Страница 8 из 13
Занятие прошло весело. Свежий воздух, приятная компания, умеренная физическая нагрузка – что может быть лучше для молодого организма?
***
К концу занятия к нам подошла секретарь декана, укутанная в плотный плащ с капюшоном.
– Здравствуйте, парни, – ведьма приветливо помахала ручкой. – У меня для вас объявление. Сегодня после заката ваша группа идет на кладбище с магистром Бонифаксом. Будете там практиковаться работать с душами.
Я заволновался. Неожиданно это. Дома меня будет ждать Миша, если не приду вовремя – испугается. Надо сообщить.
Сразу после занятия я метнулся к конюшне, поймал там мальчишку, помощника конюха.
– Нужно сбегать в город, записку отнести мне домой, что не приду этой ночью ночевать.
– Так поздно же, до темноты не успею вернуться.
– Можешь в моем особняке остаться на ночь. Там накормят, спать в тепле уложат. И монетку заработаешь, – я показал ему медную денежку в одну «стрелу».
– Пять стрелок! – пожадничал мелкий паршивец.
– Две стрелы, ужин и ночлег.
– Пять!
– А если я сейчас конюха попрошу, он тебе прикажет сбегать и вообще ничего не даст, а денежку себе оставит.
Согласился.
Я достал из сумки пергамент и чернильницу-непроливайку, написал записку для Миши. Даже оттиск своего гербового перстня сделал рядом с подписью.
Отправил мальчишку, а сам побрел на ужин в столовую, а потом – в общежитие.
***
В общежитии я был в прошлый раз в день подписания бумаг о моем зачислении на учебу. Я зашел, управляющая показала мне комнату и кровать, выдала тюфяк, набитую сеном подушку и постель.
Другие студенты приехали и вселились раньше меня, так что кровать мне досталась неудобная – прямо у окна. Окно не застекленное, тут еще не умеют делать большие прозрачные стекла. Большинство окон – просто проемы, которые в холодное время закрывают дощатыми ставнями и шторами. Нередко в помещениях и вовсе окон не делают, так теплее, а освещать и свечами можно. В комнатах богатых господ модно ставить витражи из небольших фигурных кусков мутного цветного стекла, вставленного в массивные свинцовые переплеты. Для большей яркости и четкости мелкие детали на витражах раскрашивают эмалью. Даже «лунного стекла» – круглых мутных дисков, сплющенных из пузырей, сделанных стеклодувом, тут еще не научились делать.
Строение, в котором поселили наш курс, по сути было бараком. Хотя нет, оно даже до барака не дотягивало. Потому что барак – это малоэтажное быстровозводимое строение с удобствами в коридоре. А тут удобства были прямо под кроватями. Да-да, каждому жильцу полагалась ночная ваза, таз и кувшин для воды с длинным носиком, хочешь – умывайся, хочешь – зад мой.
Из общих удобств в общежитии была только кухня, где можно было погреться, постирать, набрать воды: холодной – из бочки, которую наполнял сын управляющей, или горячей – из чана, вмурованного в печь. Еще можно было разогреть на печи какую-то пищу или закипятить травяной чай, какао или взвар из фруктов. Готовить тут смысла не было – кормили всех в столовой, бесплатно. Для тех, кто проголодается ночью, тут стоял столик, на нем – корзинки с сушеными фруктами, несладкими плюшками. Молоко, масло и сметана хранилось в шкафчике, который сохранял продукты от порчи.
В комнатах селили по восемь человек. Получалось тесно – почти вся комната плотно заставлена кроватями, табуретами и тумбочками, проходы между кроватями узкие, только угол рядом с камином свободен, там стол стоит, шкафы для одежды, полки для всякой всячины.
В прошлое посещение общежития из соседей по комнате я видел только двоих, сказал им, что жить постоянно не планирую, может, буду иногда ночевать. Бросил постель на свою кровать и ушел, торопился я тогда.
И вот теперь я собирался пересидеть в общежитие немного времени до заката, заодно на соседей поглядеть.
***
Кухня располагалась прямо напротив входа в строение. Там у печи суетилась управляющая, пожилая тетка, я кивнул ей, проходя мимо.
Когда я открыл дверь своей комнаты, мне в нос ударил мощный дух горячего вина, к которому подмешивались запахи чеснока, давно немытых тел, испражнений и горелого сала.
Неверный свет, который давали огонь из небольшого камина и от нескольких тонких жировых свечей, оставлял комнату почти темной.
Когда мои глаза адаптировались, я обалдел.
Тут собрались почти все жильцы.
Один сидел на ночной вазе. Дело обычное, тут это занятие не считают нужным скрывать.
Второй стоял у камина, задрав нижнюю рубашку до груди. Спущенные до башмаков чулки открывали его волосатые бедра. Перед ним на коленях стоял еще один парень и ублажал своего товарища орально.
Остальные сидели рядом, перед камином, грелись и потягивали горячий глинтвейн из глиняных кружек. Котелок с напитком стоял на каминной полке.
Я на секунду замер, уставившись на происходящее, потом перевел взгляд на свою кровать.
– Вы совсем страх потеряли, овцелюбы! – взбесило меня то, что я там увидел.
Моим тюфяком закрыли проем окна. Не просто закрыли – его прямо насквозь приколотили двумя колышками к рассохшейся щелястой ставне. Теперь тюфяк был безнадежно испорченным – дырявым, промерзшим, еще и мокрым от натекшей через щели на подоконник воды. Одеяло и подушка отсутствовали. Постель небрежно сбросили на пол. А на кровати стоял чей-то сундук.
– Кто?! – я обвел взглядом соседей.
– Я уберу сундук! – испугался один из парней.
– Ты, новичок, веди себя потише, – встал другой, в красном расстегнутом кафтане и голубых шортах с прорезями, через которые видна ярко-лимонная подкладка. – Тут не дворец, твой титул никого не интересует. Мы думали, ты тут всё равно не живешь, а нам тесно и в окно дует, вот и применили с пользой твои вещички.
Его пренебрежительный самоуверенный тон меня окончательно взбесил.
Я, ни слова не говоря, сделал шаг вперед и провел прямой удар ему в челюсть. Тут же добавил правый боковой. Парень удары пропустил, полетел на пол. Они тут все обучены бою с оружием и подсознательно ожидают, что первый удар будет с правой руки, мечом. А я на Земле в детстве боксом занимался, рука у меня была поставлена, и удары получились очень даже неплохо. Вот почему, когда нужно действовать, не раздумывая, из глубин памяти всплывает то, к чему привык в детстве? Хорошо, я в перчатках из мягкой оленьей кожи, а то повредил бы костяшки пальцев, бил я сильно, от души.
Парни испуганно подхватились. Даже тот, который получал оральное удовольствие, отшатнулся и замер в растерянности. Его достоинство стремительно сдувалось.
Жертва моих ударов закопошился на полу, тяжело встал, схватил табурет, набычился. Остальные тоже начали вооружаться тем, что под руку попало.
Я вытащил мизерикорд.
– А теперь замерли, щенки. Вы привыкли считать, что вы лучше других, но пока вы обычные простаки, ваш статус равен статусу мастера или солдата. Титулы вам присвоят только через пять лет. А я уже титулованный рыцарь. Теперь, если тут есть кто-то с мозгами, пусть скажет, что будет, если я кого-то из вас заколю за оскорбление моего достоинства, – я многозначительно покачал четырехгранным острием мизерикорда, длинным, сантиметров двадцать пять от игольчатого конца до небольшой круглой гарды.
– Ничего не будет. А если оскорбление не доказано, то виру в пару серебряных рублей назначат, – парень, перед этим делавший минет, вытер губы и просветил всех в тонкостях права.
– Вот! Вас тут пятеро. Я могу себе позволить потратить десять рублей. А вас, если вы меня убьете, будут пытать, а потом повесят. Так что все встали смирно и опустили табуреты и кувшины.
Студенты послушались. Избитый выплюнул пару зубов и вытирал кровь, льющуюся из носа. Похоже, что-то я ему сломал, слишком много крови.
– А теперь все дружно исправляют то, что натворили. Владелец сундука убирает его с моей кровати. Тот, кто спер мои одеяло и подушку, возвращает их, и возвращает чистыми. Тот, кто придумал мой тюфяк на окно приколотить – рысью бежит к управляющей и выпрашивает у нее новый. И чистую постель.