Найди

– О'кей, чувак, давай! – Нейт пожимает другу руку, хлопает его по плечу. – А я как всегда остаюсь с девочками, получается?

Лэнс не отвечает, вместо этого надевает солнцезащитные очки, готовясь выехать на дорогу вновь. Но я уже этого не вижу, потому что иду к дому, дверь в который мне любезно открывает Нейт с привычной для него глупой улыбкой.

* * *

Тем временем

в поместье Харкнессов

Немного надо для того, чтобы сойти с ума от волнения. И Гай понимает это чувство, как только раскрывает глаза.

Голова трещит по швам. Запястья прикованы наручниками за спиной. В глазах двоится, размывается, предметы вокруг «текут». Но он без труда вспоминает, как тело пронзила боль от удара током, так что о произошедшем догадаться было легко. Может быть, ему даже что-то вкололи.

Огромные шкафы, сверху-донизу забитые книгами, образуют высокие стены. Комната мрачна и вместе с тем очень красива. Здесь пахнет роскошью и дорогим парфюмом. Кожаное кресло стоит у рабочего стола, обставленного статуэтками и кое-какими бумагами.

Твою мать, проносится у Гая в голове.

Его посадили на стул в кабинете отца. В месте, где ему впервые пришлось убить человека в возрасте шестнадцати лет. Тот день никогда не забудется и не выведется из разума так просто. Разве что придётся стереть себе память, чтобы этого добиться.

Вистан входит в свой кабинет тяжёлыми и грозными шагами, и при этом ему удаётся выглядеть поразительно спокойным. В этом весь Вистан Харкнесс.

Гай сжимает кулаки, стискивает зубы и таращится на отца в полутёмной комнатке. Все движения его плавны и строго отточены.

– Что мне с тобой делать, сынок? – спрашивает Вистан. – Можешь выбрать себе участь самостоятельно. Я разрешаю.

У Гая вдруг откуда-то берётся смелость, когда он шипит:

– Думаешь, наручники смогут меня удержать?

– Нет, не они. – Отец легонько улыбается, и со стороны могло показаться, что это простая добродушная беседа родителя и ребёнка. – Но вот охрана снаружи у двери вполне сможет.

Нет оснований не верить в то, что это правда.

Парень бросает взгляд на окна: плотные чёрные шторы с золотистой вышивкой, задёрнуты, лишая возможности глянуть на улицу. Предусмотрительно. Одна из любимых пыток Вистана – бросить жертву в тёмную комнату, закрыв все щели, откуда может проникнуть свет снаружи. Таким образом человек просто теряет счёт времени и даже не понимает: ночь сейчас или день, теряясь в пространстве.

– Сколько я тебя помню, сынок, ты горел желанием отомстить за свою мать, – заговаривает Вистан. Его голос, кажется, с лёгкостью разрезал бы сталь. – Или тебе нужно напомнить, что её отец сделал с Натали? В каком состоянии было её тело в тот день. Напомнить?

Гаю не нужно напоминать, ведь ещё будучи подростком он собственными глазами видел её тело в тот день. Уже начавший гнить, сгоревший и неузнаваемый кусок плоти, когда-то являвшийся красивой женщиной. Любящей матерью. Не нужно Гаю напоминать и в связи с тем, что картина, представшая тогда перед ним, всегда всплывает в кошмарах по ночам.

– Что же случилось? – Отец вглядывается в черты лица собственного сына, словно именно на нём написан ответ. – Как же ты мог предать собственную мать? Разве она недостаточно тебя любила?

– То, что ты приказывал мне сделать, не является местью. – И хотя внутри всё болезненно сжимается от горечи, Гай пытается говорить сурово. Наручники на его запястьях издают лязг. – Никогда не являлось.

– Да? Это почему же?

– Каталина не виновата в том, что произошло с мамой. Хватит. Нам нужно оставить её в покое.

Вистан разражается хохотом. Вполне ожидаемо от безжалостного убийцы, движимого одним лишь желанием – убить как можно больше людей.

– Да. Девчонка ничего не сделала своими руками, однако сделал её отец. – Он кивает, будто собирается соглашаться со всем, что скажет сын. – Считай её предметом, неодушевлённой вещью, которая должна быть приведена в жертву во имя чести. А честь свята для нашего рода.

– Можно поступить иначе, – выдаёт Гай, на этот раз в голосе звучит злость. – Необязательно поступать так, как того хочешь ты.

– Нет, – качает головой Вистан, – другого выхода нет. Убийство её папаши не будет считаться законченным делом. Он должен страдать, равно как страдали мы в своё время. – Наклонившись к лицу Гая, он тычет его в грудь, произнося: – Я – глава Могильных карт. Я не оставляю людей, перешедших мне дорогу, невредимыми: будь то физический вред или моральный.

Гай поднимает глаза. В них ясно горит гнев вперемешку со скользким чувством страха. Голос кажется скрипучим, когда он осмеливается произнести:

– Так или иначе, Каталина в безопасности. И я не позволю ни тебе, ни твоим людям навредить ей. Даже если мне придётся умереть.

– Неужели? – усмехается Вистан. Он смеётся над попытками сына дерзить, забавляется беспомощности, а всё потому, что он прекрасно знает, насколько сильно Гай боится его. – Но я уже нанял человека, который сделает за тебя эту работу. По крайней мере, он приведёт и бросит девчонку прямо к моим ногам. А там уже дело завершу я.

Нанял человека, сам себе повторяет Гай, хмуря брови. Возможно, отец дал задание одному из обладателей серебряной карты, ведь они – самые приближенные к нему солдаты. Но подобные мысли быстро выветриваются из головы. Он не станет пускать своих верных псов на такое пустяковое задание, у них других дел полно, возражает собственным предположениям парень.

Остаётся один единственный возможный человек. Но Гай молится, чтобы догадка оказалась ошибочной.

– Кого? – спрашивает он, будто надеется услышать ответ.

Вистан ухмыляется. И ухмылка эта куда страшнее гневного голоса или злых глаз. Потом мужчина, ступая чищенными туфлями по сверкающему полу, направляется к дверям.

– И я знаю, что как минимум трое моих людей: Нейтан Блэквуд, Уэйн Томпсон и Зайд Парса, помогают тебе в спасении девчонки. А это предательство. Тебя я убить не могу, но вот они… Просто знай, как только эти ублюдки попадутся в мои руки, мучения их будут страшнее смерти. Ты ведь сам знаешь, как устроены в нашем царстве пытки и наказания за оплошность. Пусть готовятся.

И Вистан Харкнесс, выдав эти жуткие угрозы, выходит из кабинета и запирает за собой дверь.

* * *

В доме Лэнса и Софи

Нейт не отходит от окна ни на минуту, периодически выглядывая наружу и сжимая в руке нож, которым скользит по стене возле себя, как бы выводя невидимые узоры. Нож, на котором недавно виднелась кровь.

Я не знаю, что случилось с тем мужчиной далее, но и спрашивать мне не хочется. Я не могу забыть спокойные лица окружающих меня людей, пока лезвие вонзалось ему под кожу. Каждая секунда, проведённая в доме Лэнса и Софи, заряжается новой порцией напряжения, мне не удаётся в полной мере расслабить тело и успокоить бушующие мысли в голове.

– Вот блин. Я хочу пи́сать, – неожиданно заявляет Нейт, нарушив гробовую тишину.

Я поднимаю брови в удивлении.

– Зачем нам эта информация? – спрашиваю я почти зло.

– Я не могу отойти от вас. Зная тебя, – он демонстративно указывает пальцем на меня, – я почти уверен в том, что ты во что-нибудь вляпаешься.

– Малыш, не преувеличивай, – весело проговаривает Моника, лежащая на диване. – Ты говоришь так, будто для того, чтобы сходить в туалет, тебе нужно пробраться через океан на другой конец света. Иди. Я за ней пока прослежу.

– Не сможешь.

– Смогу.

Нейт щурится, бросая на меня взгляд, а потом заговаривает со мной:

– Обещай, что не доставишь моей крошке неприятностей.

Перевожу взгляд на Монику, потом снова на него:

– Не хочу давать обещаний, которые могу не выполнить.