Страница 56 из 61
— Сестра, вы разрешите провести моего друга внутрь?
Монахиня кивнула головой.
Через темный коридор они вышли к галерее. Всюду здесь были старики, только старики. Одни ковыляли, опираясь на палку, другие молча сидели на скамейках. Орасио обратил внимание на старика, сидевшего в сторонке, который грыз ногти и исподлобья поглядывал на него. Некоторые, посмелее, подходили к Орасио:
— Нет ли сигаретки для старичка?
С задней стороны Убежище выходило двумя крыльями на небольшой огород. Там по тропинке, опустив глаза в землю, расхаживал какой-то старик; он непрерывно говорил и жестикулировал, обращаясь к невидимому собеседнику. Изредка останавливался, сплевывал и снова принимался шагать взад и вперед, весь поглощенный этим нескончаемым разговором.
В задних крыльях тоже были галереи — и там тоже ковыляли или сидели на скамейках инвалиды. Среди них Орасио увидел Паредеса. Он сразу узнал старого прядильщика.
— Мы можем посидеть здесь, — предложил Маррета.
Орасио присел на скамеечку рядом с Марретой:
— Что это вам пришло в голову уйти сюда? Да еще никого не предупредив!.. Я узнал об этом в прошлое воскресенье и очень расстроился…
Маррета ответил не сразу.
— А что мне было делать? — наконец пробормотал он. — Товарищам тоже приходится нелегко. Их помощь — большая жертва…
— Да ведь вы отказывались от этой помощи. А уделять вам понемножку никому не трудно…
— Я не хотел ничего принимать, но принимал. И наступил бы день, когда товарищи перестали бы помогать мне. Бедняги! Ведь каждому из них надо содержать семью…
Со второго этажа послышался голос сумасшедшей. Она снова затянула ту же песню, но вскоре замолкла.
Маррета хлопнул Орасио по коленке:
— Обо мне не беспокойся! Здесь не так плохо, как я думал… Конечно, это не рай земной, но жить можно. Поначалу вроде тяжеловато… Но потом привыкаешь. И я скоро привыкну, я уверен…
Наверху опять запела безумная. Казалось, звуки проникают во все щели, заглушают разговоры стариков, наполняют ужасом здание…
— Вот что на меня плохо влияет, — признался Маррета. — Но и к этому можно привыкнуть…
— Значит, здесь есть сумасшедшие?
— Есть несколько… Их некуда было поместить, потому и устроили сюда… Они не совсем сумасшедшие, но… Некоторых я знал, когда они еще работали на фабриках, и теперь так больно видеть их такими, с помутившимся разумом. А эта девушка совсем плоха… Жалко ее — ведь она молодая, ей и двадцати нет…
Сумасшедшая замолкла.
— Я хотел чего-нибудь принести, но не знал хорошенько, что вам нужно, — сказал Орасио. — Ведь вы не курите, да и мяса не едите… Скажите, чего вам не хватает, и я в следующее воскресенье принесу.
— Мне ничего не нужно. — Маррета на мгновение заколебался. — Я мечтаю только о том, чтобы потеплело. Я очень люблю копаться в земле. Как только пригреет солнышко, стану обрабатывать огород, — у меня появится занятие…
Орасио настаивал: не может быть, чтобы он ни в чем не нуждался. Известно, что в богадельне жизнь несладкая; он сам говорил это всякий раз, как только заходила речь об инвалидах. Почему же сейчас отрицает?
Маррета опустил голову.
— Ладно, раз тебе так хочется, принеси мне пару марок для писем за границу… И несколько листков почтовой бумаги… Я не успел ответить эсперантистам в Аргентину…
Они дошли до конца галереи. Отсюда виднелись разбросанные вдоль реки шерстяные фабрики. Выше, на горном склоне, зеленела сосновая роща, кое-где проглядывали белые пятна каменоломен. Маррета показал рукой вдаль:
— Там в горах однажды я встретил волка. Это было много лет назад… А теперь всюду дома… дома… — Его голос дрожал. — Беда в том, что я слишком рано родился… Вот у тебя другая судьба… Когда окончится война, ты еще увидишь много перемен.
Опираясь на палку, к ним подошел старый Паредес:
— Э, да ведь это Орасио! Орасио!
Орасио дал старику пару оставшихся у него сигарет.
— Я не знал, что и вы здесь…
— Да… после смерти жены. Что мне было делать?.. Но это не важно… Вот Маррету действительно жалко! Я-то ничего не стою, но он… Тяжело мне его видеть здесь! Так тяжело!
— Замолчи, дружище! Оставь эти глупости! — проговорил Маррета.
Издали послышались чьи-то голоса; они приближались. Орасио сразу узнал грубый голос Трамагала… С Трамагалом был Жоан Рибейро. Монахиня, проводив их, тотчас ушла. Трамагал бросился к Маррете.
— Дай-ка обниму тебя, старина! Ты не имел права уйти, никому не сказав!..
Трамагал и Жоан Рибейро тоже стали спрашивать Маррету, что ему принести, но он с мягкой улыбкой ответил, что ни в чем не нуждается. Тут вмешался Паредес:
— Одеяло ему нужно, вот что…
— Как? — воскликнул Трамагал. — Значит, у него нет одеяла?
— Есть… Есть… — запротестовал Маррета.
— У него есть одно, но летнее… этого недостаточно. У меня два, и то я мерзну. А ему каково? Всю прошлую ночь он дрожал… Я сам видел.
Маррета хотел было возразить, но Трамагал не дал ему сказать ни слова:
— Просто невероятно! Человек всю жизнь обрабатывал шерсть, а когда пришла старость — у него нет даже одеяла!.. Где тут начальница? Я ей покажу!..
Услышав этот громовой голос, инвалиды повернули головы и насторожились. Маррете с трудом удалось успокоить негодующего Трамагала:
— Начальница не виновата… Она делает, что может… Но убежище не располагает достаточными средствами. Рабочие вносят только по пять тостанов в неделю, при нынешней заработной плате больше выделить они не могут. Иногда производится сбор пожертвований по подписным листам, но и это почти ничего не дает — фабриканты не любят раскошеливаться… Так что нет смысла попрекать начальницу… Не я один, все здесь в таком положении…
Минуту помолчали, затем Жоан Рибейро спросил:
— У тебя ведь дома были одеяла?
— Да, конечно… Но прежде, чем перебраться сюда, я их продал, чтобы расплатиться с кое-какими долгами… Продал все…
— Завтра же у тебя будет одеяло! — взволнованно воскликнул Трамагал.
— Не хочу! Откуда ты возьмешь деньги, чтобы ни с того ни с сего сделать мне такой подарок?
— Не один Трамагал заплатит за него… — вставил Жоан Рибейро.
— Завтра же у тебя будет одеяло, — повторил Трамагал. — А теперь вот что: как тут обстоит дело с харчами?..
Паредес хотел было ответить, но Маррета остановил его взглядом. Старик только покорно улыбнулся.
Трамагал все понял:
— Никуда не годятся, ясно!
— Нет, еда хорошая… — возразил Маррета. Потом, заметив укоризненный взгляд Паредеса, неуверенно добавил: — Неплохо готовят… в казармах, например, гораздо хуже… Правда, старики съедали бы и больше, но не дают… У некоторых, знаете, неплохой аппетит!.. Вот, например, у дяди Паредеса… Ну а мне вполне хватает. Я ведь вегетарианец и привык довольствоваться малым. В первые дни было трудновато… Но я поговорил с начальницей, и сейчас для меня отдельно готовят картошку и капусту. Вчера даже морковь дали — я уже давно ее не ел…
Снова послышалось пение сумасшедшей. Но обитатели богадельни, должно быть, привыкли к этому — одни продолжали свои неторопливые беседы, другие, сомкнув веки, дремали. Трамагал осмотрелся по сторонам.
— Да, много здесь стариков… — проговорил он и, повернувшись к Орасио, добавил: — И никто из них ничего не добился в жизни — вот что меня бесит!
Орасио зажмурился, чтобы не видеть этих несчастных, но они неотступно стояли перед его глазами. Он представил себя стариком, здесь, в богадельне, среди всех этих жалких бедняков. И ему мучительно захотелось как можно скорее выйти на улицу, оказаться на площади, где угодно, только бы не видеть этих людей, этого здания, не слышать шуток Трамагала, пытавшегося развлечь Маррету…
Они пробыли в убежище до четырех часов дня. Прощаясь, Маррета отвел Орасио в сторону и шепотом сказал:
— Знаешь, я передумал насчет этих заграничных писем… война… неизвестно, когда они дойдут, а может, еще окажутся на дне морском… бывает и так. Пожалуй, пока не стоит их отсылать… Поэтому марок ты мне не покупай, а лучше принеси для Паредеса сыру. Ему будет приятно — старик очень любит сыр… только позавчера он мне об этом говорил…