Страница 5 из 73
Всё вокруг либо белое, либо прозрачное. Всё чистое вокруг, всё аккуратное. Из украшательств только зелень. Фикусы в квадратных кадках, лимонные деревья, мини-клумбочки с простым и незатейливым газоном.
— Входите, — меня наконец-то вызвали.
— Пойдём, — я похлопал по колену клюкволюда.
Мохобор посоветовал мне взять с собой именно его, дескать, парень-кремень и не подведёт. Огромный, плечистый, волосатый. Ну… не волосатый, конечно, — вместо волос у него была густая копна каких-то вьюнковых, которые ниспадали ниже плеч, — но волосато-выглядящий.
Рожа у клюкволюда была серьёзная. Такая… бычья.
А ещё он очень забавно передвигался — припадал низко к земле и ходил на полусогнутых, как краб. Ну или как… не знаю. Сумоист?
— Си синьор, — сказал клюкволюд.
— Молодец.
Задержка по всей видимости была вызвана тем, что люди не знали… а что именно я нарушил? И что мне полагается вменять?
Мы вошли в кабинет герцога Крафтовского. Тот оказался маленьким рыженьким мужчиной на пороге старости; именно такие вот ребята в детстве убивают лопатами своих дедов. Веснушки у герцога были везде. Веснушки на лице, веснушки на шее, веснушки на руках. Уверен, что когда герцог закрывает глаза, он видит веснушки на обратной стороне века.
И писька у него поди… конопатая!
Карл Сергеевич — так его звали.
Когда я вошёл, Карл Сергеевич Крафтовский сидел в пол-оборота, смотрел через стеклянную стену на город и грыз ноготь.
—…мы не знаем, что это такое, — докладывал ему Струканов-Доев. — Вот если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое. А он, — есаул ткнул в меня пальцем, — говорит, что это мексиканцы.
— Си сеньор, — поддакнул мой клюкволюд. — Гильермо-дель-торо.
— Угу, — отозвался Крафтовский.
О, да, я сразу же почувствовал этот запах. Запах горящей плоти. Под Карлом Сергеевичем прямо сейчас горело кресло, и мысли его были далеко-далеко. Фура, гружёная мексиканцами сейчас была наименьшей из его проблем.
Волна.
Крафтовского интересовала лишь волна.
— Карл Сергеевич, добрый день.
— Ммм? — он повернулся, увидел меня, увидел клюкволюда и не сразу понял, кто мы такие и что мы здесь делаем.
— Помещик Прямухин, — напомнил ему я.
— Ах да, помещик. А это кто?
— Это работник моих авокадовых плантаций, — ответил я. — Сеньор Роберто Трухильо.
— Гильермо-дель-торо, — отозвался Трухильо.
— Ну что ж, помещик, присаживайтесь.
Я с радостью пристроил спящих бомбожопиц на уютный стул с кожаной обивкой и с удовлетворением отметил, что Струканов-Доев стоял; ему присесть не предложили.
— Расскажите в двух словах, — попросил меня Крафтовский.
— Рассказываю в двух словах, — начал я. — Моё поместье расположено примерно в получасе езды от Торжка, а потому я вроде как являюсь подданым Вашей Светлости и живу на земле, за которую Ваша Светлость отвечает.
— Угу.
— И так уж вышло, что у меня есть знакомый в Хабаровске, который не далее, как полгода назад арестовал у наших берегов судно с почти что сотней бедных и несчастных мескиканцев, которые бежали из погрязшей в преступности Латинской Америки в нашу справедливую, могучую и славную Российскую Империю. Так ведь, Трухильо?
— Си, сеньор. Бежали.
Тут я уебал клюкволюда по коленке, чтобы не забывался.
— Гильермо-дель-торо, — поправился Трухильо.
— Угу, — Крафтовский тем временем снова отвернулся к окну и почти не реагировал на внешние раздражители.
— Карл Сергеевич?
— Да-да, продолжайте.
— Так вот когда я узнал об этих бедных мексиканцах, в первую очередь я подумал, а что эти люди могут сделать для моего отечества? Чем мексиканцы могут быть полезны Кувшиновскому району Тверской области?
— Угу.
— И тогда я подумал так: Илья Ильич, ведь у тебя столько необработанной земли в собственности. Почему бы не разбить на ней авокадовые грядки? Тем более что для мексиканцев авокадо, как для русского человека яблочко, они про авокадо знают всё. И тем более, что эти мексиканцы владеют природной, — сугубо мексиканской! — магией. Да, Трухильо?
— Си, сеньор.
— Как вы называете эту вашу магию?
— Гильермо-дель-торо!
— Вот, — кивнул я.
Карл Сергеевич молчал. Тут я увидел вдали, за стеной, уже знакомую мне рожу Жираньи. Тварюга топталась у городских стен.
— РР-Р-РА-А-А-А!!! — стеклопакеты в кабинете были дай бог каждому, но даже сквозь них мы услышали рёв химеры.
— Карл Сергеевич?
— Да? — он повернулся ко мне. — Кхм-кхм. Да, Прямухин, мне всё ясно. Стало быть, поднимаете целину?
— Так точно, Ваша Светлость.
— Это прекрасно. Тогда идите и поднимайте, — Крафтовский снова отвернулся.
— Но Ваша Светлость! — завопил Струканов-Доев. — Мы ведь не можем проверить ни единого из его слов! Нужно ведь послать запрос в Хабаровск! Нужно ведь во всём разобраться!
Сука. Только от одного Чаги избавился, как тут же появился второй. Тебя я, пожалуй, как раз в Хабаровск и отправлю.
— Р-Р-Р-РА-А-А-ААА!!! — на сей раз окна задрожали.
— Есаул, — я прямо вот почувствовал, как Его Светлость удерживает себя от щедрого добренького мата. — Займитесь делом. Мне сейчас не до вас…
Машины пришлось бросить у ворот. Надеюсь, с рефрижератором ничего плохого не случится; мне его ещё Лёхе Мясорубову возвращать.
Кстати… Лёха ведь в городе.
Надо бы встретиться, раз Торжок всё равно законсервирован. Волна уже третий час осаждает стены и неизвестно, сколько ещё всё это может продлиться. Надеюсь, что не дольше суток.
Пёстрой толпой мои люди прошли по улицам города и подошли к отелю. К моему отелю. На входе в лобби нас встретила ненавязчивая музыка. Что-то джазовое такое, что-то лёгкое. Духовые, ударные и редкие переборы акустической гитары. Мелодия спокойная, гипнотизирующая.
Что это такое, блядь?
Спустя несколько секунд вступил женский вокал, — с хрипотцой, в закос под негритянку:
— Метеорит, — пропела девушка из колонок. — Над зоною лети-ии-и-ит. И видит ночь его полёт прощальный. Метеорит, как жизнь моя сгорит…
Современный джаз. Кавер на какой-то воровской шансон. Бомбожопицы заёрзали под штанами; не нравится им. Ну ничего, потерпят.
— Добрый день, — ко мне подбежала девушка-хостес с круглыми как блюдца глазами. — Прошу прощения, а вы бронировали номера заранее?
— Нет.
— А сколько вас? — тут хостес поняла масштабы бедствия. — А вы что, все желаете заселиться⁉ А кто это с вами⁉
— Это мексиканцы, — ответил я.