Виолетта

Теперь я могла рассмотреть его так же пристрастно, как он недавно рассматривал меня. Он, несомненно, был самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо видела вблизи за всю свою жизнь: мускулистый, гибкий, смуглый с головы до ног от занятий спортом под открытым небом, как будто загорал без одежды; смех у него был неотразимый — когда он смеялся, глаза превращались в две щелочки; темные волосы, светлые глаза, которые в зависимости от освещения становились зелеными или голубыми, и глубокие морщины, словно вырубленные зубилом. В тот день я этого не знала, но очень скоро выяснилось, что у него приятный тенор и когда-то, испытывая нужду в деньгах, он пел в кабаре в Англии и Соединенных Штатах, зарабатывая тем самым на жизнь.

Домой в тот вечер я не вернулась. Проснулась на рассвете в объятиях Хулиана среди скомканных простыней, мокрая от пота и секса, потрясенная, не в силах вспомнить, где нахожусь. Мне потребовалось больше минуты, чтобы понять, что ничто уже не будет таким, как прежде. Придется поговорить с Фабианом и объяснить ему, что произошло.

— Успокойся, Виолета. Все можно уладить. Скажи мужу, что плохо себя почувствовала и переночевала в отеле, — предложил Хулиан, видя мое смятение, но вряд ли это было удачное алиби.

— Мы в отеле моей свекрови. Если бы я спала одна, она была бы в курсе, потому что я попросила бы комнату.

— Что ты собираешься сказать Фабиану?

— Правду. Ты же понимаешь, что я не могу к нему вернуться.

— Многие мужья закрывают на это глаза, чтобы избежать осложнений. Что бы ты ему ни рассказала, он поверит, — встревоженно повторил Хулиан.

— Ты говоришь, исходя из собственного опыта? — спросила я со смутным ощущением, что ступаю на скользкую дорожку.

— Я не циник, Виолета, я практик. Нас никто не видел, мы можем избежать огласки. Я не хочу разрушать твою жизнь…

— Она и так разрушена. Что нам теперь делать?

Мы оделись, и он вышел первым. Я провела расческой Хулиана по волосам и покинула номер, даже не приняв душ, на цыпочках прошла по коридорам, молясь про себя, чтобы меня никто не видел’ Спряталась в саду, и через несколько мгновений Хулиан втолкнул меня в одну из машин, которые были в распоряжении датчан, отвез на вокзал и посадил на поезд до Сакраменто. В десять утра я уже была в офисе «Сельских домов» у брата.

— Что ты здесь делаешь, Виолета? Я думал, ты в «Баварии» с датчанами.

— Я ушла от Фабиана.

— Что? Как?

— Я бросила его, Хосе Антонио. Я не собираюсь к нему возвращаться, и пошел к черту этот брак.

— Господи, да что случилось?

Брат выслушал меня со смесью ужаса и недоверия, читавшимися на его физиономии патриарха, отвечающего за честь семьи, но, как я и рассчитывала, не стал ни осуждать меня, ни убеждать в том, что ошибку можно исправить. Вытер лоб рукавом рубашки и просто спросил, чем мне помочь. Затем снял трубку и оставил для Фабиана сообщение у Шмидт-Энглеров и в «Баварии».

В полдень муж позвонил в офис, успокоенный тем, что я у брата. Все благополучно прояснилось; он попросил брата сообщить, когда я поеду обратно, чтобы встретить меня на станции.

— Боюсь, тебе придется приехать сюда, Фабиан. Виолета должна сказать тебе кое-что серьезное, — предупредил его Хосе Антонио.

Муж примчался в Сакраменто несколько часов спустя, мы встретились в офисе, а брат караулил в соседней комнате на случай, если муж поднимет на меня руку. Хосе Антонио подобная реакция казалась закономерной.

— Я всю ночь глаз не сомкнул, разыскивая тебя повсюду. Съездил в Науэль, допросил твоих тетушек. Почему ты уехала, не предупредив?

— Я потеряла голову и сбежала.

— Тебя не поймешь, Виолета. Ладно, собирайся, едем домой.

— Нам надо расстаться.

— Что ты такое несешь?

— Я не собираюсь возвращаться к тебе. Я влюблена в Хулиана Браво.

— В пилота? Но ты с ним только вчера познакомилась! Ты с ума сошла!

Новость была настолько сокрушительной, что он пошатнулся. Вероятность того, что жена уйдет, представлялась ему исчезающе малой — с таким же успехом я могла испариться в результате самовозгорания.

— С какой стати нам расставаться, Виолета! Проблемы в отношениях — это нормально, но решаются они за закрытой дверью, без скандала.

— Мы аннулируем брак, Фабиан.

— Ты совсем спятила. Нельзя выбросить в мусор семью из-за какого-то помрачения.

— Я хочу развода. — Я нервничала, и голос дрожал.

— Не говори глупостей. Ты запуталась. Я твой муж, и мой долг — тебя защищать. Я постараюсь все уладить. Главное, никто не должен знать, что произошло. Я поговорю с этим ублюдком.

— Это не имеет никакого отношения к Хулиану, это наши с тобой дела. Нам придется разойтись, — повторила я в третий раз.

— Я никогда не пойду на подобную чушь! Мы женаты перед законом, Богом, людьми и, прежде всего, перед нашими семьями! — проговорил он, заикаясь.

— Фабиан, подумай хорошенько, развод освободил бы и тебя тоже, — вмешался брат, который вошел, услышав, что разговор накаляется.

Мне не нужна свобода! Мне нужна моя жена! — закричал муж, но внезапно его гнев иссяк, он рухнул в кресло, закрыл лицо руками и зарыдал.

Как ты знаешь, Камило, в этой стране развод не был узаконен до двадцать первого века, когда мне уже стукнуло восемьдесят четыре года, и ни о каких разводах я не мечтала. Раньше единственным законным способом расторгнуть брак было аннулирование с помощью хитростей какого-нибудь беспринципного адвоката, который бы доказал некомпетентность сотрудника мэрии, как правило из-за недоразумения с местом жительства брачующихся. Это было несложно при условии согласия обеих сторон, достаточно было пригласить двух свидетелей, готовых дать ложные показания, и найти сговорчивого судью. Фабиан не желал даже думать об этом, такой вариант казался ему порочным по сути и возмутительным по форме. Он был уверен, что сможет опять завоевать мою любовь, пусть я только дам ему шанс, что он любит меня с тех пор, как увидел впервые, что другая жена ему не нужна, что жизнь без меня не имеет смысла, что он был всецело занят работой и невольно пренебрегал мной. Он долго отводил душу, пока не пропал голос и не иссякли слезы.

Хосе Антонио предложил нам подумать, а я тем временем останусь с ним в Сакраменто, что избавит семью от лишних расспросов.

Наконец Фабиан согласился подождать, пока страсти не остынут. Так совпало, что у него как раз намечалась поездка в Аргентину, где предстояло осеменить девятьсот коров на ранчо в Патагонии, скрестив несколько пород — голштинскую, джерсейскую и монбельярдскую, как он объяснил довольно некстати. Ему предстояло отсутствовать несколько недель, и у меня была бы возможность прийти в себя. На прощанье он чмокнул меня в лоб и наказал брату присматривать за мной до его возвращения, чтобы я больше не делала глупостей.

Брат позвонил Хулиану, которого мои свекры пригласили на объездку лошадей. Оказалось, что он чемпион по скачкам с препятствиями — еще один его талант, о котором я ничего не слышала, — и столько всего знал о лошадях, что ни разу не потерял деньги, играя на скачках.

— Немедленно приезжайте в Сакраменто, молодой человек, — приказал Хосе Антонио тоном, не допускающим возражений. — Нам нужно поговорить.

Запугать Хулиана Браво было невозможно. Он несколько лет рисковал жизнью на войне, увлекался экстремальными видами спорта, прыгал с парашютом в самое сердце амазонской сельвы, занимался серфингом в Португалии, где высочайшие в мире волны, лазал без снаряжения по недоступным вершинам Анд. Он танцевал со смертью. Ничего удивительного в том, что безрассудство и дерзость рано или поздно привели его к незаконным сделкам, но это случилось позже, когда он связался с мафией. Он явился на зов моего брата не из страха, а потому, что ночь, проведенная со мной, потрясла и его тоже, я завладела его мыслями.

На следующий день он прибыл в Сакраменто первым же поездом и оставался со мной до конца недели, пока ему не пришлось вернуться в отель «Бавария» к своему гидроплану, чтобы отвезти датчан назад к цивилизации.