Страница 7 из 27
С облегчением Генрих расслышал слабое: «Кто вы? Где мой сын?»
– Тут твой сын. Ну, давай посмотрим, что у тебя стряслось…
Широкая спина заслоняла Генриху обзор, но он увидел, что мужчина открыл свою сумку, в которой оказались лекарские инструменты. Запахло водкой – это он очистил руки, догадался Генрих.
– Вот что, малец, – заговорил мужчина через пару минут, – не пыхти над ухом, мешаешь. Тут шить надо. Деньги какие есть? Сбегай, купи яиц хоть пяток. Ей на пользу пойдёт.
Денег у Генриха было – сорок кредитов своих да двадцать от соседки. Мало. Но на яйца хватит.
– Я мигом, – вскинулся он и помчался в лавку.
***
За дверью было тихо.
Генрих осторожно зашёл внутрь и увидел, что разгром уменьшился. Мама с закрытыми глазами лежала на большой кровати, её голова была перевязана белым чистым бинтом. Пахло супом и водкой.
Удивительный добрый мужчина со страшными глазами обнаружился у таза с водой. Помыв руки, он обернулся.
– Это кто у вас такое соорудил? – и кивнул на трубу.
– Я… сударь, – ответил Генрих и добавил, сам не зная зачем: – Извините.
– Толково. Фильтрация отвратительная, конечно, но толково. Иди к мамке, поцелуй её, но не буди. Ей спать надо.
Мужчина обработал все ссадины и синяки у неё на лице. Выглядело по-прежнему плохо, но уже не так пугающе. Генрих осторожно поцеловал маму в лоб, наклонился, поднял порванную ширму и установил на место.
– Хорошо, – одобрительно кивнул мужчина. – Что, принёс яйца? Клади в воду. Проснётся – съест одно.
Сделав, как он велел, Генрих снова посмотрел на мужчину, и его голос дрогнул:
– Спасибо вам, господин. Не знаю, как мы с мамой сможем вас отблагодарить.
– Отблагодарить, больно надо такого счастья, – проворчал мужчина. – Скажи лучше, кто её так отделал? А, ладно, молчи. Ясно всё. Как тебя звать, малец?
– Генрих Мортон.
– Генрих Мортон, – повторил мужчина, достал из кармана жилетки бутылку, в которой осталось жидкости на донышке, и допил одним глотком. – Не нужна мне твоя благодарность, Генрих Мортон, – вздохнул он.
Генрих принялся подбирать оставшиеся обломки, раскладывать их кучками: из этой придётся восстанавливать стол, из этой – табурет.
– Это чьё? – раздался голос мужчины через несколько минут.
Генрих обернулся и увидел, что тот держит в руках помятый грязный чертёж.
– Моё. – Он подошёл поближе, заглянул и пояснил: – Это для стирки, чтобы проще было. А то мама всё руками… Я подумал, от кристалла запитаю – и хорошо выйдет. Только барабан никак не добуду.
– Где подсмотрел?
– Нигде, – несколько обиженно ответил Генрих и вернулся к работе.
Мужчина прервал его ещё минут через десять, на этот раз он нашёл смешное – проект летательного купола. Генрих пока не определился точно с материалом, но был уверен – при прыжке с большой высоты, допустим с горы, такой купол должен замедлить падение и создать ощущение полёта. Только, в отличие от аппарата для стирки, это было совершенно бесполезно.
– Это всё глупости, – пояснил Генрих, – кому нужно летать с гор?
– Ты бы удивился, малец, – ответил мужчина непонятно. – Вот что, зови меня дядькой Ратмиром.
«Чудное имя», – подумал Генрих, а вслух согласился:
– Ладно.
– Иди-ка сюда, – он поманил его поближе к очагу, – отвечай. В школу ходишь?
– Хожу… дядька Ратмир.
– И как? Что прогуливаешь?
– Я не прогуливаю. Мне не очень нравится Слово Всевышнего, но я даже его не пропускаю.
Дальше были вопросы об отметках и успехах, а потом, выключив очаг, дядька Ратмир принялся спрашивать про математику. И не просто так, а с ходу задавать задачи. Генрих не знал, зачем этот экзамен, но он увлёк его – он отвечал охотно. Ему нравилось считать, нравилось искать решения – это было лучше всякой игры.
Если он чего-то не знал, дядька Ратмир махал рукой и задавал следующий вопрос. Потом опомнился, что в комнате всё ещё бардак, и Генрих взялся за ремонт мебели, продолжая в уме решать примеры и задачи.
Ещё через час дядька Ратмир произнёс:
– Как проснётся – дай ей бульона и одно яйцо. Пусть лежит, много пьёт, но никакого алкоголя. До нужника пройтись можно, но не дальше, понял? А ты завтра после школы…
– После школы я работаю на фабрике.
– После фабрики придёшь ко мне, где живу – знаешь. Подумаем, какой из тебя может быть толк.
***
Дядька Ратмир давно ушёл. Мама проснулась только к ночи, застонала – и Генрих тут же подсел к ней, включил газовый рожок.
– Генрих, – прошептала мама слабо, – как ты, маленький? Так голова болит.
– Дядька Ратмир велел лежать и отдыхать, – сообщил Генрих, сжав её горячую, всю в шрамиках от игл ладонь, – и поесть. Будешь?
Мама медленно, с заметным трудом справилась с чашкой бульона и одним яйцом, снова откинулась на подушку и обессиленно выдохнула:
– Кто меня лечил? Что за человек?
– Сосед. Мам, кто с тобой это сделал?
Мама отвела взгляд. Правду сказал дядька Ратмир: «И так всё ясно». У Генриха руки в кулаки сжимались. Будь он хоть немного старше…
– Не зови их больше, – попросил Генрих твёрдо, – мы с тобой проживём. Я завтра с мастером поговорю, пусть даст мне ещё какую работу. Квартиру можем подешевле найти. Что нам надо?
Генрих осёкся – мама плакала, спрятав лицо в ладони, плечи у неё мелко дрожали.
– Мам, – протянул он, – всё хорошо. Мама?
Она привлекла его к себе, обняла тесно, крепко, и Генрих осторожно погладил её по спине. Он не сразу понял, что она повторяет:
– Прости меня.
– Эй? – он отстранился. – Это из-за головы, да? Ты отдыхай. Дядька Ратмир сказал – тебе волноваться нельзя. Ложись и спи. А этих не приглашай больше. Справимся.
Убедившись, что мама легла и хотя бы закрыла глаза, Генрих устроился в своём углу, но уснуть не мог. Слишком сильное волнение он пережил.
Он долго крутил в голове всё случившееся – как он вошёл домой после работы, как испугался, как посылали его прочь соседи (он запомнил, кто отказал ему), как дядька Ратмир, бородатый и пугающий, лечил маму. И особо – как он потом спрашивал его про математику и заставлял решать задачи. На попытке разделаться с одной из тех, что он не одолел сразу, Генрих и заснул.
Глава четвёртая, в которой Марика узнаёт много нового о немагах
Лорд Дойл занимал свой пост уже без малого пятнадцать лет, а до этого представлял интересы Стении в Международном союзе магов. Ему исполнилось пятьдесят, но едва ли кто-то мог бы дать ему этот возраст. Лорд был высоким статным мужчиной, в его светлых волосах нельзя было разглядеть седину. Он гладко брил выступающий вперёд раздвоенный подбородок, расчёсывал холёные усы, носил яркие жилеты и пиджаки. Только возле глаз залегали глубокие резкие морщины, которые придавали всему его облику суровость – но они же делали его неотразимым и для ведьм Ковена, и для молоденьких дебютанток.
Впрочем, все знали – лорд до неприличия верен жене, любит проводить время дома и сам возится с дочерью.
Эта репутация семейного человека иногда вводила оппонентов лорда Дойла в заблуждение – но очень быстро они узнавали, что за пределами дома лорд неумолим, жесток и страшен.
Впрочем, Марике в голову не пришло бы бояться отца, перед которым трепетали главы многих соседних государств и половина стенийского Совета. Стоя в его кабинете и глядя ему в глаза, Марика виновато улыбалась.
Лорд закрыл портал, даже не шевельнув пальцем, цокнул языком и велел:
– Подойди.
Марика приблизилась к огромному столу, на котором, как всегда, царил идеальный порядок.
– Думаю, ты осознаёшь, что мне придётся отказаться от услуг леди Ор, – продолжил лорд, и Марика охнула.
– Почему?
– Как ты считаешь?
Она быстро поняла, к чему он клонит, и выпалила:
– Леди Ор не виновата! Она уложила меня спать, я обманула её. – Выдохнула и продолжила медленнее, поскольку знала, что папа не любит, когда тараторят: – Я не хотела сбегать. И в моём побеге нет вины леди Ор.