Страница 7 из 13
– Господа офицеры и командиры! – обратил на себя внимание собравшихся, а когда в зале воцарилась тишина, продолжил, – как большинство из вас успело понять, сегодня не совсем обычное совещание. Я – штабс-полковник Валео Мирони, представитель Императрицы Линессы Первой, обращаюсь к вам. Сколько будем отступать, оставляя земли где живут наши с вами братья и сёстры, отцы и матери? Сколько будем терять солдат, всё равно оставляя целые территории врагу?..
Кто-то попытался с места возразить, но я его осадил:
– Прекратите оправдываться. Я не хуже вас знаю положение дел в армии и конкретно на данном направлении, и знаю, что нам надо сделать. Итак, представляю на обсуждение план контрнаступления, подготовленный совместно со штабом армии, – мельком заметил, как командующий вопросительно посмотрел на начальника штаба, а тот невозмутимо продолжал смотреть вперёд. Прям восхитился его артистическим способностям, но необходимо переходить к основной части выступления:
– Как видите, на фронте сложилась следующая ситуация, – я развернулся полуоборотом к карте и указкой наглядно сопровождал своё выступление. Как таковой заготовленной речи у меня не было. Только тезисы, которые необходимо озвучить, чтобы собравшимся стало понятно, что планируется совершить. К счастью, мне удалось поговорить с командирами дивизий, которые планировал использовать в качестве основного острия удара. И это всё благодаря начальнику штаба. Не думал, что он так резко изменит ко мне отношение, но факт остаётся фактом. После моего категоричного отказа воспользоваться случаем и отбыть в столицу, штабс-полковника Нарсина словно подменили. Он не только предоставил в моё распоряжение практически весь штат штабных работников: картографов, посыльных, писарей и прочий обеспечивающий персонал, без которого не обойтись, но и лично обеспечивал встречу с нужными мне людьми, которым возлагалась честь нанести первый неожиданный и надеюсь сокрушительный удар.
– …этот выступ сильно врезается в нашу оборону, практически разделяя армию на две части, – продолжал, погрузившись в ораторский азарт, – что ухудшает не только снабжение разделённых практически на две неравные части группы армий, но и влияет на координацию действий, – я говорил прописные истины, но другим, доходчивым языком, делая акценты на том, что сложившаяся ситуация как никак удачно подходит для наступления. Излагал план обстоятельно, указывая на угрожающе со стратегической точки зрения углубление противника в обороняемые ряда, упоминал возможные пути развития наступления противника, расставлял акценты, что дальше отступать некуда. Как не смешно звучало, но действительно, позади оставалась практически открытая дорога на столицу. Изложил возможный вариант, как отойти и выровнять линию обороны, сконцентрировав основные силы на угрожающем направлении на столицу, но сам же прошёлся по этому варианту, указав на возможные катастрофические последствия, что потеряем не только территории, но и армию. Вдоволь насладившись произведённым эффектом, приступил к самому главному, изложению плана контрнаступления.
– Итак, на рассвете пятая, восьмая и шестая дивизии, располагающиеся севернее Тинсо́вки ударят по направлению к Кена́совке. Ночью того же дня третья, четвёртая и седьмая дивизии стремительным марш-броском выступят по направлению к Дуговатовке, и заняв её, нанесут удар по направлению всё той же Кенасовке. Предвосхищая вопросы отвечу, Дугова́товка не занята неприятелем. Она по состоянию на сегодняшнее утро, как, впрочем, и предыдущие несколько недель, ничейна. В детали и задачи каждой конкретной дивизии погружаться не буду, враг не дремлет. А теперь главное, о сроках. Контрнаступление намечено провести через две недели, – говорил громко, чётко, делая небольшие, но достаточные паузы, чтобы слушатель смог осознать информацию, но у него не было времени меня перебить. – Вопросы?
В зале воцарилась тишина. Командиры дивизий, что упоминал в своём плане молчали. Я их лично уведомил о предстоящей задаче, даже пришлось учесть некоторые особенности расположения и пожелания, чтобы кардинально не менять план, перебрасывая дивизию с одного края предполагаемого наступления на другой. Но звенящая тишина меня удивляла. Я предполагал, что будет много вопросов, приготовился держать ответ, но все чего-то ждали и когда с места поднялся командующий, понял, чего ждали офицеры…
Командующий успел перекинуться парой фраз с сидевшим рядом начальником особого отдела, как голос штабс-полковника привлёк к себе внимание.
«Ну, что ж, послушаем», – приготовился к монотонной речи генерал, но вместо ожидаемого бубнежа услышал хорошо поставленную, на уровне ораторского мастерства, речь. Представитель Императрицы говорил дерзко, но не обвиняя, а обращая внимание на допущенные просчёты и указывая на бреши в обороне противника, а когда тот вновь упомянул, что план составлен совместно со штабом армии, генерал перевёл взгляд на штабс-полковника Нарсина, но тот с невозмутимым видом продолжал смотреть прямо перед собой.
«Они что, сговорились? – возмутился генерал, – ладно, сейчас наступит пауза и офицеры не станут молчать. Никогда такого не было, чтобы план хоть и небольшой операции проходил без бурных обсуждений. Каждый из командиров хочет выторговать себе лучшее положение для наступления, лучшее снабжение…».
Штабс-полковник продолжал доклад, а генерал начал нервничать. Докладчика не перебивали, он просто не давал время опомниться, самостоятельно отвечая на возможные вопросы. А когда заговорил о возможном отступлении и выравнивании фронта, генерал подобрался. Именно этот план он обсуждал совсем недавно, буквально сутки назад. И докладчик проехался по нему словно гружёная бочками телега, не оставив никому шанса выжить под колёсами.
«М-да, разгромил полностью как с тактической, так и со стратегической точки зрения», – думал генерал, пытаясь отыскать несоответствия или хоть какие-нибудь зацепки в своё оправдание, но не находил. Всё выглядело логически выверено. Все приведённые этим штабс-полковником доводы подкреплялись цифрами, расчётами расстояний и оптимальным маршрутом как отступления, так и наступления, что не оставляло сомнений в невыполнимости рассматриваемой ранее идеи выровнять фронт, а когда офицер приступил к основной своей части, собственно для чего все и собрались, начались чудеса.
При упоминании номера дивизии, командир вставал со своего места и, выполнив согласно уставу отдание чести без головного убора, молча садился на своё место. Командующий смотрел за разворачивающимся действием и не понимал. Он не ожидал, что какой-то заезжий, явно совсем недавно назначенный высший офицер так быстро найдёт подход если не к каждому, то к большей части собранного в одном зале офицерскому составу, а среди них были и отличавшиеся своенравием и скверным характером. Взять хотя бы командира четвёртой дивизии, лейб-капитана Верса́нта Ду́дикса. Потомственный военный, за личную храбрость неоднократно награждён, вот только характер… Если б не его неуживчивость с коллегами, полное отсутствие авторитетов. Он, надо же удумать, умудрился поссориться со всеми, в том числе с начальником тыла. Но надо отдать должное – офицером он являлся отменным, и его гвардейская дивизия была, пожалуй, одной из самых подготовленных из всех имеющихся в распоряжении генерала.
Из раздумий командующего выдернула звенящая тишина. Он осмотрел зал: десятки пар глаз смотрели на него. Он и спиной ощущал, как на нём сосредоточилось внимание целого зала. Командующий встал со своего места, обернулся к залу, но, мгновенно оценив обстановку, подошёл к докладчику.
– Что ж, сегодня мы с вами услышали то, что хотели сделать ещё несколько лет назад. И, как понимаю, нам представился шанс, и мы его не упустим. Господин личный представитель Императрицы, – генерал специально обратился к офицеру не по его званию, а по должности, чтобы нивелировать разницу в звании, – армия Канторийской Империи готова исполнить приказ Её Величества…
Смотря как медленно со своего места поднимается командующий, я, если честно, немного струхнул и сделал шаг назад. Вид у генерала был задумчивый, но серьёзный. Он сделал несколько шагов ко мне. Остановился рядом и произнёс речь, которую не ожидал услышать. После его слов зал встал и замер. Ничего более впечатляющего в своей недолгой жизни я не видел. Это действие на меня произвело сильное впечатление, и я чуть не прослезился, но генерал меня одёрнул: