Страница 44 из 100
Судя по всему, жизнь в Харбине казалась его русским жителям более или менее нормальной, во всяком случае, более нормальной, чем при японцах. И в самом деле, в мемуарах тех, кто уехал потом на Запад, а также в Советский Союз, сильно ощущается ностальгия по послевоенному Харбину. В конце 1940-х годов в Харбине жили около 25 тысяч русских[431], и культурная жизнь там била ключом. «Были заново отстроены клуб и театр железнодорожников», – вспоминала Галина Кучина. Симфонический оркестр, драмтеатр, хор, оперетта, опера и балетная труппа – все активно выступали, были ангажементы для таких исполнителей, как артистка оперетты Нина Гайдарова, пианистка Людмила Раменская и скрипач Геннадий Погодин. Конечно, некоторым ревнителям русского Серебряного века и более высоких достижений харбинской довоенной литературной атмосферы все это, быть может, казалось невыносимо заурядным и прискорбно «советским»; к тому же возрожденный при советской оккупации симфонический оркестр (переименованный в оркестр Дома Красной армии) был расформирован при отводе советских войск в середине 1945 года. Но многие харбинцы, в том числе Кучина, окунались в «прекрасные образцы русского зрелищного искусства»[432].
У Виктора Винокурова, в первые послевоенные годы получавшего профессию инженера в Харбинском политехническом институте, о том времени остались почти столь же светлые воспоминания, что и у Кучиной, несмотря на устрашающую беседу со Смершем в 1945 году. (Княжну Ольгу Ухтомскую, будущую жену Винокурова, тоже вызывали на такую беседу и приветствовали насмешливым вопросом: «Ну, княжна, где держишь корону?» Впрочем, ее быстро отпустили.) «Несмотря на тяжелое время, харбинцы после 1945 года продолжали жить, работать, учиться и развлекаться», – заключал Винокуров[433].
Первые годы Китайской Народной Республики были хорошим временем для русских инженеров в Харбине. Возник повышенный спрос на специалистов, получивших дипломы инженеров в довоенные годы, им предлагали даже высокие должности[434]. В 1937 году японцы закрыли Харбинский политех – эту гордость русского Харбина, но в 1945 году он вновь открылся, и Виктор Винокуров смог поступить туда через три года после окончания школы[435]. Целое поколение будущих австралийских инженеров оттачивало свои навыки на хорошей работе: Вениамин Кокшаров работал в министерстве тяжелой промышленности Китая, строя сахарные заводы; Валерий Гунько трудился в Харбинском институте планирования; Мстислав Носар, получивший диплом в 1948 году, уже в 1952 году получил должность главного инженера в техническом бюро китайского министерства легкой промышленности[436].
Преуспевали русские и в других профессиональных областях. Владимир Жернаков, до и во время войны проявивший себя как выдающийся географ, стал заместителем декана в Харбинском политехническом институте. Родители Мары Мустафиной, выпускники факультета востоковедения Политеха, работали техническими переводчиками в конструкторском бюро сахарорафинадного завода. Художник Николай Кощевский, к которому в 1939 году в Харбин приехали жена и дочь, после войны получил возможность выставлять свои произведения. Принадлежавшая отцу Галины Кучиной фабрика в Хайларе отошла в собственность СССР и превратилась в кооператив, но потом ее отец стал директором этого предприятия и купил себе новый дом. Сама Галина с удовольствием работала в больнице под руководством «выдающегося и чудесного врача» Николая Павловича Голубева, который, как и она, впоследствии переехал в Австралию[437].
Русские образовательные учреждения в Харбине, по-видимому, появились и возобновили работу очень быстро: открылись две советские десятилетние школы, и будущая мать Мары смогла продолжить обучение, вынужденно прерванное при японцах[438]. Подростки вступали в молодежный союз, созданный по образцу комсомола, и некоторые, как Наташа Кощевская, охотно перенимали советские ценности[439]. У целого поколения русских харбинцев было время получить хорошее советское образование, прежде чем им пришлось уехать за океан, когда после победы Коммунистической партии Китая в 1949 году политический климат в стране резко ухудшился. Из 56 выпускников Харбинской средней школы 1956 года 36 человек позднее обосновались в Австралии[440]. Некий Саша, эмигрировавший в Австралию против своей воли вместе с семьей, через полвека стал публиковаться в «Австралиаде». Предпочитая скрываться под псевдонимом, он писал, что сохранил ностальгические воспоминания о своей «счастливой жизни в Харбине», о школе и советской молодежной организации[441]. Редакторы журнала и другие авторы, наверное, хорошо понимали его чувства: ведь многие из них, включая главного редактора Наталью Мельникову, до переезда в Австралию прошли ту же школу, да и сами восторженно писали о преданных своему делу учителях и о своих школьных годах, запомнившихся яркими и радостными событиями[442].
Конечно, не все воспоминания были такими уж радужными. Бытовые условия в послевоенном Харбине были суровыми: перебои с электричеством, дефицит топлива для обогрева жилья. Отчасти это было вызвано тем, что Советский Союз вывозил из Маньчжурии большое количество угля, зерна и другого продовольствия в качестве репараций[443]. В большой семье Тарасовых (хроникером которой стал потом Гэри Нэш) свекор одной из дочерей Тарасовых, бывший белогвардейский офицер, был депортирован в СССР и приговорен к двадцати годам лагерей за «сотрудничество с японцами: он работал учителем английского языка в японском военном министерстве». Возникли трудности и у Натальи Прокопович: ей отказали в выдаче советского паспорта на том основании, что ее отец, бывший советский чиновник, еще в 1920-х годах стал перебежчиком во время командировки в Китай. Для Натальи лишение права на паспорт стало источником больших неприятностей: «В ту пору все мои друзья вступили в Союз советской молодежи, а меня туда не взяли, потому что у меня не было советского паспорта». В Харбинском политехническом институте она получила диплом химика, но, приехав в Далянь устраиваться на работу, узнала, что, не имея советского паспорта, не сможет «работать в китайском учреждении, поехать в Россию, выйти замуж даже в церкви, потому что [советское] консульство не зарегистрирует брак». Людмила Панская, дочь русского дворянина, работавшего на КВЖД, имела в 1930-е годы, при японцах, хорошую работу (она была стенографисткой), но с началом советской оккупации в Даляне у нее возникли неприятности. Она полюбила советского офицера, они хотели пожениться. Но в советском консульстве отказались регистрировать брак между гражданином СССР и эмигранткой, даже после того как она получила советский паспорт, в конце концов пара рассталась. Людмила уехала в Австралию, а ее возлюбленный, скорее всего, вернулся в Советский Союз[444].
К началу 1950-х годов уровень жизни в Харбине был восстановлен, но политический климат и там, и в других областях Китая ухудшался из-за возраставшей подозрительности по отношению к иностранцам, из-за ряда кампаний «самокритики», сбивавших с толку и терроризировавших китайских коллег русских специалистов, и из-за неминуемой угрозы полной национализации промышленности. Первыми уехали некоторые из высокооплачиваемых русских инженеров: в 1952 году в Австралию эмигрировал Мстислав Носар, а в 1953-м – Вениамин Кокшаров[445].
431
Søren Clausen, Stig Thøgerson. Op. cit. P. 160.
432
Galina Kuchina. Op. cit. Pp. 107–108; Русский Харбин. С. 145; Нина Гайдарова // Австралиада. 1998. № 18; С. 33–37; Алла Шаповалова. Жизнь в музыке // Там же. 2006. № 46. С. 33–37; Г. Косицын. Геннадий Иванович Погодин // Там же. 1997. № 12. С. 31–32. Для подстраховки Погодин работал еще и инженером в «Чурин и Ко».
433
Виктор Винокуров. Указ. соч. С. 36–27. О его допросе Смершем см.: Виктор Яковлевич Винокуров // Австралиада. Юбилейный выпуск. 2000. С. 85; о допросе его будущей жены Ольги Винокуровой: Княжна Ухтомская // Там же. 1998. № 18. С. 24–26.
434
Søren Clausen, Stig Thøgerson. Op. cit. P. 160.
435
Mara Moustafine. Secrets and Spies… Р. 376; Виктор Яковлевич Винокуров, с. 85.
436
Лидия Ястребова. Вениамин Викторович Кокшаров // Австралиада. 1998. № 16. С. 14–16; Валерий Гаврилович Гунько // Там же. 1998. № 17. С. 18; Мстислав Степанович Носар // Там же. 2000. № 25. С. 17–18.
437
Амир Хисамутдинов. Судьба эмигранта-географа… С. 16; Mara Moustafine. Secrets and Spies… Р. 377; Николай Лонгинович Кощевский, АБИРУС, www.abirus.ru/content/564/623/626/11670/ 11683/11687.html; Galina Kuchina. Op. cit. Pp. 80, 108.
438
Mara Moustafine. Secrets and Spies… Р. 376.
439
Ibid; Н. Н. Аблажей. Указ. соч. С. 167. О симпатиях Кощевской к Советском Союзу см. ниже, в главе 9.
440
Список окончивших Харбинскую полную среднюю школу в 1956 г. // Австралиада. 2011. № 69. С. 3. О влиянии советского образования на молодых русских харбинцев после войны см.: Laurie Manchester. Как советизация школ и молодежных организаций в Маньчжурии повлияла на репатриацию русских эмигрантов в СССР // Актуальные проблемы изучения истории стран АТР в XIX–XXI в. Хабаровск, 2014. Вып. 2.
441
Саша рассказывает… // Австралиада. 2013. № 77. С. 16–19. Личность Саши не раскрывается (что нетипично для этого журнала), возможно, из-за его взглядов, расходившихся с тем курсом, которого придерживалась редакция.
442
Н. Мельникова. Одна из последних // История русских в Австралии… Т. I. С. 96–97. О других людях, получивших образование в послевоенном Харбине, см. биографические справки членов редколлегии (Австралиада. 2000. Приложение и указатель. С. 7–8).
443
Mara Moustafine. Secrets and Spies… Р. 375.
444
Гэри Нэш. Указ. соч.; Автобиографический очерк Н. Н. Прокопович (ур. Опариной) // Австралиада. 2000. № 2 Приложение. С. 57–59; Лидия Ястребова. Людмила Панская // Там же. 2001. № 29. С. 50–51; БРЭМ: личное дело Людмилы Борисовны Панской (1936).
445
Лидия Ястребова. Вениамин Викторович Кокшаров… С. 14–16; Мстислав Степанович Носар… С. 17–18.