Страница 41 из 100
Со временем становилось все яснее, что главной идейной альтернативой и соперницей фашизма в русской диаспоре становится ориентация на СССР. Одна мемуаристка из среды белых русских вспоминала, что в годы войны в Шанхае сильно ощущалось советское влияние и что она и ее родственники ходили в Советский клуб поиграть в футбол. Элла Маслова, чьи родители, русские евреи, получили гражданство СССР, вспоминала, что «в годы войны между Германией и Россией среди русских царил сильнейший патриотический дух». Некоторые люди, которым не нравилась эта новая тенденция, заявляли, будто в Советский клуб ходят одни евреи – думается, таким образом они просто выплескивали свой антисемитизм. В любом случае, в клуб ходили не только те, кто симпатизировал Советскому Союзу. Его завсегдатаем был и Сэм Мошинский: вместе с русским другом, Алексом Виноградовым, они ходили туда каждое воскресенье смотреть советские кинохроники о боях на фронте: «Эти фильмы, конечно, не заменили „Тарзана“ [которого больше не показывали на шанхайских киноэкранах], но походы в Советский клуб давали возможность заводить новых друзей и хоть как-то развлекаться»[395].
Был даже один перебежчик в Советский клуб из числа лидеров русского эмигрантского сообщества. Лейтенант Алексей Чибуновский, выпускник Московского инженерного института, перебравшийся в Шанхай из Харбина в 1930 году, основал там строительную фирму и вполне преуспевал. Он казался воплощением белой русской респектабельности: активный член Русского эмигрантского комитета, вхожий в круг генерала Глебова, националист с документами «лица без гражданства», председатель Общества русских коммерсантов и промышленников, член Офицерского собрания в 1930-е годы. В 1936 году его биография с фотопортретом удостоилась целой страницы в книге-альбоме Жиганова «Русские в Шанхае». Как один из видных деятелей белой эмиграции, приглашенных на банкет для японцев в Казачьем союзе в 1942 году, Чибуновский был председателем Русского клуба по адресу авеню Фош, 1053. В этом заведении собирались преимущественно предприниматели, в начале 1940-х членов клуба насчитывалось более пятисот, но даже там явно зарождался патриотизм с просоветским уклоном. Клуб подвергся резкой критике со стороны фашистской газеты за то, что позволил ставить в своем помещении пьесы «китайского Пролеткульта». Это случилось примерно тогда, когда над клубом нависла угроза: его хотел прибрать к рукам алчный до денег Русский эмигрантский комитет, так что можно не сомневаться, что эти нападки стали частью очернительной кампании, направленной против Чибуновского. В числе прочего его обвиняли в недостатке добросовестности в делах, а еще называли одним из русских «любителей еврейства» и уличали в регулярных посещениях шанхайского Еврейского клуба[396]. Однако Чибуновский выдержал этот шквал нападок, и в течение военных лет и он, и Русский клуб (куда изредка захаживал неутомимый епископ Иоанн) оставались частью белоэмигрантской общины. И все же представляется, что сомнения в лояльности Чибуновского белой идее не были совсем уж беспочвенными. В 1945 году Чибуновский переметнулся в Советский клуб и стал его председателем, а спустя несколько лет выразил желание репатриироваться в СССР[397].
Столкновения между белыми и красными порой выливались в насилие. В ноябре 1939 года бомбометатели (вероятно, фашисты) атаковали учреждения и людей, имевших связи с СССР: в том числе Клуб советских граждан на авеню Фош, его вице-председателя Дж. Дж. Друри в его частном доме по адресу авеню дю Руа Альбер, 343, агентство по прокату советских фильмов на Бабблинг-Уэлл-роуд и Союз репатриации в СССР на Лав-лейн. А в январе предыдущего года были брошены пять бомб «в советские и коминтерновские гнезда» в Шанхае. Одним из получателей этого «новогоднего подарка» стал Николай Светлов – организатор Союза возвращенцев, который работал журналистом в русской газете, пользовавшейся поддержкой советской стороны, и, по словам его противников, «продался большевикам»[398].
В Шанхае в конце 1930-х и в 1940-х годах насилие служило «главным способом действия» политических групп, сотрудничавших с японцами: это был контртерроризм, направленный против терроризма, к которому прибегали подпольные националистические и коммунистические сети[399]. Частью этой политической практики стали политические убийства, и Русский эмигрантский комитет потрясли два убийства, произошедшие одно за другим: в августе 1940 года террористы расправились с председателем комитета Карлом Мецлером, а уже в следующем году – с его преемником Николаем Ивановым. Мецлер погиб от рук китайца-наемника, заказчики так и остались неизвестными. Однако подозрения падали на группу «мысливших о благе нации» правых деятелей, к которым принадлежали генерал-лейтенант Косьмин, недавно приехавший из Харбина, и другой бывший харбинец, генерал Иван Цуманенко, «старый русский военачальник с репутацией рыцаря», который, по мнению многих, мог бы взять на себя роль лидера[400]. Иванов, до того как пасть очередной жертвой террористов, побуждал Шанхайскую муниципальную полицию выяснить, не стоял ли за убийством Мецлера кто-либо из русской общины, и можно уверенно предположить, что главным подозреваемым в его глазах был именно Косьмин[401].
В 1942 году британских, американских и французских резидентов интернировали, и это улучшило положение русских: жили они в основном во Французской концессии и Международном сеттельменте, и теперь они остались там практически одни. Семья Эллы Масловой получила самую ощутимую выгоду: предложение от шанхайских властей временно пожить в доме с садом, принадлежавшем интернированным иностранцам[402]. Однако экономическое положение Шанхая в годы войны ухудшилось. Город сталкивался с серьезными проблемами из-за торговой блокады, введенной американцами, и активных реквизиций, проводившихся японцами. Были урезаны бюджетные расходы на общественный транспорт, случались перебои с электричеством, росла безработица. Ввели продуктовые карточки, хотя система распределения буксовала и потому процветал черный рынок[403]. Дефицит и спекуляции на черном рынке всегда кого-то обогащают, и в данном случае в выигрыше оказались некоторые предприниматели из числа русских евреев. Как вспоминал Сэм Мошинский, даже когда японцы захватили компанию American Hazelwood, производившую мороженое, для которого делала картонные коробки шанхайская фабрика его деда, финансовым делам Мошинских это не нанесло ни малейшего ущерба. В Тяньцзине, «как только британцы и американцы остались не у дел, Тригубовы и другие русские воспользовались удобным случаем и заняли освободившуюся нишу в торговле и внутри Китая, и за его пределами. Моше [отец Гарри] открыл четыре новых магазина и вложил изрядную часть имевшихся у него денег в строительство… Тригубовы купили новый дом попросторнее, где у каждого из детей появилась отдельная комната, и автомобиль». Это был период, когда русские евреи временно оказались в лучшем положении, чем более богатые и давно уже обжившиеся в Шанхае сефарды, потому что у многих сефардов были британские паспорта и потому их интернировали вместе с прочими британцами[404].
Положение шанхайских евреев осложнилось с прибытием почти 20 тысяч еврейских беженцев из Центральной Европы, чей приезд объяснялся тем, что Шанхай был одним из очень немногих мест в мире, куда разрешалось свободно въезжать лицам без гражданства. В 1941 году большинство новоприбывших жили в бедности в районе Хункоу, лишь меньшинство поселилось во Французской концессии и в Международном сеттельменте, где обитало большинство русских евреев. Шанхайские миллионеры из числа багдадских евреев, вроде Горация Кадури, оказывали новичкам щедрую помощь, а вот русские евреи относились к ним демонстративно прохладно – во всяком случае к беженцам из Германии, которые, как считалось, были о себе более высокого мнения, чем о восточноевропейских евреях. Раввины немецких евреев придерживались более либеральной веры, чем консервативные выходцы из России (главный русский раввин даже пытался запретить либеральным раввинам проводить службы в синагогах). Более дружелюбный прием русские евреи оказали своим собратьям из Польши, но в целом их финансовая помощь беженцам была незначительной, и основное бремя заботы о них легло на американский Джойнт[405].
395
Там же. С. 198; Antonia Fi
396
Виктория Шаронова. Указ соч. С. 160–161; SMPA: D5002A, вырезка из шанхайской газеты «Нация» от 24 ноября 1940 г., где Чибуновский уже назван председателем клуба; В. Д. Жиганов. Указ. соч. С. 60; SMPA: D-7478, вырезка из «Шанхайской зари» от 17 октября 1942 г.; Элла Маслова (о том, что в Русском клубе состояли просоветски и патриотически настроенные родители), в: Antonia Fi
397
Там же С. 161, 227; электронное письмо Шейле Фицпатрик от Кати Князевой, 25 ноября 2019 г. Если Шаронова пишет, что Советскому клубу перешло помещение Русского клуба по адресу авеню Фош, 1053, то Князева располагает другой информацией, а именно, что Советский клуб уже работал по другому адресу на той же авеню Фош (№ 803), когда его председателем стал Чибуновский (в 1945 г.).
398
SMPA: D-8233, Articles bearing on the situation in Shanghai.
399
Ван Чжичэн. Указ соч. С. 312.
400
SMPA: D-7478, U. von Siberg, On and behind the Stage at Shanghai, перевод из харбинской «Нации» от 4 октября 1940 г. См. Также: Frederic Wakeman. The Shanghai Badlands… Рp. 117, 189, n. 21. Уэйкман сообщает, что в международной политике Французской концессии Мецлер придерживался антияпонской позиции, и проводит параллели между его устранением и убийством китайского судьи Цяня – «как считалось, единственного судьи, который справедливо обходился с политическими преступниками в суде», и приходит к выводу, что и то, и другое – дело рук прояпонского отдела спецслужб шанхайской полиции. Среди других громких покушений было неудачное нападение на У. Дж. Кесвика, руководителя британской фирмы Jardine, Matheson, & Co., в январе 1941 г., и удавшееся нападение на французского адвоката барона д’Оксьона де Рюфф в июне того же года. Ibid. Pp. 101–103, 124–126.
401
SMPA: D-5002A (c), A. Prokofiev. ‘Interview with Ivanoff at HQ SMP’, 6 August 1940.
402
Antonia Fi
403
Ван Чжичэн. Указ соч. С. 313.
404
Sam Moshinsky. Op. cit. Pp. 73, 96; Geoff Weinstock, биографическая справка о Гарри Тригубове, Australian Financial Review Magazine, Summer 2017, p. 22; Guang Pan. Op. cit. P. 272.
405
Marcia Reynders Ristaino. New Information on Shanghai Jewish Refugees… Pp. 60–67; Guang Pan. Op. cit. P. 270.