Страница 19 из 27
Он нервничал. Руки дрожали от волнения, а во рту то и дело становилось солоно, когда он думал о том, что собирается сделать. Мама бы за такое не похвалила, это он точно знал. А вот дядька Ратмир, наверное, понял бы. Но даже ему Генрих не собирался ничего говорить раньше времени. Во всяком случае, в одном он не сомневался, то и дело потирая маленький, но болезненный ожог на ноге: Рик это заслужил.
За три года знакомства он подкидывал Рику, да и другим из его свиты, немало пакостей, так что действия были ясны. Генрих точно знал, как задержаться в классе на пару минут, притворившись, что не всё списал с доски. А задержавшись, он подошёл и щедро полил вонючим морильным раствором парту и стул Рика, сунул бутылочку за оконную раму и быстро вышел в коридор, закрывая за собой дверь.
Весь перерыв он прятался у дверей библиотеки – внутрь заходить не хотел, чтобы не встречаться с Сэмом. Рик с компанией покружили рядом, но быстро отвлеклись на более доступную жертву. Генрих, глядя, как они загоняют в угол заику Эветта, подумал с сочувствием: «Потерпи ещё разок, приятель».
***
В класс их впустили с ударом колокола. Генрих сел на место, достал тетрадку и замер, глядя на учителя. Он делал так всегда – не шумел в начале урока, не вертелся. Но обычно его голову занимали задания, а в этот день он мог думать только о Рике. Тот привычно развалился на парте, выдал кому-то затрещину, услышал окрик учителя и…
От крика у Генриха внутри всё заледенело. Рик орал отчаянно, на одной ноте, не переставая. Все повскакивали со своих мест, Генрих тоже встал, обернулся, и его затошнило. Рик тряс перед собой обожжёнными страшными ладонями, на которых красно-жёлто пузырилась кожа.
– Талер! – рявкнул учитель, но это не заставило Рика замолчать.
– Это проклятие! Его заколдовали! – пискнул Джилл, прижимаясь к стене, чтобы оказаться от Рика как можно дальше.
– Мои руки! Руки! – истошно вопил Рик.
Он начал приплясывать на месте, но никак не мог понять, что делать.
– В туалетную его, живо! Руки под воду! – решил, наконец, учитель и сам поволок Рика за шиворот. – Ничего не трогать здесь!
Вокруг в полный голос болтали: Рику мало кто сочувствовал, о нём вообще не говорили, только о проклятии или другом чуде. А Генрих сел на место и закрыл лицо ладонями. Стоило зажмуриться, как он увидел ладони Рика.
Это было отвратительно. Хуже всего на свете.
И всё же он это заслужил.
Генриха колотило изнутри, ему было холодно и жутко. Но он держался за понимание: Рик это заслужил. Каждым словом, каждым ударом, каждой гнусностью, которая вылетала у него изо рта.
Учитель вернулся один, велел:
– Всем на улицу. Этот урок мы проведём во дворе. Живо! – и со свистом рассёк воздух указкой.
Слушать про короля Тордена Первого, внука Родона Слепого, было непросто – монотонный голос учителя растворялся в собственных мыслях Генриха, а те, в свою очередь, путались.
После истории всех начали допрашивать у директора. Заводили по одному, грозили, требовали ответа. Генриха тоже вызвали. Господин директор недовольно мазнул по нему взглядом и сказал:
– Ты вроде на фабрике работаешь, Мортон. Мог бы стащить такую штуку.
– Я этого не делал, – твёрдо ответил Генрих.
– Но мог бы.
– Нет. Я не ворую, господин директор.
Он выдержал его колючий взгляд без труда – этому человеку врать было не стыдно. Тот в конце концов скривился и велел проваливать.
А вот соврать дядьке Ратмиру оказалось невозможно. Вечером, когда они занимались, он спросил:
– Что с тобой, малец? Ты сам не свой. Ну, выкладывай.
Генрих выложил – как есть. Про Рика, про оскорбления, про морильный раствор, которым обжёгся сам, про хитрую кражу и про ладони Рика.
– Он это заслужил, – выдохнул Генрих в конце рассказа и посмотрел дядьке Ратмиру в глаза.
Тот ответил страшным взглядом.
– Заслужил, – повторил дядька Ратмир медленно. – Заслужил, значит. А Генрих Мортон – вершитель судеб. Ты искалечил ребёнка.
– Он не лучше!
– Кто дал тебе право на это? Ты что, суд? Бог?
Дядька Ратмир не кричал, но говорил таким тоном, что Генрих решил: лучше бы он орал и сыпал ругательствами.
– Я делился с тобой знаниями, позволил приблизиться к науке, единственная цель которой – благо человека. И первое, что ты сделал, это покалечил глупого школьника. Выметайся отсюда.
– Что?.. – переспросил Генрих испуганно, сжимаясь на стуле.
– Выметайся. Духу твоего чтобы тут не было.
– Дядька Ратмир…
Он отвернулся и повторил глухо:
– Вон!
И Генрих подчинился. Так плохо он себя ещё никогда не чувствовал.
Ещё трижды он приходил под дверь к дядьке Ратмиру, но тот ни разу не пустил его – и Генрих перестал приходить.
Теперь он стал часто проводить время после работы в старой голубятне. Иногда пытался сам выдумывать задачи или вспоминать, чему его учил дядька Ратмир, но выходило плохо. Вырезал мелким Ливам игрушек, отдал. Дети его заобнимали чуть ли не до смерти. Починил газовые рожки дома. Но всё было не то.
Рик появился в школе только через две недели, с перебинтованными руками, притихший, но даже это не порадовало Генриха так, как должно было. Без уроков с дядькой Ратмиром было не просто скучно – развлечь себя Генрих умел всегда. Без уроков стало бессмысленно, и как это исправить, Генрих не знал.
Началась зима – тёплая, дождливая и грязная.
Генрих грелся под одеялом в голубятне и грустно чертил по памяти валики и шестерёнки, которые валялись обычно у дядьки Ратмира на столе. Вдруг в воздухе запахло грозой. Генрих вздрогнул, но испугаться не успел – из портала вышла Марика. Такая белая, в пушистой шапке. Генрих заулыбался, вмиг забывая про всё на свете.
Глава одиннадцатая, в которой взрослые много говорят
Наказание за «детскую неразумную выходку, особенно опасную в нынешнем положении» длилось десять дней, и Марика вынесла его с трудом – потому что считала незаслуженным. Да, сбежала в Нижний город. Да, вымазалась в грязи. Да, в тот момент, когда магия нестабильна. Но у неё оставался папин портал, и она при желании могла вызвать огненный смерч или что-то такое же энергозатратное. Никто этих аргументов слышать не желал. Марику лишили сладкого, запретили ей посещение Дня середины зимы, загрузили музыкой и рисованием. И ни слёзы, ни уговоры не возымели никакого действия.
Но наказание закончилось.
Отметили день рождения Марики – получился весёлый праздник, они с Эльзой объелись земляничных пирожных, а потом вместе с Лиссой из рода Кэнт и Лиамом Гаем создали воздушный призрак ледяного дракона. Он жутко выл, клацал челюстями и чуть не снёс люстру в детской гостиной.
– Ты мощная! – объявил Лиам Марике, когда прибежавшие взрослые развеяли чудовище. – Вырастем – я на тебе женюсь.
Лисса, услышав это, мерзко захихикала, Марика покраснела, а Эльза рассудительно сказала:
– Никто тебе не даст жениться на наследнице Дойл.
– А вот и даст! – задрал нос Лиам. – Я от дяди Риверса серебряные рудники унаследую, за меня кто хочешь пойдёт. А тебя, Лиска, не позову, – добавил он вредным голосом, – ты противная, дерёшься и бедная.
Лисса разрыдалась, и Марике с Эльзой пришлось её успокаивать. Наконец, чтобы помириться и забыть о спорах, решили отправиться в поход и полтора часа лазили по тайным проходам и коридорам для слуг, увидели живую крысу, подглядели, как целуются лакей с горничной, и выбрались пыльные, лохматые, но очень счастливые.
«Был бы здесь Генрих, – подумалось Марике, – стало бы ещё веселее». Казалось, что он сумел бы выдумать ещё что-то замечательное. Но, увы, позвать его в Верхний город было невозможно.
На следующий день папа, вопреки обыкновению, пришёл к Марике на занятия. Лорд Трил коротко поклонился ему, но не прервал урока, и Марика, хоть и нервничая, достаточно сносно ответила на все вопросы о чеканке монет и печати банкнот.