Сосед по парте

«Найди и исправь ошибку!»

Во вторник я получил от детского врача справку и сразу же с Лешей и Мартой пошел к маме. Она была одна в новой палате для двух больных. Ее соседка только что выписалась. Мама уже сидела на кровати и могла недолго ходить. Я думал, что когда мы увидимся, то не сможем наговориться. Но получилось совсем не так. Говорила Марта. Вернее спрашивала. А мне хотелось только держать маму за руку и смотреть на нее. Леше тоже. Правда он все время куда-то убегал и говорил то с палатной сестрой, то с главной, то с какими-то врачами. И все здоровались с ним, как со старым знакомым. Врач Гия сказал, что все хорошо, но выздоровление — это трудная работа, и нужно набраться терпения. Вторник был седьмым днем после операции. Как сказала Марта, критическими считаются третий и седьмой день. И вот, после нашего ухода, у мамы поднялась температура.

Для меня критическим днем оказался восьмой, когда после болезни пришла в школу географичка и проверила наши контрольные работы по Евразии. На уроке она раздавала их по списку в журнале и сразу же заносила туда отметки. Я оказался исключением. Уже дошла очередь до Шишкарева, наконец получила свой тройбан Яковлева, а на меня она даже не взглянула. Потом я понял, что приберегался ею на десерт, но он оказался горьким для нас обоих.

Раздав работы, наша Планетовна отыскала, наконец, меня глазами и сказала:

— Встань, Ивин. У меня с тобой будет особый разговор. Посмотри на свою работу, может ты захочешь что-нибудь исправить. Я разрешаю.

Я взял карту, посмотрел и протянул назад.

— Нет. Я не хочу ничего исправлять.

— Хорошо. Аня Вощакова, возьми у Ивина карту и найди на ней ошибку.

Вощакова довольно долго рассматривала мою работу, время от времени босая недоуменные взгляды на географичку.

— Я тебе помогу. Полуостров на юге России. Каким цветом я просила закрасить нашу стану?

— Красным.

— А каким цветом у Ивина закрашен наш полуостров на юге?

— Розовым.

— Наконец!

В классе поднялся легкий шум: «Крым», «Это Крым», «Он Крым не соединил».

— Так ты понял свою ошибку, Ивин?

Я промолчал.

— Возьми карандаш и исправь. Если нет карандаша, возьми карту домой, завтра принесешь. Тогда поставлю три, а сейчас — точка.

— Я не буду исправлять, Мария Платоновна. Признали Крым Российским только Казахстан и Абхазия. На всех других картах Евразии он России не принадлежит.

— Ты, ты… — у географички перехватило дыхание. — Ты в какой стране живешь?! Ты где учишься?!

В классе стало откровенно шумно.

— Он бандерам Крым оставил! — загоготал Климов.

— Украм!

Вишневская развернулась в его сторону:

— Климов, закрой гармонь!

Но реакция стала неуправляемой. Стас Гаврилов вбросил кричалку «Никита Крымненашев»! Ее бодро поддержали.

Мне показалось, что географичка такой бурной реакции не ожидала и стала призывать всех к порядку. Но всеобщее веселье так до конца урока и не затихало. Пунцовая от волнения географичка сказала мне, чтобы я нашел ее после уроков. На перемене ко мне подошли Борька Каретников, Ванька Шалимов, Аня Вощакова и еще несколько ребят.

— Ты чё с «графиней» базар развел? Она и так на тебя клыки наточила! — сказал Борька с недоумением.

— Кит, а ты что, и правда «Крымненаш»? — испуганно спросила Аня.

— Правда, — ответил я. — А что вы все всполошились? Я ни у кого ничего не отбирал.

— Ты просто пятая колонна! — вмешался Гаврилов.

— А ты — шестая! — засмеялся Шишкарев.

— И не смешно! — повысил голос Стас. — Пятая колонна — это против России за Америку!

— Шпион в 7-б! — стал дурачиться Борька.

Но мне было не очень смешно, потому что половина класса вывалилась в коридор, старательно огибая меня, как будто я был заразный.

Мы с Шишкаревым попадаем под раздачу вместе

После шестого урока я отправился искать географичку, а Шишкарев сказал, что будет ждать меня во дворе. Если бы я знал, чем они с Ванькой будут там заниматься, я бы не дал ему уйти. Но в этот день всем нам здорово не повезло. Ванде тоже, но я узнал об этом позже.

Географичку я нашел в учительской. Но она не стала там со мной разговаривать, а повела в свой кабинет. Пропустив меня вперед, Мария Платоновна плотно закрыла дверь и втиснулась за стол в первом ряду. Я остался у доски.

— Вот скажи, Ивин, с чего у тебя такая мания оригинальничать?

Я молчал.

— Мама знает о твоих взглядах? Она, между прочим, работает в го-су-дар-ственной библиотеке. А ее сын не признает Крым частью России! Ты хоть знаешь, что Крым присоединили по воле его народа?

— Референдум в Крыму мало кто признал, — ответил я, чувствуя, что погружаюсь в зыбучие пески, но ничего поделать с собой уже не мог. — только Абхазия, Нигерия, остров Вануату…

— Ивин, прекрати! И вот что, передай матери, чтобы она пришла в школу. Срочно!

Тут в коридоре раздался какой-то шум, в кабинет заглянул наш трудовик и спросил:

— Ваших террористов сюда вести или прямо к директору?

— Вы о чем, Семен Палыч? — растерянно сказала географичка, приподнимаясь со стула и пытаясь освободиться от повисшего на ней стола.

— Шишкарев и Шалимов — это же Ваши, из 7-б?

— Да-а, а что с ними?

Трудовик зашел в кабинет и втащил за рукав куртки чумазого Родьку. За ним охранник втолкнул Ваньку. Через открытую дверь видна была целая толпа любопытных.

При виде парней Планетовна опять рухнула на стул вместе со столом.

— Дверь закрой, — кинул охраннику трудовик.

Тот, не оглядываясь, нащупал ручку и потянул за нее, не заботясь о носах и других частях тела любознательных учащихся.

— Взрыв за школой устроили! Возле пожарной лестницы! Я, понимаете ли, случайно там проходил и вижу сидят эти паршивцы на корточках и над чем-то колдуют. Вот я сразу понял, что это какое-то баловство. Хотел окликнуть, но не успел. Тут как грохнет, и дым пошел! Ну, я туда! Думал, поотрывало им головы к чертовой матери! Но вроде целы.

— Взрыв! — отозвался Шалимов с досадой. — Пукнуло слегка!

— Сам ты пукнул! — сказал Шишкарев, защищая свою химическую честь. — Взрыв был, но небольшой!

В общем, «террористов» потащили к директору, а обо мне географичка на время забыла.

Высокий суд длился довольно долго. К директору призвали химозу и выясняли состав взрывчатой смеси. Потом, как и мне, Шишкареву и Ваньке велено было привести в школу родителей.

* * *

Дома Градов сидел за накрытым к обеду столом и нервничал, ожидая звонка от мамы.

— Ну, слава богу! У вас что, десять уроков?!

Мама позвонила, когда я домывал посуду (была моя очередь). Температура у нее еще держалась, но была уже не такой высокой, как вчера. Голос у нее был спокойный, и мы с Лешей немного расслабились. О событиях в школе я ему не рассказал, в тайне надеясь, что все рассосется само собой. Не рассосалось. Повезло только Родьке. Его мама, тетя Люся, в школе поохала, выразительно возмутилась его поведением, а дома только и сказала: «СЫночка, ты уж там поосторожней!» А вот меня начали потихоньку чмарить. Откровенно Климов и Шаповалов, а под их прикрытием и те, от которых я не ожидал. Даже всегда немного сонный Борька Каретников. Прижимали к стенке или просто не давали пройти, долго молчали. Потом спрашивали: «Так чей Крым?» или «Как там твои «бЕндеровцы?» Шишкарев каждый раз помогал мне от них отвязаться. Но вскоре к ним стали присоединяться пацаны из других седьмых и даже девчонки заглядывали в какой-нибудь кабинет, где мы были, демонстративно рассматривали меня и удалялись, хихикая. Это было так вызывающе, что даже Вишневская проснулась и присоединилась к Шишкареву в качестве полу защитника-полу нападающего. Вечером через день после моего разговора с географичкой она позвонила мне и без вступления сказала:

— Кит, Марк дерьмо, но давай к этой теме не возвращаться.