Страница 33 из 100
Казимир Савицкий – выпускник Харбинского политехнического института, назвавший себя в анкете 1935 года дворянином, русским по национальности, гражданином Китая и католиком по вероисповеданию, – в графе о политических убеждениях отрекомендовался монархистом, полностью разделяющим идеологию РФП, и указал, что в 1933 году подавал заявку на вступление в Русскую фашистскую партию. Юрист Николай Меди, работавший в 1933 году в католической миссии, в графе с вопросом о политических взглядах назвал себя «фашистом», однако отметил, что в середине 1933 года его членство в Русской фашистской партии прекратилось. (Его жена Нина, имевшая диплом юриста, охарактеризовала себя как «аполитичную».) И молодому князю Георгию Ухтомскому, и его сестре довелось соприкоснуться с молодежными фашистскими организациями, причем брату этот опыт, по-видимому, понравился больше. Князь Георгий указал, что состоял в фашистской молодежной антисемитской организации, которую возглавлял Родзаевский, и поручителем назвал Михаила Матковского, а 17-летняя княгиня Ольга призналась, что в детстве состояла в «Союзе фашистских крошек», но в анкете 1942 года назвалась «аполитичной»[310].
Харбинские русские фашисты обрели некоторую международную известность и даже финансовую поддержку благодаря кратковременной связи с жившим в Америке Анастасием Вонсяцким, лидером Всероссийской фашистской организации и довольно незаурядной личностью. Их союз был скреплен в 1934 году в Токио, где состоялась личная встреча Вонсяцкого и Родзаевского. (Главная заслуга Вонсяцкого состояла в том, что он был женат на богатой американке, которая охотно жертвовала средства на фашистское движение.) Но не прошло и года, как этот союз распался. Третий съезд русских фашистов в Харбине, куда со всего мира съехались 200 делегатов, ознаменовал триумф Родзаевского и полное поражение (не явившегося) Вонсяцкого. Среди делегатов съезда был и русский австралиец Иван Рождественский из Квинсленда[311].
Согласно донесению британской разведки в начале 1940-х годов, Родзаевский «при попустительстве японцев опутал Маньчжоу-го целой сетью своих агентов-белогвардейцев», которые зачастую работали в охране железной дороги или общественных зданий. В том же донесении Родзаевский характеризовался как «белый русский политический авантюрист, который, чтобы раздобыть деньги для самого себя или своей организации, не гнушается шантажа и угроз». Опутали фашисты своими сетями и БРЭМ, добившись тем самым господствующего положения (несмотря на подчинение японцам) в управлении делами русской общины в Маньчжурии[312].
Если в годы Второй мировой войны среди живших в Германии русских эмигрантов наблюдался большой энтузиазм и многие записывались добровольцами в военные формирования под иностранным командованием, чтобы идти сражаться против большевиков, то в Маньчжурии все обстояло иначе. Во-первых, в 1941 году был подписан пакт о нейтралитете между СССР и Японией, и хотя Япония и являлась союзницей Германии и других держав Оси, сама она не находилась в состоянии войны с Советским Союзом (если не считать нескольких месяцев в самом конце войны, когда СССР нарушил пакт). Во время Второй мировой Япония воевала на Азиатско-Тихоокеанском театре военных действий, где ее главным противником были США, а также оккупировала Маньчжурию и, осуществляя экспансию, постепенно подминала под себя другие регионы Китая, однако все это не вызывало раздражения у русских. Тем не менее риск начала войны между СССР и Японией оставался, и положение на границе было напряженным. Это и давало повод (пусть небольшой) для сотрудничества между антисоветски настроенными русскими и японскими военными ведомствами. Казаки и другие белые русские поступали на службу в японскую военную миссию и полицию; другие проходили обучение, готовясь к саботажу и к заброске для сбора разведданных через советскую границу близ поселка Гродеково[313] в Маньчжурии, где также располагалась одна из баз русского скаутского движения, которое в конце 1930-х – начале 1940-х испытало сильное милитаристское и фашистское влияние[314].
Главным деятелем русской эмиграции, с которым имела дело Япония, был атаман Семенов. Сам он жил в северном портовом городе Далянь (в ту пору – Дальний по-русски и Дайрен – по-японски), но продолжал пользоваться авторитетом среди харбинцев. Он и другие лидеры казачьих и белогвардейских объединений надеялись на то, что в случае поражения СССР во Второй мировой войне японцы помогут белым создать сепаратистское государство на русском Дальнем Востоке. Пуская в ход полученные от японцев средства, Семенов набрал из русских маньчжурцев небольшой отряд и занимался его подготовкой, дожидаясь случая вступить в сражение – бок о бок с японской армией – за освобождение родной земли[315]. В 1938 году русский отряд, известный как бригада Асано (по имени его командира-японца[316]), был включен в состав армии Маньчжоу-го; в его задачи входили трансграничные шпионские вылазки и диверсии на советской территории. Участвовал отряд Асано и в боях на Халхин-Голе (в 1939 году), ставших кульминацией необъявленной войны между СССР и Японией на маньчжурско-монгольской границе и закончившихся сокрушительным разгромом японцев. (Русского офицера Михаила Натарова, погибшего в ходе этих боев от осколков советской авиабомбы, стали чтить в фашистских и других националистических кругах как мученика и рыцаря белой идеи.) Ряды отряда Асано пополнялись главным образом благодаря вербовке казаков. Был среди них и сын Всеволода Бароцци де Эльса (носивший невероятное имя Ор). Если поначалу служба в армии Маньчжоу-го была добровольной и даже не афишировалась, то с 1941 года она стала обязательной для всех мужчин в возрасте с 17 до 45 лет, состоявших на учете как русские эмигранты, а под конец даже женщины были обязаны проходить подготовку как резервисты[317].
Несомненно, русские фашисты, работавшие в БРЭМе, ощущали некоторое идеологическое родство с японцами (хотя и неясно, в какой мере японцы отвечали им взаимностью[318]), но в отношениях с ними не все шло гладко. Японцы совсем не желали втягиваться в войну с Советским Союзом и опасались, как бы ее начало не спровоцировал кто-нибудь из белых русских. В 1937 году японцы закрыли ежедневную газету харбинских фашистов «Наш путь», хотя в 1941 году она продолжила выходить в Шанхае уже как еженедельная[319]. Более крутые меры были впереди: в июле 1943 года японская военная миссия в Харбине внезапно постановила, что РФП следует распустить, а фашистские собрания и ношение фашистской формы – запретить. Впрочем, Родзаевский и Матковский остались на свободе и продолжали возглавлять те же отделения БРЭМа, что и раньше, а Матковский даже получил повышение до заместителя начальника[320].
Приблизительно в то же время новые трещины в отношениях между русскими фашистами и японцами наметились уже с русской стороны. В начале 1943 года ход европейской войны изменился: советские войска начали одолевать и теснить немцев, успевших в 1941–1942 годах оккупировать чуть ли не половину страны. И стало казаться вполне правдоподобным, что державы Оси могут проиграть эту войну. Вот тогда успехи Советского Союза впервые вызвали прилив патриотизма среди националистически настроенных белых русских в Маньчжурии, а среди эмигрантов, живших в прибрежных регионах Китая, и подавно. В Харбине русские стали собираться у радиоприемников и слушать передачи новой подпольной радиостанции «Отчизна», которая ежедневно вещала откуда-то из Маньчжурии и сообщала о победах CCCР, которые японская цензура предпочитала замалчивать: «Никто не знал, кто за этим стоял, но ходили слухи, что Матковский». Как выяснилось уже после окончания войны, этот русский фашист, заместитель начальника БРЭМа, с самого начала был советским агентом[321].
310
БРЭМ: личные дела Казимира Казимировича Савицкого (1933, 1935), Николая Петровича Меди, Нины Николаевны Меди, князя Георгия Федоровича Ухтомского (1935, 1936) и Ольги Федоровны Ухтомской (1942).
311
John Stephan. Op. cit. Рp. 142, 165–166, 183.
312
NAA: A981, SOV 8 PART 1, The White Russian Situation (Положение белых русских), неподписанное донесение от 19 февраля 1942 г.; С. В. Смирнов. Указ. соч. С. 120.
313
С 1958 года – поселок Пограничный и станция «Пограничная».
314
Mara Moustafine. Secrets and Spies… Р. 103; И. В. Чапыгин. Казачья эмиграция… С. 97. Здесь речь идет о национальной организации русских разведчиков (НОРР), которую не следует путать с Национальной организацией русских скаутов (НОРС).
315
Bernard Wasserstein. Secret War in Shanghai. Boston: Houghton Mifflin, 1999. Р. 86; Виктория Шаронова. Указ. соч. С. 47; Mara Moustafine. Secrets and Spies… Рp. 339, 352. В отряд не брали евреев, поляков, латышей, литовцев и эстонцев, а также сыновей-первенцев.
316
Асано Макото (1899–1945) – полковник Квантунской армии.
317
С. В. Смирнов. Указ. соч. С. 95–96; V. A. Parkhomov. Op. cit.; Sören Urbansky. Op. cit. P. 185.
318
По всей видимости, японцы подобного родства не замечали, поскольку о нем практически невозможно найти упоминаний у историков, пишущих о японцах в Маньчжоу-го. Урбанский (Sören Urbansky. Op. cit. P. 181) отмечает некоторую симпатию со стороны японцев – однако не к русскому фашизму, а к традиционному русскому быту, каким он сохранялся в казачьих станицах Трехречья.
319
О закрытии газеты в 1937 г. см.: Erwin Oberlander. Op. cit. P. 72. О возобновлении ее выхода в апреле 1941 г. См.: Marcia Reynders Ristaino. Port of Last Resort. Stanford, CA: Stanford University Press 2001. P. 229.
320
Erwin Oberlander. Op. cit. P. 72; Marcia Reynders Ristaino. Port of Last Resort… P. 229; John Stephan. Op. Cit. Рp. 320–321.
321
Mara Moustafine. Secrets and Spies… Р. 353.