Страница 4 из 100
Православие не фигурировало в категории «религия» в австралийских переписях населения до 1954 года, когда внезапно оказалось, что эту веру исповедуют 80 тысяч охваченных переписью человек, причем большинство из них, предположительно, являлись послевоенными иммигрантами из Греции, Югославии и России / Советского Союза. К сожалению (для нас, с точки зрения наших задач), никакое различие между греческой, сербской, русской и украинской православными церквами не проводилось. Между тем в жизни австралийских общин прихожане греческой и русской православных церквей относились к совершенно различным группам иммигрантов (греки, в больших количествах прибывшие в Австралию в первые послевоенные годы, были обычными иммигрантами, а не перемещенными лицами, приезжавшими в страну в рамках организованной IRO программы массового переселения) и, по-видимому, совсем мало соприкасались между собой. Но между другими ветвями православия – русской, сербской и украинской – существовало сложное, пока еще малоизученное взаимодействие.
Пусть русское православие и служило мощной силой, которая объединяла русскую общину, появившуюся в Австралии в послевоенные годы, оно отнюдь не было столь монолитным, как может показаться со стороны. Если священники из европейских лагерей перемещенных лиц, создававшие первые послевоенные приходы в Австралии, были антикоммунистами, рукоположенными в Европе антисоветской и антикоммунистической Русской православной церковью зарубежом (РПЦЗ), то священники, приехавшие вместе со своей паствой из Китая, незадолго до того оставались в юрисдикции Московского патриархата, то есть официальной советской церкви.
Пожалуй, австралийские чиновники были по-своему правы, не желая тратить слишком много сил на попытки установить, что же все-таки скрывается за словом «русские». Из-за различных потрясений, случившихся в ХХ веке, этот вопрос стал чрезвычайно сложным и запутанным, и нередко разумнее было просто считать, что если сам человек называет себя русским, значит это правда. Но если мы хотим понять, что же все-таки стояло за утверждениями людей о своей «русскости», нам необходимо разобраться в хитросплетении факторов, которые не только в одночасье изменяли национальную принадлежность людей, но в разное время и в разных местах побуждали мигрантов объявлять себя русскими (или, напротив, указывать иную национальную принадлежность).
Рассмотрим случай Николаюков – русскоязычной семьи послевоенных иммигрантов из Европы, которые в Австралии считали себя в первую очередь русскими, хотя в вопросе национальной идентичности им было из чего выбирать. Иван Николаюк родился в 1911 году в селе неподалеку от Белостока – города, находившегося тогда в Гродненской губернии Российской империи, затем отошедшей к Польше. Николаюки были крестьянами и считали себя русскими, хотя члены семьи говорили и на местном украинском диалекте. Они посещали русскую православную церковь, дети ходили в русскую школу. Когда началась Первая мировая война, семью разбросало кого куда по дальним российским губерниям; воссоединилась родня в 1921 году в Бресте, где вырос Иван, – городе, который раньше был российским, а затем сделался польским. Новое Польское государство принялось проводить политику ополячивания, ввиду чего жителям стало невыгодно объявлять себя этническими русскими, но Иван, поступив в Варшавский университет, тем не менее не стал отрекаться от своего русского происхождения[16]. Выбор у него был – он мог назваться украинцем: фамилия у него была украинская, и в ту пору своей жизни Иван довольно много читал по-украински, брал книги из украинской библиотеки националистического общества «Просвiта» («Просвещение»). Но украинские сепаратисты отталкивали его «своей ограниченностью и ненавистью ко всему русскому», поэтому он записался русским[17].
Весной 1940-го, когда эта территория отошла к СССР, польские паспорта начали заменять на советские, и на сей раз Иван назвался белорусом и указал белорусский /польский вариант своего имени – Ян. Свой расчет он строил на том, что в Бресте не имелось белорусских политических организаций, поддерживавших белых, и потому уменьшался риск, что его примут за белого русского или за украинского националиста. В 1941 году, когда эти земли оккупировали немцы, снова пришла пора менять паспорта. Имя Ян он оставил, как и предположительно белорусскую национальность, потому что «чиновниками, отвечавшими за процесс паспортизации [от имени немцев], были поляки», и Иван «счел, что так будет безопаснее»: к белорусам поляки относились с меньшей подозрительностью, чем к украинцам и русским.
Под конец войны, когда Иван уже как перемещенное лицо находился в Германии в лагере Мёнхегоф (где преобладали белые русские, участники антикоммунистического Народно-трудового союза, НТС), он сразу назвал себя русским без гражданства и бывшим жителем Польши, которого немцы угнали в Германию в качестве рабочей силы. Он не пожелал признаваться, что вырос в Бресте, потому что тогда советская сторона отнесла бы его к советским гражданам и попыталась бы репатриировать. К тому времени Иван уже был женат, и его жена Ядвига была полькой по национальности – так, во всяком случае, я подумала, пока не познакомилась с Николаюками поближе. «Здесь все чуточку сложнее!» – сообщил мне Юра Николаюк. Ядвига родилась в польскоязычной семье, ее мать происходила из обедневшей польской знати, да и саму ее крестили по католическому обряду, но ее отец, несмотря на польское имя, ходил в русскую православную церковь, и Ядвигу, как и старшую сестру, предположительно могли тоже крестить в православную веру по договоренности между ее матерью и местным католическим священником[18].
Когда настало время уезжать из Германии в Марокко, Иван Николаюк взял с собой документы, в которых был записан поляком, хотя он выбрал страной для переселения Марокко потому, что там уже обосновались его русские друзья из лагеря Мёнхегоф. Спустя пять или шесть лет, решив перебраться в Австралию, он поехал туда уже как русский, и там его первыми знакомыми тоже были другие русские из Мёнхегофа. Его жена, полька, перейдя в Марокко из католичества в православие, окунулась в приходскую жизнь русской православной церкви в Мельбурне (а после смерти Ивана прожила три года в русском православном монастыре)[19]. Их сын Юра вырос русским австралийцем.
Это, пожалуй, пример крайней сложности, связанной с понятием «русские». Но при желании подобные сложности можно обнаружить даже в биографиях тех русских, чьи семейные истории не столь причудливы. Как и Иван Николаюк, многие из русских, иммигрировавших после войны в Австралию, были родом с западных окраин Российской империи. В тех краях жили вперемешку русские, украинцы, белорусы и евреи, границы между Польшей и Россией (Советским Союзом) периодически передвигались, и многоязычие было самым обычным делом. Это означало, что и отдельные люди, и целые семьи могли с полным правом объявить о своей принадлежности более чем к одной национальности, причем на их выбор в разное время влияли политические обстоятельства. Александр и Алена Захарченко (в Австралии свою украинскую фамилию они стали писать на польский лад – Zacharczenko) происходили из приграничных земель Российской империи, оба были из смешанных русско-украинских семей. Они поженились в лагере украинских перемещенных лиц и, скорее всего, приехали в Австралию как украинцы, но, обосновавшись на новом месте, сами все-таки ощущали и называли себя русскими[20].
Таня Чижова родилась в Винницкой области Украины, ее мать была чешкой, а отец – наполовину русским, наполовину украинцем, и она с детства привыкла молиться по-чешски, при отце говорила дома по-русски, а с его родней общалась по-украински[21]. Оказавшись в Австралии, она тоже ощущала себя русской (и преподавала в университете на кафедре русского языка и литературы).
16
Ivan Nikolajuk. Memoirs… Р. 23, архив Ивана Николаюка.
17
Ibid. Pp. 23, 44. Стоит отметить, что в польских паспортах, как и в паспортах СССР и других государств Восточной и Центральной Европы в первой половине ХХ века, имелась отдельная графа «национальность», и чаще всего там значилось: поляк, русский, украинец, белорус или еврей.
18
Ibid. Pp. 98, 129, 166; электронное письмо от Маргариты и Георгия Николаюков, 23 марта. 2020 г.
19
Ivan Nikolajuk. Op. cit. P. 243; интервью с Георгием Николаюком в Бинаке, штат Виктория, 26 и 27 августа 2019 г.
20
Интервью с Кристианом Айрлендом (внуком Николаюков) в Берлине, 3 ноября 2015 г.
21
Австралиада. 2004. № 38. С. 39.