Непогода

Сказать по правде, я не предполагала, что появление незнакомца из приложения по поиску всякого рода отношений откликнется во мне так сразу и так ярко. С затаенной, однако типичной скукой, я ждала разочарования, что возникало после каждой попытки встретиться с кем-то из Сети, но вопреки традиции все пошло по иной, непривычной колее.

Молодой мужчина, возвышавшийся над выбранным мной столиком в полный рост, впечатлял. В темно-синего цвета форме пилота, придерживая рукой фуражку у груди, он совершенно спокойно встретил мой взгляд и вежливо улыбнулся, едва приподняв уголки губ.

Досадно, как очевидно и быстро я поняла, что мой светлый (в буквальном смысле) лик определенно его не покорил. Если у меня в голове совершенно неосознанно промелькнула мысль, что везение, кажется, решило расщедриться и подкинуть мне впервые за многие годы действительного привлекательного мужчину, то в его глазах я успела заметить ускользающую тень былого предвкушения и интереса.

Похоже, что Антон, весь из себя красавчик-пилот, нафантазировал девушку-мечту, а теперь оказался вынужден мириться с суровой действительностью, то бишь симпатичной, но далеко не шикарной женщиной двадцати девяти лет отроду. Светлые длинные волосы, белесые ресницы и брови, сейчас подкрашенные, но не столь выразительно, как стоило бы, бледная кожа и стройная, но совсем не спортивная фигура, – вот, что он видел, и чем вряд ли можно поразить двадцатидевятилетнего мужчину, точно не лишенного внимания со стороны моих сестер по половому признаку.

Факт, что Антон Вьюгин популярен среди женщин, не ставился под сомнение: было достаточно окинуть его очередным взглядом с головы до ног. Впрочем, в переписке он и сам не скрывал, что с девушками как таковыми у него проблем не имелось никогда. К его легкой печали, из-за некоторых факторов даже дарованной ему природой прекрасной мордашки было недостаточно.

Я улыбаюсь плотно сомкнутыми, удерживающими незлой смешок губами: перед нашей встрече в кафе Антон мог переодеться в гражданку, но не стал, наверняка зная, как красит его форма пилота. Хотел произвести впечатление.

Что ж, ему это удалось. Мне, к сожалению, не очень.

– Привет, – ответила я после продлившейся в реальности около секунды паузы. – Рада познакомиться с тобой вживую. – Мой приветственный кивок по достоинству оценили бы знатнейшие английские леди – столько в нем достоинства и вежливого интереса к собеседнику.

– И я рад, – сев за стол, он снова принялся довольно нагло и придирчиво меня рассматривать. – Вера.

– Антон, – вторила я той же манере и, не удержавшись от возмездия за свою уязвленную ранее гордость, заметила: – А ты и правда жуткий циник, не соврал.

– Не думаю, что мне стоило врать, – ответил он спокойно. – Какой смысл?

Мы опять скрестились взглядами, и я удивилась: ни одна предоставленная в его профиле фотография не передавала, какими ярко-ярко синими в действительности были его глаза. Я встречала такие лишь однажды, сидя в пару лет назад в очереди к врачу, у маленького мальчика. Невыносимого милахи, на которого невозможно было налюбоваться. Однако если детский дружелюбный взгляд хотелось сравнить с теплым морем или летним небом, взгляд Антона – с промерзшей до самого дна рекой.

Забавно, но мое замечание, похоже, его задело. Привык, наверное, к спешащим возразить его самокритике девушкам, но я не собиралась строить никаких иллюзий. Мы встретились благодаря правде и не очень-то лицеприятной.

– И то верно, – согласилась я.

Наконец, к нашему столику подошла официантка, прерывая начатый обмен любезностями.

Глава 5

Несмотря на ранний час жизнь в стенах института уже активно и громко бурлит. Очень скоро меня полностью захватывает работа, и об Антоне и наших с ним, а на самом деле: моих с ним – проблемах думать некогда. Стоя за любимой кафедрой, я читаю третьекурсникам лекцию о гуманистических идеалах в творчестве Достоевского и с радостью встречаю вереницу вопросов в перерыве перед семинаром – мне не хочется возвращаться к мыслям о своей личной жизни; благодаря пытливости некоторых студентов мой уставший от тревог мозг получает хорошую передышку.

Пять часов занятий пролетают неожиданно быстро, и, перекинувшись с коллегами парой слов, я неспешно собираюсь домой. На улице до ужаса холодно и сыро, идет слабый, но, кажется, ледяной дождь, и ступать по неровно уложенной (все же ни в одном районе столицы нет такого количества шансов споткнуться, как в центре), скользкой плитке приходится осторожно.

По дороге домой я, набравшись смелости и сил, вдумчиво листаю сайт объявлений в поиске нового жилья, пока набитый пассажирами автобус плетется от остановки к остановке в вечерних пробках. Откладывать дальше попросту нельзя – мне нужно иметь свой угол, когда давно заготовленные в голове слова прозвучат вслух. Оставаться после просьбы о разводе в одной квартире с Антоном – к тому же в его собственной квартире, – будет уже слишком.

Мне до сих пор не верится, что впереди действительно случатся расставание и переезд. Прожив больше десятка лет в одиночку, я до странного легко привыкла к совместному быту с Антоном и теперь боюсь, что не смогу вернуться к прошлому укладу. Но я должна.

Вскоре мое намерение определиться с будущей квартирой и, быть может, договориться о просмотре на завтра, иссекает, вкладки с сайтами закрываются без особого сожаления, а я прислоняюсь головой к оконному стеклу и прикрываю глаза.

Позже. У меня есть еще несколько дней.

Стараясь не шуметь на случай, если Антон еще не проснулся, я открываю дверь своим ключом и почти бесшумно захожу внутрь, однако зря: в ванной журчит вода, из гостиной в прихожую падает свет и доносится бормотание телевизора. В этом доме только один человек оставляет всю электронику работать, пока сам торчит в душе не меньше получаса; я для подобного слишком тревожна.

Через пару минут, за которые я успеваю лишь разуться и снять с себя покрытое холодными каплями дождя пальто, из ванной комнаты выходит Антон. Шерстяная ткань в моих руках тяжелеет с каждой секундой, но сдвинуться с места и шагнуть к настенной вешалке удается не сразу.

– Привет. – На Антоне только намотанное вокруг бедер черного цвета полотенце, и я откровенно засматриваюсь, как ни разу не видавшая красивого мужского тела невинная девица.

Мой муж всерьез следит за собой: за фигурой, внешностью и здоровьем. Отчасти, благодаря профессии; отчасти потому, что хорошо знает цену себе и своей врожденной привлекательности. Будь он хоть чуточку самовлюбленным, не восхищаться им оказалось бы проще, но нет: его самооценка вполне здрава и адекватна.

В Антоне нет ни ложной скромности, ни нарциссизма. Он просто-напросто красив.

Совсем недавно мне чудилось, что я промерзла до костей, однако теперь в теле просыпается знакомый болезненный жар, от которого ноют мышцы и под кожей нервными иголками покалывает неутолимая тяга, – достаточно взгляда, чтобы желание физического контакта с одним единственным человеком опять нарушило мой хрупкий и нестабильный душевный покой.

– Вера, – замечает Антон удивленно, увидев меня у дверей, а после коротко улыбается. – Привет. Ты только пришла?

Я киваю.

– Устала?

– Да нет. – Я отвожу взгляд, словно по-настоящему боюсь, что Антону станет известно, чем я была занята в автобусе полчаса назад. – Пары сегодня прошли очень продуктивно, я довольна. – К счастью, здесь нет ни капли вранья.

Занятия удались, и как преподавательница я чувствую удовлетворение от проделанной работы, что случается далеко не всегда: результат приложенных мной усилий зачастую проявляется лишь со временем, а бывает, что не проявляется вовсе. Хуже всего – говорить перед аудиторией, не желающей тебя слушать. Сказанные слова пропадают, как в черной дыре, и ты черпаешь все больше и больше своих ресурсов, но ничего не получаешь в ответ, и остается лишь сосущая пустота.

Не знаю, как некоторым преподавателям удается большую часть своего рабочего времени тратить силы в никуда изо дня в день. Мне хватило нескольких раз, чтобы еще в первые годы карьеры отказаться от дополнительной нагрузки вне стен родной альма-матер, потому что безразличие студентов обходилось мне слишком дорого. После занятий я тревожно задумывалась, те ли путь и призвание избрала, и чувствовала расползающееся в груди бессилие.