Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 30



Алле нравилась окружающая природа, понравилась и школа, в которой она стала учительницей русского языка, литературы и истории. Нравились живые, любознательные ребята. Она проводила в школе литературные вечера, иногда вместе с пограничниками. Изучала край, обычаи народа, со школьниками помогала убирать хлопок.

До сих пор стоит перед глазами огромное поле. Ровные, будто засыпанные снегом, полосы пересекаются арыками. И девушки в фартуках с бездонными карманами. Сколько надо было снежной ваты, прежде чем они наполнятся! А потом наступило время прощаться и с местом, и с учениками, и с хлопком. Надо было ехать сюда, на восток. Уезжала с огромным букетом роз, подаренным учениками, в легком пальто, щегольских полусапожках. Приехала — жуткий мороз. Немедленной первой покупкой были валенки и теплая шапка-ушанка.

— Уже три года живем здесь, и ничего, не жалуемся, — продолжает Алла. — Главное для человека — его работа, какие люди тебя окружают — такой и жизненный настрой. Мне нравится здесь активность женсовета, и вообще атмосфера дружеского внимания, поддержки, которая исходит от командования отряда.

Начальник отряда, начальник политотдела считают, что семья, женщины — большая их забота. От нее, от них зависит и жизнь и служба офицера. Кто бы из командования ни разговаривал с подчиненными, обязательно спросит, как живут, в чем нуждаются. Правильно смотрят на женсовет, как на еще один канал воздействия на людей, с которыми служат.

— А что вы думаете, женщина — это сила! — встав и театрально закинув голову, произнесла Нина Михайловна, и все трое дружно рассмеялись. — По-моему, мы забыли, зачем сюда пришли, Аллочка, — и они разбрелись по комнатам расставлять мебель и помогать Маше распаковывать вещи. Заглянувший было домой Степан Федорович, увидев эту женскую компанию, не стал нарушать идиллию и вернулся в штаб.

4

По своей натуре Степан Федорович любил живую некабинетную работу и даже штабную стремился соединять с практической деятельностью: поездки на заставы, встречи с людьми, проведение занятий в подразделениях считал необходимым условием успеха.

Уже первые командировки дали ему представление о том, насколько возрос за последние годы технический уровень охраны границы, как благоустроенно и удобно стали жить люди.

Самая дальняя от отряда застава неожиданно открылась из-за поворота дороги. Стояла она в густой зелени деревьев, так что сразу и не заметишь. И только потом находишь привычные глазу ворота с красной пятиконечной звездой, видишь часового у проходной. Сколько он повидал за свою службу в пограничных войсках застав! У каждой — свой командир, свое лицо, свой стиль жизни, — и все-таки что-то неуловимо общее было не только в их обличье, но и в самой атмосфере жизни. Высокая воинская выучка? Строгая подтянутость и дисциплина? Патриотизм? Чувство войскового товарищества? И это, конечно. И все-таки что-то неуловимое свое.

Известно, что любой дом хорош людьми, которые в нем живут. Аккуратны хозяева — опрятен и дом.

Степан Федорович с внутренним трепетом входил в двухэтажное здание из белого кирпича, где жили пограничники капитана Глазова. «Прямо дворец, а не казарма». Всюду образцовый порядок — и в помещениях, и на территории. Дежурная служба со множеством блоков управления в специально оборудованном помещении. Рядом — комната сержантов, канцелярия. Отсюда же двери ведут в спальные помещения. Они просторны, в них много света. У каждой кровати — коврик. На окнах — радующие глаз шторы. С другой стороны — вход в столовую. Здесь удобная современная мебель, на столах — вазочки с первыми полевыми цветами. И сервировка — не хуже, чем в кафе «Золотой Рог». Тут же хлебницы, приборы со специями. И компот пьют солдаты из фарфоровых кружек. Эти кружки напомнили Степану Федоровичу конфликт, произошедший на прежнем месте службы. Приезжает он как-то на заставу, а ему подают чай в алюминиевой кружке. В другое время он бы и внимания не обратил на такую мелочь, но начальник тыла отряда попросил, когда Степан Федорович уезжал в командировку: «Погляди, из чего на той заставе солдаты чай пьют, я туда недели три назад фарфоровый сервиз отправил, да есть сигнал, что кто-то боится пустить его в оборот: «А вдруг побьют?!»

Действительно, сервиз лежал на складе, а солдаты продолжали пить из алюминиевых кружек. Пришлось Шкреду кроме своих основных задач на заставе вмешиваться и в такие мелочи. Принесли со склада новые кружки; в первый день, правда, по старой привычке обращались с ними так же, как и с алюминиевыми, разбили несколько штук, а потом — ничего, научились беречь. Привыкли.



Все это Степан Федорович считал мелочами только на первый взгляд. И мебель, и окраска стен, и посуда, и цветы рождают у людей ощущение уюта, домашнего очага. Отсюда и хорошее настроение, бодрость личного состава, а это всегда вызывает стремление служить образцово и старательно.

— Ну спасибо, Глазов, — сказал Степан Федорович, когда они остались одни в канцелярии. — Хорошо у тебя, порядок. Забота о быте солдатском оборачивается заботой о службе, об улучшении показателей в боевой и политической подготовке, ты это знаешь не хуже меня… Спасибо, друг.

Глазов, невысокий, светловолосый, стоял перед Шкредом навытяжку и, довольный, моргал белесыми ресницами. К нему давно уже не добирался никто из начальства, и похвала майора Шкреда была приятна.

— Да ты садись, капитан, рассказывай, как у тебя налажена боевая подготовка, как организуешь занятия, тренировочные стрельбы. Где журнал учета?

Глазов, как обычно, неторопливо достал из стола небольшую толстую тетрадь, очень похожую на бухгалтерскую книгу, и подал ее Степану Федоровичу. Тот углубился в чтение, потом прислушался, спросил: «Что, у вас всегда так спокойно?» И только смысл сказанного успел дойти до сознания Глазова, как в коридоре запищал зуммер тревоги.

Шкред и Глазов одновременно выскочили из канцелярии. Доклад дежурного по заставе, грохот солдатских сапог на лестнице, лязг оружия, выхваченного из пирамид, рубленые фразы команд. На ходу поправляя фуражку, стремительно вышел во двор старший лейтенант Олейников, царапнув антенной радиостанции по деревянному косяку. Все.

— Поехали! — прозвучала в темноте команда Глазова.

«Уазик», отчаянно подпрыгивая, бежал по ухабистой проселочной дороге. Два желтых луча, идущие от фар, искали чужака в придорожных кустах, выхватывали из мглы участки дороги. Ехали молча, крепко ухватившись за поручни, опираясь и валясь друг на друга на крутых поворотах. О чем думали, что вспоминали в это время инструктор службы собак старший сержант Сергей Кулаков и мастер по электроприборам сержант Анатолий Демешко? Тут же, у ног старшего сержанта нетерпеливо перебирала лапами овчарка. Ее глаза горели в темноте нетерпеливым огнем. На переднем сиденье, прижав к щеке наушники рации, сидел старший лейтенант Олейников. Наконец, машина резко затормозила. Начался поиск.

Белый скачущий лучик фонаря шарил по КСП, похожей сейчас на застывшую водную гладь. Растянувшись цепочкой, пограничники двигались по тропинке, до боли вглядываясь в темноту, вслушиваясь. Тишина. Какая обманчивая она бывает здесь, на границе. Нельзя расслабиться ни на минуту.

Собака резко рванулась вперед и замерла на мгновение у кустарника, чуть поодаль дороги. Сергей Кулаков чувствовал, как натянулся поводок, скомандовал: «Фас!», Анатолий Демешко осветил куст, и все увидели, как замаскировался и вжался в землю человек. Казалось, он ничего не видел и не слышал, он только пытался втолкнуть свое бренное тело в земную твердь, а она не брала его, выталкивала наружу, как ненужный элемент. Собака прижала его к земле, не давая подняться. Лишь когда нарушителя окружили пограничники и прозвучала властная команда: «Встать! Руки вверх!», — он с трудом поднялся.

Неизвестного обыскали, сопроводили к машине. Обследовали местность в округе и нашли портативную рацию, запасы продовольствия на два дня, одежду. Да, неплохой «улов».