Страница 2 из 41
— На печке, Володик, картошка... Теплая еще.
Гулко тикали на стене ходики. В печурке тлели угли. Володя раскрыл дверцу печки, вынул из-за пазухи книги.
Тлевшие угли стали покрываться пеплом, Володя с трудом различал буквы. За оконцем светила луна, она висела на звездном небе как большущий фонарь. Володя взял зеркальце, направил лунный луч на страницу. Бегая по строчкам, световой зайчик дрожал, но читать все-таки было можно.
Остыл картофель, почернели в печурке угли, гулявший по теплушке ветер разнес по полу пепел. Петухи пропели второй раз. А Володя не мог оторваться от чтения...
Прочитав обе книжки за три дня, отнес их в условленное место. Через день, отправившись за сушняком, заглянул опять в дупло ивы. Книжки лежали еще там. Шли дожди, и книги подмокли. Делать нечего, пришлось идти во флигель.
Вдоль забора с лаем носился Джек. Володя окликнул его, но пес не признал знакомого.
На лай собаки вышла высокая дама в пенсне, сказала с крыльца:
— Бог подаст!
— Я не за милостыней, — нахмурился Володя. Вынул из-за пазухи книги: — Вот, ваши...
Женщина удивилась:
— Как они к тебе попали?
Володя запнулся — ведь он не знал даже имени девочки.
— Мне... дали их почитать...
— Наташа?
— Я должен был их оставить для нее...
— Где?
— В дупле ивы.
Дама всплеснула руками:
— Совсем как в «Дубровском»... Ах, Натали, Натали! — Взяла книги, сухо сказала: — Наташа больна... И вообще... я запрещаю ей дружить с кем попало!
Володю бросило в жар. Резко повернувшись, он ушел.
За флигелем начиналась огороженная со всех сторон пасека. Сплошной тесовый забор был обит колючей проволокой. Обогнув пасеку, Володя свернул уже на лесную тропинку, как вдруг раздался короткий свист. В заборе раздвинулись две доски, и в образовавшемся лазе показалась голова парня — того самого «дылды», с которым у Володи была схватка за мешок с зерном. Глаза вора,. не моргая, уставились на Владимира.
— Ты-ы?
Он вылез, огляделся по сторонам, протянул ехидно руку:
— Ну, здоро́во!
Володя молчал.
Тогда «дылда» дернул его за конец галстука. Володя отпихнул вора.
— Ошейник повесил красный, а у бар в холуях?
Угрожающе наступая на Володю, хулиган свистнул. Владимира схватили сзади за руки.
— Жмурик, останешься на шухере! — бросил «дылда» остролицему парню в облезлой женской кацавейке.
Володю подтащили к сосне, прикрутили веревкой.
— Заткните кляпом орало, чтоб не пищал, — продолжал распоряжаться главарь.
Чьи-то руки грубо всунули в рот Владимиру тряпку.
Раздвинув оторванные снизу доски, жулики опять полезли на пасеку.
Володя осмотрелся. Кроме трусливо озиравшегося по сторонам парня в кацавейке, рядом никого не было. Попытался избавиться от кляпа — закашлялся, заметался, лицо покрылось багровыми пятнами.
— Но-но, — не на шутку испугался беспризорник, — еще задохнешься! Кричать не будешь — выну. Не будешь?
Володя кивнул головой.
Парень вынул кляп.
— Что это он тебя Жмуриком зовет? — спросил через некоторое время Володя.
— Собака тут бродила, — нехотя отвечал парень, — слепая, бездомная. Жмуриком прозвали.
— Где же она теперь?
— Живодеру, гады, сплавить хотели, я отбил... Пристроил у старухи одной... Хожу, когда добуду что, подкармливаю... Вот и дразнят Жмуриком.
— А матери, отца у тебя нету, что ли?
— Померли...
— С голоду?
— Мать с голоду, отец с тифу…
— У самого мать с голоду померла, а у голодающих воруешь... Помогал ведь тогда мешок-то тащить...
— Ну и помогал. А тебе что?! — огрызнулся беспризорник. — Протокол сымаешь?!
— Да нет, просто так я. По-настоящему-то зовут как?
— Коськой. А что это, правда, на шее у тебя?
— Галстук, — с достоинством ответил Володя. — Частица революционного знамени...
— Кто ж дал ее тебе, частицу эту?
— После клятвы вручают. На верность революции... Про пионеров слыхал?
— Кто такие? Прозоровские?
Володя улыбнулся:
— Первооткрыватели! Христофор Колумб, например, Америку открыл. Четыреста лет назад. Самый смелый мореплаватель. А теперь самые смелые коммунисты. Они тоже первооткрыватели. Мы их смена...
Снова раздвинулись доски забора. Костя торопливо сунул Володе в рот уголок тряпки. Воры выволокли улей. Встревоженные пчелы жужжали над ними, жалили то одного, то другого. Главарь ругал нерасторопных помощников:
— Сымай крышку!
— Ишь ловкий... Сымай сам!
Зло сплюнув, главарь сдвинул с улья верхнюю дощечку, выхватил рамку. Она оказалась пустой вощевкой. Выругался, выхватил другую — то же самое.
Пчелы кружили над ворами, запутывались в волосах, лезли под рубахи.
Пустой оказалась и третья рамка. Бросив ее, «дылда» кинулся в лес. Пустились наутек от растревоженных пчел и его помощники.
Топтался на месте только Костя — не знал, как поступить с привязанным к дереву Володей. Оставить — зажалят до смерти. Отмахиваясь от разъяренного роя, достал из кармана нож, полоснул острием по веревке.
— Беги! — крикнул он и скрылся в кустах.
Попробовал Володя освободиться от веревки — не тут-то было: впопыхах Костя разрезал не тот конец. Пчелы облепили Володе лицо, от боли защемило сердце. Ткнулся лицом в землю. Лежал так, пока не почувствовал, что кто-то подошел.
Поднял Володя запухшие глаза, увидел мужчину с сеткой на голове и дымарем в руках. Как видно, это был хозяин пасеки, дядя Тарас, которым Наташа пугала «дылду».
— Кто?! — кивнул он на выпотрошенный улей.
Володя с трудом пошевелил вздувшимися губами.
— Э-э, брат, да ты связан?
Пчеловод вынул из-за пояса кривой садовый нож, рассек узел веревки, скинул с себя куртку, прикрыв ею Володю, повел его к флигелю.
— Ксения Петровна! — крикнул он еще издали. — Помогите парню!
Провел Владимира в полутемную комнату, уложил на диван.
У Володи кружилась голова, дрожали ноги и руки. Вошла женщина, отдернула штору.
— Ты?!
То же строгое лицо, висящее на шнурке пенсне. Володя попытался было подняться, но женщина остановила его:
— Лежи! Столько укусов, опасно... Наташа! — крикнула она в дверь. — Принеси холодной воды и полотенце!
Через минуту с тазом в руках вбежала Наташа. От неожиданности она даже вскрикнула.
Женщина сняла с Володи рубашку, принялась смазывать места укусов чем-то липким, пощипывающим.
— Положи примочку, — сказала она Наташе.
Исполненная усердия помощница шлепнула на грудь Володе невыжатое полотенце. Владимира затрясло от холода.
— Тетя, его знобит!
— Не поливай так водой, крепче выжимай!
Женщина поднесла к дрожащим губам мальчика ложку с микстурой.
— Что это? — спросил, стуча зубами, Володя.
— Очень вкусная вещь, лекарство из меда. Пей!
Володя выпил. Боль от укусов стала постепенно запихать, и он, сам того не заметив, уснул.
Проснулся к вечеру. Рядом сидела Наташа. Попробовал встать — тело ныло, как от побоев.
— Лежи, лежи! — строго сказала девочка, подбежала к двери, крикнула: — Он проснулся, тетя!
— Сейчас иду! — послышалось в ответ.
Войдя, женщина проверила у Володи пульс.
— Все в порядке. Дай ему еще дядиной микстуры и пусть лежит. Почитай что-нибудь вслух, если уж он так любит.
Она посмотрела поверх пенсне на девочку, улыбнулась чему-то и, высоко держа голову, вышла.
— Что тебе почитать? — спросила девочка.
— Я лучше уйду, — хмуро пробормотал Володя, — нечего мне у господ делать.
— Это кто же господа? — обиделась Наташа. —Я... тетя... дядя?
Володе и самому стало неловко за сорвавшуюся грубость.
— Как не стыдно только, — продолжала девочка. — Тетя хоть и Прозоровская, а всю жизнь в гувернантках. Сладко, думаешь? А дядя, если хочешь знать, тоже пионер... Да, да!
Она порылась на этажерке, достала толстую тетрадь, полистала.