она?
— В отпуск она ушла дней десять назад, а больше я ничего не знаю.
— То есть вам неизвестно, где она находится?
— Она говорила, что вроде собирается уехать. Только вот куда? Когда мы об этом беседовали, она, по-моему, и сама еще ничего толком не решила.
— Гм…
Хольмберг почесал в затылке.
— Куда же она могла уехать? Может, в Вестервик?
— В Вестервик? А почему именно туда?
— Там живут ее родители.
— А-а, что ж, вполне возможно.
— Вы не знаете ее девичьей фамилии?
— Муберг, если не ошибаюсь.
По словам Улофссона, Мубергов в Вестервике было полным-полно. Человек пятнадцать. Поэтому он сел за телефон.
Вестерберг и Осборн Бекман поехали в общежитие, чтобы обыскать комнату Стрёма.
Хольмберг составил описание внешности Стрёма и приказал объявить розыск.
Для того чтобы получить мало-мальски подробное описание, ему пришлось несколько раз звонить по телефону.
Наконец словесный портрет был готов и разослан по инстанциям.
Стефан Стрём, родился 23 сентября 1942 года.
Рост около 180 см, телосложение худощавое.
Лицо овальное, профиль резкий. Нос прямой. Глаза немного навыкате.
Волосы пепельные, довольно длинные.
В последний раз его видели в зеленом пиджаке покроя «паркас», синих джинсах и деревянных сабо.
Особые приметы отсутствуют.
Стрёма надлежит взять под стражу и незамедлительно препроводить в Лунд или в ближайший полицейский участок с целью временного ареста и передачи в руки соответствующих органов.
Не исключено, что он окажет сопротивление.
Возможно, разыскиваемый ездит в легковом автомобиле марки «вольво-седан 144», регистрационный номер и год выпуска неизвестны. Цвет автомобиля темный, возможно синий.
Стрём подозревается в убийстве и в покушении на убийство сотрудника полиции.
Глава двадцать вторая
Когда розыскное письмо было готово к рассылке, время подошло к семи.
Они собрались в кабинете Турена.
— Я в конце концов разыскал этих Мубергов, — доложил Улофссон. — И Биргитту Стрём. Только она понятия не имеет, где обретается Стефан. Во всяком случае, она очень встревожилась и сегодня вечером выезжает в Лунд. Еще она сказала, что он взял на время ее машину.
— Легковушку? — спросил Хольмберг.
— Да. «Вольво-седан сто сорок четыре», выпуска шестидесятого года, цвет темно-синий.
— Ты и номер узнал?
— А как же.
Хольмберг внес дополнения в свою бумагу.
— Он позвонил ей двадцать шестого апреля и спросил, нельзя ли ему взять на время машину, — продолжал Улофссон. — По ее словам, это был их первый разговор за много месяцев. Поначалу она заколебалась, но он объяснил, что ему позарез нужна машина и что она — единственный человек, который может ему помочь. Тогда она согласилась, и он зашел за ключами. Биргитта говорит, что оставила их у двери. В квартиру он не входил. Она решила сделать для него то немногое, что в ее силах… Стефан обещал вернуть и ключи и машину, когда она приедет из Вестервика. На этом наш разговор практически закончился. Разумеется, она спросила, в чем дело, и я постарался ответить как можно неопределеннее. Напирал на то, что мы его ищем для проверки и что это, мол, очень важно. Завтра утром она приедет в город и зайдет сюда.
— Так. Ну и как твое впечатление о ней?
— Комок нервов. Судя по голосу, она страшно расстроилась, что мы интересуемся Стрёмом. Сказала что-то вроде: мол, кажется, ничего никогда не уладится. Никогда не изменится к лучшему… в таком вот духе.
Бекман доложил о результатах обыска в комнате Стрёма.
— Помещение на вид прямо-таки нежилое. Но мы нашли одну штучку, которая имеет огромное значение… Решающее…
— Что именно? Пластмассовые пули?
— Совершенно верно, — сказал Бекман. — Я не успел сравнить их с той, которую извлекли из тела Фрома. Но сегодня вечером все будет известно абсолютно точно. Тут у меня небольшой списочек важнейших находок. — Он развернул лист бумаги. — Так вот, — медленно начал он, — я не буду все зачитывать, но… сберкнижка на шестьдесят пять семнадцать, два банкнота по десять крон в ящике письменного стола, зачетка, альбом с чертовой уймой объявлений о приеме на работу и масса писем, где ему сообщали об отказе… своего рода личная летопись, — задумчиво проговорил Бекман и продолжал, обдумав сказанное: — Комната довольно-таки пустая. Фотография женщины, видимо жены, и снимок новорожденного младенца. Одежды немного, зато весьма много книг на полках плюс материалы какого-то исследования, разбросанные по всей комнате. Анкеты, таблицы, блокноты с записями, какие-то бумаги и прочий хлам в том же роде. Наверно, это как раз те исследования, о которых вы говорили.
— Где ты нашел пули? — спросил Хольмберг.
— На письменном столе. Прямо посередине. Пять штук в обойме.
— Когда случилась та кража со взломом в оружейном складе? — поинтересовался Улофссон. — Ну, насчет которой справлялся Удин?
— Сейчас посмотрю, — сказал Хольмберг. — Кажется, справка у меня где-то здесь, куда-то я ее сунул несколько дней назад. — Он начал ворошить бумажки и наконец воскликнул: — Вот! Двадцать шестого апреля.
Вечером Хольмберг никак не мог заснуть.
На улице было тепло, дело шло к полнолунию.
Он чувствовал какое-то напряженное беспокойство.
Точно накануне важной операции.