Страница 8 из 15
— Ого! — произнес он, и, кажется, хором с ним подивился Внутренний Дворецкий. Такого он ни разу не видел, и бог знает, не опасна ли эта штука. Можно ли ее, к примеру, носить в кармане брюк? Не отвалится ли после этого то, что висит по соседству? И не будет ли висеть вечно?
Впрочем, кажется, прошлый владелец, поп-гном, особой осторожности при обращении с револьвером не проявлял. Может быть, она и безопасна.
Рядом с барабаном, там, где у настоящего револьвера полагается быть предохранителю, имелся в самом деле небольшой рычажок переключателя, а рядом с ним — надписи, выбитые мелкими буквами. Сейчас рычажок был установлен в положение «погл», а кроме него были еще «сил», «защ» и «проз».
Однако не стоит ли отнести эту штуку куда следует? Тем более, что и повод — лучше не придумаешь, завтра ему так и так надлежит явиться в жандармское управление. Так вот заодно и спросить бы там, куда можно занести непонятный артефакт, возможно, неземного происхождения. Он знал, что такими вещами как раз жандармы-то и занимаются.
Впрочем, стоит ли туда вообще идти? Герман присел на кровать, повертел в руках загадочный прибор и крепко задумался. Служба письмоводителем в Корпусе жандармов — это точно не то, о чем он мечтал всю жизнь. Да еще и в Департаменте просвещения. Этот департамент в университете ненавидели: и студенты, и преподаватели, и даже ректор, хоть он, конечно, этого показать не мог, и должен был к жандармским относиться учтиво. Это те самые люди, которые рыскают по университетам и даже гимназиям, выискивая, нет ли где крамолы и опасных исследований. Когда кого-то из студентов отчисляли за неблагонадежность, это почти всегда была инициатива департаментских.
Мысль о том, как посмотрят на его жандармский мундир университетские товарищи, Герману не понравилась. Может быть, ну его к черту? Провалить это их испытание, в чем бы оно не заключалось. А то и вовсе не ходить?
Однако последующий разговор с отцом не сулил ничего хорошего. Он и так урезал Герману содержание до предела, служба же сулила хоть какие-то деньги, которые позволили бы не зависеть от папашиного самодурства. Да и стыдно уж — в двадцать-то лет. Может быть, стоит попробовать? И жалование будет, да и отец при виде того, что блудный сын встал на путь истинный, глядишь, и расщедрится.
— А ты что скажешь? — спросил Герман Внутреннего Дворецкого.
— Жениться тебе, барин, на… э… в смысле, службу какую ни есть сыскать — это дело хорошее, — сказал дворецкий, пожевав рыжеватый ус. — В конце-то концов, никто ж тебя не неволит век в этом голубом мундире ходить. Добудешь сейчас денег, ублаготворишь батюшку, сведешь знакомства полезные, а там с богом и поступай в свои адвокахты! И там тебе уж другая цена будет, ты человек уже будешь бывалый, обстоятельный, с понятием. Одним словом, адвокахство — не волк, в лес не убежит.
— Ну что ж, — сказал Герман, побарабанив по саквояжу пальцами. — Быть по сему. А с этой штукой что делать, сдать ли ее жандармам, или лучше дома оставить? Пожалуй, лучше отнести им ее, от греха подальше, да и дело с концом. Возьму с собой. Ладно, а сейчас, подай мне умыться, да пойду я на боковую. Ладно, шучу, сам пойду умоюсь.