Сосед по парте

* * *

В пятницу после занятий в бассейне мы вывалились на улицу всей гурьбой. На выходе кто-то у кого-то попытался выудить из рюкзака не то шоколад, не то печенье. Как всегда в таких случаях, началась возня и беготня. Я так распалился, что расстегнул куртку, чтобы охладиться, и отдышался только в метро. Утром я никак не мог заставить себя подняться с постели. Градов торопил-торопил меня, а потом положил ладонь мне на лоб и сказал:

— Да тут яичницу можно жарить!

Я отвернулся к стене и опять заснул. Так у меня началось то, что наш районный детский врач назвала ОРВИ. Я думал, что до понедельника отлежусь, но температура никак не падала. Градов отпаивал меня каким-то морсом своего изготовления, а я все спал. В воскресенье он был у мамы без Марты, потому что дядя Миша тоже заболел. Мама составила целые список того, чем и как меня лечить. Я его прочитал и спрятал в щель между стеной и диваном. Градов метался по квартире в поисках списка, ругая себя за рассеянность, а я изображал святую невинность. Во всяком случае от горчицы в носках я был избавлен.

В понедельник температура совсем упала, но начался отвратительный кашель. Я выполз на кухню, и мы вместе с Градовым позавтракали. Потом он ушел по своим делам, а я развернул монитор и лежа смотрел «Мир Юрского периода», пока опять не заснул в тот момент, когда из «птичника» разлетались резвые птеродактили. Жаль, что когда пересматриваешь ужастик в пятый раз, все киношные кошмары постепенно превращаются в забавные трюки. Днем Градов вернулся, чтобы влить в меня пинту куриного бульона, и опять исчез. Вечером он явился не один, а с тем своим другом, который приносил нам от него посылку. Поскольку от каш всех видов и консистенций я категорически отказался, Градов. используя нечто среднее между настойчивой рекомендацией и моральным насилием (я мысленно перебирал в уме все всевозможные словесные определения его действий), напоил меня горячим молоком с растертыми желтками и велел из постели не вылезать. Впрочем, мне и самому этого не хотелось. Он и наш гость, которого Градов называл Генычем, устроились на кухне. Когда я заглянул туда, чтобы налить себе воды, на стуле лежал открытый кейс, а на столе стояли четыре темные бутылки, у которых горлышко было обернуто золотой фольгой. В прошлом году, когда Шишкарев вернулся от своего папаши, он притащил в рюкзаке бутылку такого пива только светлого, которое мы распили в Дубравке втроем. Еще он умыкнул у новой жены фазера пачку с четырьмя тонкими сигаретами. Надо сказать, что особого удовольствия от всего этого мы не испытали, но полученный опыт позволял чувствовать себя в теме, когда в классе начинались разговоры о приключениях в летних лагерях.

Катерина приносит странные новости

Ночью я несколько раз заходился от кашля, и каждый раз на пороге оказывался недремлющий Градов с термосом в руке. В результате я проснулся чуть ли не в полдень. Лёши… то есть Градова… не было, а на кухонном столе лежала записка с инструкцией, как мне осуществлять свою жизнедеятельность. Днем вдруг заявилась Катерина и с порога протянула мне пакет с мандаринами:

— Это от всех, а от меня — вот, — торжественно объявила она и вынула из кармана пальто шоколад с рыжим другом «Аленки» «Кузей» на обертке.

— Катерина, — сказал я. — Я же тебе говорил, что НЕ люблю этот шоколад!

— Я так и знала, что перепутаю, — огорчилась Катя. — Вот помнила, что ты мне о нем говорил, об этом шоколаде. Но забыла — любишь ты его или нет!

— Ладно, проехали! Идем поедим!

— Вам Дора готовит?

— Еще чего! Мы сами! Ну, сегодня Градов, а так — вместе.

Давай раздевайся и иди на кухню.

Мама говорит, что угощать Катерину — это как получить приз зрительских симпатий на кулинарном конкурсе. Она всему радуется, ей все кажется необыкновенно вкусным, а ее тарелки после еды кажутся уже вымытыми. Вот и сейчас бульон — «такой, такой душистый!», курица — «ой, тает во рту», а рис… «просто рисинка к рисинке»! К чаю ничего особенного не было, и Катерина слопала вприкуску половину «Кузи». Он ей тоже очень понравился, и боюсь, что она опять забудет, кто из нас его НЕ любит.

Споласкивая чашки, Катя вдруг замерла и оглянулась на меня:

— Кит, а мы не все съели? Родственнику вашему хватит?

— И еще останется! Он целою курицу сварил!

— Это хорошо. А то он такой заостренный.

— Чего?! Как это заостренный?!

— Ну, это Серафима говорит, что у него профиль… резкий. Я сейчас зашла к Марте Яновне, чтобы мандарины забрать, а они сидят и деньги пересчитывают. И у него лицо такое резкое сбоку. Худое такое лицо.

Я сделал стойку:

— Давай подробней. Что они с Мартой делали?

— Я же тебе говорю: деньги какие-то пересчитывали. Из сейфа. Дверку от него Марта Яновна при мне прикрыла.

«Лечение с развлечением!»

Катерина отбыла, а я стал думать, что же там произошло, для чего деньги понадобились. Позвонил маме: «Абонент временно не доступен». Градов тоже не откликнулся. Но объявился Шишкарев с новостной программой. У него траур: «химоза» заболела и вместо химии математика. Зато Вишневская кайфует. Переслала ему для меня все решения по алгебре. Добрая такая! Обид не помнит!

Опять позвонил маме с тем же результатом. Градов отозвался, сказал: «Скоро буду». Решил немного порубиться, но не пошло. Нашел по Гуглу вторую часть «Хоббита» и залег слушать. Градов пришел как будто спокойный, но я уже научился понимать, когда его действительно ничего не волнует, а когда он довольно умело гасит в себе тревогу. Сейчас он явно был на взводе.

— Мама не отвечает.

— Мама? У нее все нормально. Я забегал. Велела сегодня поставить тебе горчичники. У них там какой-то прыщ из министерства обход делал, всех в палатах держали, но я на минутку просочился.

Перед сном он запаковал меня во влажные бумажные полотенца, налепил на них горчичники и обвязал маминым платком. Конечно, он сделал это, потому что мама велела, но три недели назад я просто не представлял, что у нас сложатся ТАКИЕ отношения. Мне кажется, что вначале мы с Градовым существовали на равных правах. У каждого были свои проблемы, которые он решал самостоятельно. И были общие заботы. Но вот как-то вдруг так повернулось, что он остался взрослым, а я опять превратился в… Не то, чтобы в несамостоятельного ребенка, но, во всяком случае, в зависимого человека. И, что совсем для меня неожиданно, эта зависимость именно от него меня не очень раздражает. Нет, «раздражает» не то слово. «Возмущает», «досаждает», «злит», «коробит», «не нравится»… и вдруг пришло подходящее слово, и оно было антонимом! «Нравится»! Мне нравилось быть с Градовым «в одной связке». Так он сказал о своем друге Геныче, с которым служил во флоте. Может они еще и альпинистами были, я не знаю.

* * *

Итак, я «запекался под горчицей», а Леша… Градов сидел у меня в ногах и старался развлекать меня разговорами, чтобы я терпел подольше.

— А Вы с мамой в школе познакомились?

— Да нет, еще во дворе. В школу мы пришли втроем, одной командой: Ирка, Паша и я.

— Но Вы же маму не Ириной, а Ариной называете.

— Это началось уже после изучения биографии Александра Сергеевича и объяснения происхождения имен Ирина-Арина. Сперва шутили, а потом прижилось. Но она действительно всегда была миротворцем.

— А почему мама говорит, что Павлик был особенным?

— Ну, сейчас многие знают про аутизм. Ты, например, знаешь?

— Я «Человек дождя смотрел» с Томом Крузом.

— Занятно, я бы ответил — с Хоффманом. Так вот, в наше время даже учителя об этом не знали, мы — тем более. Павлик не был типичным аутистом. Он был просто немного заторможенным, молчаливым и держался особняком. Если бы не Ирка, мы бы не сблизились. Тогда вся детская жизнь проходила во дворе. Мы играли в «тарзанку», «казаков-разбойников», «пятнашки» конечно. Павлик стоял или сидел где-нибудь в стороне и наблюдал. Безо всякого выражения на лице. Если незнакомые ребята принимались его задирать, то он в драку не ввязывался, а молча уходил домой. Ему нравилось отцу помогать. Потому двор у нас всегда был чисто выметен. При этом начинал Паша мести всегда с определенного места и продолжал в определенном направлении.