Время для жизни

Она стиснула его последний раз за вставший уже колом… предмет и, засмеявшись, вышла.

«Вот же! А взгляд какой откровенный и томный! Извращенка! Но такая… «ябвдул»! Потом, как-нибудь!».

Он услышал, как хозяйка спросила у Шрама:

- Евгений! Ты не будешь против, если я дам твой халат юноше? А то ему совсем не во что одеться после ванны!

Он поскорее скинул с себя майку и кальсоны и не дожидаясь полного нагрева воды, полез в ванну. Отмывался тщательно, на несколько раз! Уже с намыленной головой, ничего не видя, он услышал, как дверь в ванную приоткрылась. Даже вроде бы смешок услышал, но никаких поползновений не последовало, и дверь закрылась. Уже более спокойно он домылся и до скрипа вытерся висевшим на вешалке полотенцем. Махровый халат, длиннющий, чуть не до самых пят, был комфортен.

Он вышел в коридор и зашел в столовую. Шрам сидел на стуле, за круглым столом, без пиджака и без галстука, покуривал папиросу. На столе стояла початая бутылка коньяка, стакан.

- Садись, Чибис, закуривай. Примем еще чуть коньяка, выпьем чаю. Да, я благодарен тебе за помощь. И ты не обижайся, что мясником тебя назвал. Действовал ты и впрямь… грязновато, но – эффективно! Удивлен, не скрою! Мне, когда… про Хлопа и этого… второго, рассказали, я, признаться, и не поверил. Сомнения меня взяли – как простой босяк, шпана, пацан фактически, мог с двумя совладать? Пусть тоже такими же босяками, но – наглыми, дерзкими, более опытными! А сейчас – да, признаю! Вырос волчонок с молодого еще, но - волка!

«Чего-то он такими… картинными, книжными фразами заговорил? Выпил что ли? Или как его подруга – порошочка нюхнул?».

- Время идет, все мы – меняемся, не так ли? – «блядь… прямо – светская беседа какая-то получается!».

- М-да… тут я, мой юный друг, вынужден с тобой согласится! А вот ответь мне на такой вопрос… тебя потом, вот такие… убитые – не беспокоят?

Иван хмыкнул.

- «И мальчики кровавые стоят!». Нет, Евгений Аркадьевич, не беспокоят! Не те это люди, чтобы они ко мне во снах являлись! Невинными душами они никак не являются!

Шрам задумался, покачивая ногой, перекинутой через колено другой:

- Тут ты прав… Не овечки они! Вовсе нет!

- А мне вот интересно… после случившегося… Вы же вроде должны мне хоть чуть-чуть доверять?

- Ну да, - развеселился Шрам, - на вышку мы с тобой наработали! А с учетом прежних заслуг, так сказать, то – наверняка!

- Щур этот… там – еще в туалете… назвал Вас… сукой каппелевской. Он обосновано так… сказал?

- Ну что же… если мы с тобой теперь подельники, да по самому, по мокрому… Тебе сейчас и самому в «гэпэу» бежать – никакого резона! Товарищи, они может и поблагодарят за информацию, но – лоб зеленкой все одно намажут! И – да! Служил я с Владимиром Оскаровичем, был такой эпизод в моей биографии!

Попивая коньяк, и покуривая, они беседовали. Шрам рассказал Ивану, как ушел с последними пароходами из Владивостока. Потом – Северо-Американские штаты, которые Шрам, судя по реакции, невзлюбил. Дальше – даже Южная Америка увидела молодого «штабса». Европа… А после этого – в числе многих белогвардейцев, прослышав про амнистию, он вернулся в Советскую Россию.

- Представь! Я даже в Университете доучиться успел, в Казани. А дальше… дальше – товарищи как-то потихоньку опять за нас взялись! Вот и пришлось… переквалифицироваться в бандита. Нет, ты не подумай! Я, если официально, вполне законный гражданин «эрэсэфэсээр», законопослушный юрисконсульт одной из крупных артелей, в ….одном из городов Поволжья. И здесь я – по делам артели, на химкомбинат приехал, договора на поставки химреагентов заключать. И документы у меня в порядке – ни один лягавый не придерется! Но вот «гепеушникам» попадаться все же не стоит! Там у нас, Чибис, даже не артель, а целое объединение! Кожи для армии выделываем! Нужное для страны дело - обороноспособность повышаем!

- У меня просьба, Евгений Аркадьевич! – дождавшись поощрительного кивка, Иван продолжил, - не могли бы Вы, при посторонних, по крайней мере, называть меня Иваном? Мне моя «погремуха» - поднадоела как-то!

Шрам хмыкнул, улыбнулся:

- Ну что, резон в твоих словах есть, не отнять! Хорошо, Иван, пусть будет по-твоему!

За время их разговора женщины прошли в спальню, потом назад – в ванную, судя по всему. И Фатьма уже была переодета в недлинный халатик!

- Ну что ты смотришь так неодобрительно, Иван? Не будет же девочка, в таких хороших и красивых вещах, твою одежду застирывать? —укоризненно заметила Елена.

Иван пожал плечами – «А я что? Я – ничего против не имею!». Периодически он прислушивался к тому, что происходит в ванной и на кухне. Слышно было немногое – негромкие разговоры, даже – вроде бы – смех.

Видно, навеяло рассказом Шрама и Иван, взяв гитару, висевшую на стене, стал перебирать струны. Увидел, как в дверном проеме появились женщины, с интересом смотревшие на него.

- Я в весеннем лесу пил березовый сок,

С ненаглядной певуньей в стогу ночевал.

Что имел – не сберег, что любил – потерял!

Был я смел и удачлив, но счастья не знал!

Шрам, слушавший его поначалу со снисходительной улыбкой, замер и улыбка сама сошла с лица. Елена слушала с широко распахнутыми глазами. А Фатьма… слушала с таким чувством в глазах, что Косов смутился!

«Что же я, зараза, делаю – совсем бедной девочке голову задурил!».

- И носило меня, как осенний листок.

Я менял имена, я менял города.

Надышался я пылью заморских дорог,

Где не пахли цветы, не светила луна.

«М-да… песня, как говорится – зашла!».

Косов старался этим показным цинизмом сбить смущение от такого восприятия песни слушателями.

«Но допеть-то теперь нужно?».

- И окурки я за борт бросал в океан,

Проклинал красоту островов и морей

И бразильских болот малярийный туман,

И вино кабаков, и тоску лагерей.

Приходилось отводить глаза от Шрама, и от Елены, которая видела, как принимает песню ее приятель, и очень была этим обеспокоена. А у того ходили желваки по скулам, и даже капельки пота выступили на висках!

- Зачеркнуть бы всю жизнь да сначала начать,

Полететь к ненаглядной певунье своей.

Да вот только узнает ли Родина-мать

Одного из пропавших своих сыновей?

- Я в весеннем лесу пил березовый сок…

Повисла тишина. Шрам выдохнул, потянулся и налил себе коньяку. Много. Потом подумал, и налил Ивану. Ничего не говоря, большими глотками «высадил» напиток, и только закурив, спросил хриплым голосом:

— Это кто ж… такую песню сочинил? Точно, что не ты! А кто тогда?

- Я не знаю, Евгений Аркадьевич! Я на Севере два года работал – в леспромхозе. Там люди разные. Вот кто-то спел, и мне понравилось. А память у меня хорошая.

- Точно не знаешь? Это же кто-то из наших был! Может даже – знакомый мой!

- Не знаю, Евгений Аркадьевич! Только могу сказать, что леспромхоз был из «вольняшек», «зэка» у нас не было. То есть, если кто из Ваших знакомых – так он живой и на воле!

- Ну да, ну да… Этот кто-то – спрятаться там решил, не иначе! А что? Не самая глупая мысль!

- Ну хватит, мужчины! Мы уже все сделали. Ваня! Вроде бы все отстиралось. Фатима у тебя – молодец! Нужно подождать, пока подсохнет – мы одежду возле титана повесили. Часа полтора-два нужно ждать. А потом – отгладим и можете идти. Давайте я чай поставлю и бутерброды сделаю. Нужно перекусить что-то – время-то уж к утру идет!

Женщины опять ушли на кухню.

Шрам уже немного успокоился и расслабился.

- А ты, Иван, оказывается, человек творческий. Песни сочиняешь, поешь… Кто бы мог подумать? Удивляюсь я тебе – откуда что берется?

«Ага… много ты знал того, прежнего Чибиса! При любом раскладе – Вы и пересеклись бы лишь случайно, и, скорее всего, Шрам бы его и не заметил, мимо прошел! Кто сявка пристяжная, а кто – Шрам, авторитет, на сходняках бывает!».