Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 8



К часу дня этот весьма солидный бомонд в сопровождении своих пассий стоял у закрытых дверей выставочного зала. Я притаился по другую сторону, готовясь выйти им навстречу и произнести вступительную речь. Ко мне подбежала милая девушка, администратор музея, и сообщила, что гости собрались в холле и ожидают более минуты.

Сделав глубокий вдох и резко выдохнув, я открыл двухстворчатые двери, искусно сделанные под дерево и вышел к собравшимся гостям. Передо мной стояла приличная компания человек двадцати, из-за чего я немного растерялся. Они лениво разглядывали развешанные картины древних художников, пробегали безразличным взглядом по антикварным кувшинам, скульптурам и статуям. Кто-то вообще не замечал ничего вокруг увлеченный беседой. Мое появление внесло небольшое разнообразие в их томительное ожидание, длившееся уже вторую минуту, словно в холл внесли очередной экспонат.

– Здравствуйте, господа! – начал я свою заранее заготовленную речь. – Очень рад, что вы откликнулись на приглашение посетить выставку моих новых работ. Я польщен вашим визитом. В пригласительном письме я подчеркнул, что эта выставка вас, безусловно, заинтересует. И это так. Сейчас, глядя вам в глаза, повторюсь, что увиденный материал вас не только удивит, но и, возможно, даже шокирует. Вы пришли сюда ведомые любопытством, заинтригованные обещаниями. Поверьте, я не обману ваших ожиданий.

Шорох одежды и легкий стук каблуков наполнил выставочный зал. Гости деловито подходили к скромному столику, очень органично вписывающемуся в общий интерьер музея, на котором стояли фужеры, наполненные искрящимся напитком, после чего проходили дальше к стенам, увешанным моими работами. В этот момент мое сердце колотилось в бешеном темпе, я не мог с ним совладать – это было бесполезно. Для меня наступал момент истины. Немного дрожащей рукой я взял фужер шампанского и сделал несколько крупных глотков. Пузырьки ударили в нос и в голову. Мне сразу стало приятно и уютно в этом ярко освещенном зале. Допив фужер, я потянулся за вторым.

– Привет, – обратился ко мне директор рекламного отдела по туризму, беря со столика фужер, казавшийся слишком маленьким в его холеной руке. – Я очень надеюсь, что среди этих работ, – он обвел взглядом стены с фотографиями, – не будет избитого, затертого до дыр кратера Тихо!

Он негромко рассмеялся и, прищуриваясь, пытался что-то разглядеть с такого расстояния. Но, так как картины были небольшого размера, а столик стоял по центру, разглядеть ему ничего не удалось.

– Мои фото кратера Тихо заинтересовали немало туристов, что принесло вам хорошую прибыль. – Ответил я, пропуская мимо ушей колкое, но справедливое замечание. В свое время, с этими снимками я оббегал кучу журнальных издательств, предлагая купить их за копейки любителям лунных пейзажей и турагентствам. Это был небольшой, кратковременный успех, после чего мои работы, как я уже говорил, больше никого не интересовали.

– Согласен. Ты здорово обыграл эту достопримечательность в своих снимках. Но это была просто работа. Здесь же, – директор обвел рукой зал с полупустым фужером, – на первый план выходит искусство. – Резюмировал он, даже не взглянув ни на одну мою работу, делая комплимент скорее интерьеру этой выставки.

Но проявление искусства не заставило себя долго ждать. По залу стали разноситься возгласы удивления, восторга. Люди переглядывались между собой, после чего поворачивались в мою сторону, глядя на меня со смесью недоверия и восхищения, после чего вновь обращали свои взоры на фото. Директор турагентства, заинтригованный происходящим, бросив на меня короткий взгляд, поспешил к посетителям, столпившимся у одной из фотографий. Он был крупным мужчиной, что позволило ему оценить мои работы поверх голов собравшихся. Теперь настала его очередь посмотреть на меня с удивлением, после чего он, несколько суетливо протиснулся сквозь толпу, чтобы лучше разглядеть выставленный экспонат.

Я знал наизусть, где висит та или иная фотография. Гостей впечатлил снимок бродяги, выходившего со станции метро. Он смотрел снизу-вверх, прямо в глаза нам, селенитам. И этот взгляд был очень символичным, олицетворяя в себе ту реальность, в которой оказались земляне, голодные и оборванные, смотрящие на нас, удобно устроившихся где-то вверху, нарядных, с фужерами шампанского, как в этот данный момент. Но, пока еще никого не затронула глубокая философия реалий взаимоотношения селенитов и землян, вернее отсутствие таковых.

Гости постепенно осознали, откуда я привез эти снимки, хотя это было очевидно. И желая убедиться в том, что они не ошиблись, толпа рассыпалась вдоль стен в разные стороны, жадно разглядывая каждый снимок. Не успев разглядеть один, они бросались к следующему, словно надкусив кусок одного пирога бежали к другому, подозревая, что тот окажется непременно вкуснее. Думаю, так оно и было. Я наслаждался тем, что сейчас творилось в зале, в центре которого стоял я с фужером шампанского, отмечая свой успех. Но гости еще не знали, что в смежной комнате их ожидает десерт.

Суетливым шагом ко мне подошел главный редактор и, взяв мою руку, крепко ее пожал. Я видел, что он ознакомился лишь с малой частью моих работ, бегло пробежав по ним своими внимательными глазками. Его не интересовали фотографии как таковые, но я прекрасно понимал, какой разговор нам предстоит.



– Кто-нибудь еще видел эти снимки? – спросил он и замер в ожидании ответа, посчитав, что рукопожатия будет вполне достаточно для проявления восторга моими работами.

– Пока, нет, – ответил я, немного помедлив, наивно полагая, что редактор все же снизойдет хотя бы до одного устного комментария. – Сегодня вечером эту выставку сможет посетить любой желающий.

– Не совсем рациональный ход, – деловито заметил он, беря наполненный фужер. – Но, если все правильно обыграть, из этой выставки можно извлечь очень неплохие дивиденды.

– Дивиденды мне бы очень не помешали, – ответил я, – но выставка организованна не для этой цели.

– Понимаю и, тем не менее, хочу тебе кое-что объяснить. Ты нас, безусловно, шокировал. Про Землю забыли, никто не хочет о ней даже вспоминать, не считая ненормальных туристов, которые летают туда на сафари. Ты решился на отчаянный шаг, сильно рискуя, судя по твоим работам.

– В этих фотографиях вы можете видеть только малую часть того, что видели мои глаза. К сожалению, как я ни старался, одним фотоаппаратом и парой сотней снимков не передать то, что я прочувствовал на себе за эти дни там, на Земле.

– Ты можешь написать об этом! Мы выпустим целую книгу, изобилующую шедеврами, которые сейчас висят на стене. Начни писать сегодня! – не унимался редактор. – Рекламу, редактуру, продвижение книги беру на себя. Дополнительно мы выпустим несколько экземпляров в бумажном виде, для особых ценителей и коллекционеров.

– Вы считаете, что коммерческий успех такой книге обеспечен? Вы же сами говорите, и я сам прекрасно знаю, что Земля давно забыта.

– Земля забыта, потому что про нее молчат. Туристы, слетавшие на нее, привозят фото и видео травы, деревьев, облаков. Демонстрируют, как можно свободно дышать и передвигаться на ее поверхности, как там все предметы, как и они сами, тяжелее, чем здесь, на Луне. Но это все не то, понимаешь. Ты привез фотографии истинного лица Земли. Об этом будет интересно читать и, тем более, смотреть. Поверь мне как профессионалу.

Я верил главному редактору. Поправить свое финансовое положение было бы очень кстати. Я держался спокойно, говорил не спеша, но мысли носились как ненормальные в такт ударам моего сердца. Во мне кипела кровь. Завтра я могу проснуться знаменитым фотографом! Не об этом ли я мечтал все это время? Нет. Я мечтал, грезил о Земле, о ее тяжести, силе и красоте. И эта мечта сбылась. Но то, что сейчас происходило со мной – весь этот успех, пусть пока узкого, но не последнего круга людей, и я был уверен, что этим не закончится – делало меня счастливым человеком. О чем я мечтал все эти годы с того момента, как увидел фотографию на отцовском столе? Побывать на Земле. Этот успех, круживший сейчас голову, был вознаграждением за преданность мечте и за мой смелый шаг, ставший кульминацией, которая превратила грезы вполне осязаемую реальность. Реальность, раскинувшуюся в этом ярко освещенном зале, в каждой фотографии, висящей на стене и всем, что за ними стояло.