Страж

Седов прервался, не отрывая взгляд от обвиняемого.

— Есть, что сказать, Гронский?

Георгий покачал головой.

— Вы интересный рассказчик, Александр Евгеньевич, я послушаю вас.

— Скорее всего ты должен был отдать бокс с Рунами по дороге из лазарета. Но здесь вмешалась случайность — генерал Архипов предоставил тебе служебную аэрокапсулу. И твои планы были нарушены. Не успев получить новых инструкций, прибыв в Дранкур, ты сразу поехал в больницу, где была твоя семья. Хорошее оправдание за отложенную поездку в Управление, чтобы не сдавать бокс и форму. Кто же тебя за это всерьез накажет? Ты весь в горе, весь не в себе, спешишь к умирающему сыну.

Георгий стиснул зубы. Сдерживаясь. Чтобы не рвануть через стол и не врезать по этой самоуверенной, холенной морде, вбивая назад его гнусные словечки. Только что это дало бы? То, что его пристегнут к стулу как собаку? Не лучший итог.

Седов весь подобрался, словно только и ждал от допрашиваемого подобных действий. Усмехнулся краешком губ и продолжил.

— А потом уже и ночь, есть время, чтобы получить необходимые тебе инструкции. Так?

— Нет.

— Тогда почему ты не отвез бокс в Управление на следующий день? Сразу с утра?

— Я вам уже говорил, что, когда понял, что у меня Руны не смог себя пересилить и отказаться от единственного шанса спасти сына.

Следователь закатил глаза и откинулся на стуле.

— Нет никакого Еларина Глеба, мы проверили.

— С кем же я встречался в кафе? Или вы скажете, что я его выдумал?

— Нет, не выдумал. Мы смотрели записи. Встреча и правда была. Но вот, что интересно, Гронский, вы так удачно заняли столик, что весь ваш разговор нельзя было ни только услышать, так как все перекрывал шум кафе, но и считать по губам, так как камера лишь частично схватывала твое лицо и затылок твоего собеседника. Что вы обсуждали на этой встрече? Это был агент Вестленда? Он вербовал тебя? Или просто передавал указания твоего нанимателя?

Георгий покачал головой.

— Меня никто не вербовал. Он представился, как Еларин Глеб и сказал, что может помочь моему сыну. Я вам уже рассказывал. Моя вина лишь в том, что я присвоил Руны себе с целью использовать их в своих личных целях. И это я признаю. Во всем остальном, что вы пытаетесь на меня повесить, я не замешан.

— У твоей жены в сумочке были найдены деньги и карта с довольно крупной суммой денег. Это оплата за содеянную работу?

— Мы продали квартиру в Дору, которая досталась Ольге в наследство и одну из машин. Я не выходил на службу последние два месяца, денег на лечение стало не хватать. Это можно проверить.

— Проверили, не переживай, Гронский. Это действительно так. Ведь за твое предательство родины тебе должны были заплатить Рунами.

— Я вам уже говорил, я ни на кого не работаю.

Следователь бросил на него скептический взгляд и положил несколько листов бумаги.

— Это распечатка твоего разговора с полковником Арсениным. Ты был очень недоволен Службой и обвинял Управление, что оно тебя подставило и отправило на убой. Будешь отрицать?

Георгий тяжело провел ладонью по лицу.

— Разговор отрицать не буду. Но это были не обвинения. Скорее недоумение вызванное столь необычной комплектаций стражей в рейде. И сожаление, что погибли мои товарищи.

— Разве руководство не должно комплектовать рейд, опираясь на свое видение ситуации и необходимостью достичь поставленного результата. Разве при последнем твоем задании были нарушены правила?

— Я просто высказал свое удивление.

— Ты говорил о побеге. У тебя уже все было спланировано и готовы пути отступления. Заранее пытался оправдаться за свое планируемое предательство?

— Перед Арсениным? — поморщился допрашиваемый. — А смысл?

— Вы же друзья. Неужели для тебя нет ничего ценного в этой жизни?

Георгий вскинул на следователя злой взгляд.

— Поэтому и не стал бы ему звонить, если бы у меня на уме было то, в чем вы меня обвиняете. Не захотел бы его подставлять, — с трудом справился он со своим раздражением. — Да и вообще бы не стал говорить на подобные темы. Зачем мне давать вам повод подозревать меня? Ведь понятно же, что если начнется проверка, вы в том числе будете прослушивать все разговоры.

— А что ты скажешь на это, умник?

С этими словами Седов достал три паспорта и разложил их на столе перед заключенным.

— Что это? — не спешил их брать тот.

— Это ты мне скажи, что это. Тебе виднее.

Георгий по очереди открыл документы. Под тремя фотографиями: его, Ольги и Артема были указаны другие имена, другие даты и места рождения, но самое главное все они были подданными Вестленда.

— Первый раз вижу эти паспорта.

— Что ты еще мог сказать? — нарочито удивленно протянул следователь. — Мы нашли их при обыске твоей квартиры. Пытался сбежать? Новые документы, деньги, новая жизнь под крылышком твоих новых хозяев. К тому же если ты и в самом деле думал, что твоему сыну сделают эту операцию, тебе его надо было спрятать там, где никто не знал о его болезни. Потому что в нашем мире от синдрома Ларанга не лечат.

— Если в кафе я встречался не с доктором, который обещал помочь с болезнью сына, то зачем мне надо было делать три паспорта? Ему оставалось жить не более недели.

— У тебя были куплены билеты. Для всех членов твоей семьи. В Хардан.

— Потому что там проходил чемпионат по бочче. Билет на это мероприятие у меня тоже есть.

— Вести умирающего ребенка за тридевять земель, чтобы побывать на матче? А если бы он умер по дороге?

— Вам не понять.

Внутри в очередной раз все свело от боли. Как будто кто-то прокручивал огромную мясорубку, только вместо мяса заправлял его душу, стремления, надежды, привязанности, все то, что составляло его сущность, внутреннее я, без чего любой человек перестает быть личностью и остается пустой, выгоревшей оболочкой.

— Ладно, не хочешь говорить, Гронский, я сам тебе все расскажу. Тебе остается лишь кивать, где правильно, — уверенно произнес следователь. — Вестленду было очень выгодно сорвать сделку между Дранкуром и сверами. В этом случае Дранкурское Содружество остается в меньшинстве. Вестлендцы уже разъединили Альтхам, подмяв под себя Нортландию. Оросия же всегда была с ними заодно. Вся их политическая и финансовая элита выходцы из Вестленда. Оркли должен в скором времени стать их колонией, оставались лишь сверы.

— И так подставиться? — не выдержал, прервал повествования следователя Георгий. — Все сразу же будут показывать пальцами на них. Что собственно говоря и случилось.

— А здесь очень тонкий расчет — подставить Дранкур. Что это мы все устроили, чтобы обвинить в содеянном их и сорвать подписание договора между Оркли и Вестлендом. Зачем же им все это устраивать, если на кону столь крупное и значимое событие? Так все и должны думать. Им нужно было лишь правильно найти исполнителя. Того, кто согласится продать свою Родину, но не за деньги. Должно было быть что-то большее, что-то более ценное. И слабым звеном оказался ты — Гронский. Со своими семейными проблемами и желанием вылечить умирающего сына. Если быть честным, я вообще не могу понять, как тебя допускали к службе. Ты ведь не стабилен и представлял опасность как для Стражи в целом, так и для тех, с кем ты ходил в рейды. Ну, это дело не нашего отдела, с кадрами пускай они сами разбираются. Тебе вкладывают в голову мысль, что решение твоей проблемы есть и что надо всего лишь вынести Руны из Карьера. И твой сын — жив и здоров. Даже если ты откажешься сразу, то эта мысль все равно будет сидеть в твоей голове, разъедать своим черным ядом изнутри. И когда пришло время, и камни были у тебя, то отказаться от соблазна ты уже не смог. Собственно, о чем ты сам и сказал.

Следователь замолчал, испытывающе смотря на обвиняемого.

— Тебе есть, что сказать, Гронский?

— Если согласиться с вашими раскладами, то получается, что для Вестленда я — ненужный и опасный свидетель. Королевство с Дранкуром тычут пальцами друг в друга, а Комитет решает кому это было больше нужно, и кто в самом деле виноват.