Страница 6 из 14
— Доездился по дебрям, — предчувствуя недоброе и сплёвывая, буркнул возница.
Его худшие подозрения быстро подтвердились: ось требовала замены. Чудо, что она вообще ещё держалась.
Вылезая из-под брички и ругая на чём свет стоял неудачный день, Римпан вдруг заметил у себя на левой ладони небольшое синее пятнышко. Решив, что изгваздался в чём-то, он, плюнув, попытался стереть пятно, но оно не стёрлось и даже как будто стало больше.
— Ось говно, зато смазка — отличная! — гневно пробормотал возница, выискивая такие же пятнышки на одежде.
Не найдя ни одного и даже позабыв про то, что оставалось на ладони, он успокоился и побрёл домой, любуясь чудесным ало-красным закатом. По приметам это было знаком грядущей беды, но Римпан к приметам относился снисходительно, а вот красивой природе случая порадоваться не упускал.
— Хоть что-то хорошее в этом паскудном дне!
Резюмируя случившееся
В то утро сады при храме Оруза были особенно красивыми. Не столько из-за последних цветущих растений, чья пора стремительно уходила, сколько из-за тишины, которую нарушали разве что трели птиц, да шорох уже начавших желтеть листьев, потревоженных слабым ветерком. Тишина та буквально убаюкивала каждого, кто в ней оказался. Обволакивала со всех сторон, словно пуховое одеяло. Успокаивала и отгоняла дурные мысли. Если не всматриваться, можно было подумать, что оказался не в компактном парке посреди города, а в глубине леса.
Рентан и раньше любил здесь прогуляться, но после событий, произошедших накануне, эта атмосфера была ему особенно по душе. Хотелось остаться здесь, лечь на землю и провести целый день, наблюдая за небом.
К своему глубочайшему огорчению, лекарь прекрасно знал, что никогда так не сможет. Даже будь у него целый день свободен. Рентан давно уже знал грустную истину о себе: расслабиться и отдохнуть ему удавалось лишь в те редкие и краткие мгновения полного удовлетворения от своей работы.
Да и пришёл сюда лекарь совсем не в поисках места для отдыха. Его сопровождал поджарый старик, чьи каштановые волосы упорно не поддавались возрасту, в отличие от бровей и щетины, что давно стали цвета мела. Одет старик был в новенькую рясу, из-за чего непрерывно испытывал явные неудобства, то и дело принимаясь поправлять её.
Настоятеля храма посвященному богу-покровителю земледельцев Орузу — а Рентана сопровождал именно этот почтенный священнослужитель — звали Цимоном. Знакомы они были уже двадцать лет, и этим объяснялось необычайное терпение священника, который, лишь закончив слушать длинный и тяжелый рассказ лекаря, позволил себе задать первые вопросы. И то скорее являвшиеся грустной констатацией свершившегося факта:
— Так стало быть деревенька Вороново впала в ересь? И давно?
— Не знаю, я у них бывал самое большее раз в год и лишних вопросов не задавал, ваше святейшество, — соврал лекарь.
Сделал он это аккуратно, мягко, тактично, но с намёком, который Цимон прекрасно понял.
— А следовало бы, учитывая вашу удивительную проницательность и наблюдательность, Рентан, — отметил священник. — Досадное упущение, что ситуация зашла так далеко. Хм, придётся сообщить Охотникам. А значит, жди беды. Это люди деятельные. Еретиков из глухой деревеньки им надолго не хватит.
— Думаете, займутся горожанами, ваше святейшество? — с опаской поинтересовался лекарь.
— Займутся-займутся. Мало ли у нас тут алхимиков, астрологов и прочих шарлатанов? Ими непременно займутся! Заинтересуются и остальными окрестностями в нашем краю, — закивал священник. — А какая деревня нынче без знахаря или ведьмы? Двенадцать благоволит стремлению помогать людям, даже если оно — стремление — расходится с канонами веры. Но у Охотников может быть свой взгляд на такие вещи. А уж в случае ереси… м-м-м, боюсь, толерантности можно не ожидать. Много костров будет. Слишком много. Жаль. Всю зиму как минимум палёным человечьим мясом будет нести.
— Сгинувшие человечьи души, я вижу, вас беспокоят меньше плохого запаха, ваше святейшество, — едко отметил Рентан.
— Во-первых, ещё не сгинувшие, — спокойно и серьёзно возразил Цимон. — Кто знает, чем по итогу всё обернётся? Может, будь на то воля Двенадцати, обойдётся. Именно об этом стоит сейчас молиться. Во-вторых, огонь Охотников не только плоть сжигает. Душу он очищает от греха. В-третьих, мне, верите вы или нет, безмерно жаль всех без исключения, чей жизненный путь скоропостижно оборвётся. Убитых в войнах, от рук бандитов, в семейных ссорах или просто спившихся. Но вины моей в этом нет.
Цимон многозначительно посмотрел на собеседника, вздохнул и замолк. Они прошлись ещё немного, наслаждаясь садами, прежде чем священник решился продолжить разговор:
— Что касается вашего рассказа, мой друг, то могу лишь подтвердить ваши собственные выводы. Вы, на свою беду, повстречали демона. Уж не знаю, был ли это сам Отвергнутый или кто из его слуг, но, как по мне, разница минимальна.
— Я правильно сделал, что сказал сжечь хату? — поинтересовался лекарь.
— А что оставалось? Дожидаться, пока те гады, о которых вы мне в красках рассказали, расползутся по округе? Хуже точно не будет, а там, — Цимон махнул рукой, — охотники пожалуют. — Он с огорчением цокнул языком, заложил руки за спину и повторил: — Жаль, конечно, Рентан, что вы сообщаете об этом так поздно. Жаль.
— Если бы я заметил следы опасной ереси раньше, то рассказал бы вам, ваше святейшество, об этом незамедлительно, — заверил его лекарь.
— Но ведь вы заметили следы всего лишь не опасной ереси, верно? — проницательно, но с претензией уточнил священник и, не дожидаясь ответа, отмахнулся: — Не отвечайте. Не хочу, чтобы вы мне врали. Вам отвечать за это перед Двенадцатью. И перед их карающим клинком — Охотниками. Не передо мной. Скажите, мой друг, иное: те слова, что говорил вам демон, вы знаете, о чём шла речь?
— Частично, — уклончиво ответил Рентан. — Как я понимаю, он говорил о том, как двадцать лет назад я избежал вспышки Синей чумы в Оренгарде. Но остальное для меня не меньшая загадка, чем для вас. Меня беспокоит другое. Только… а впрочем, забудьте. Это не стоит вашего времени, ваше святейшество.
— Только что? — проявляя несвойственное ему нетерпение, спросил Цимон. — Не сочтите за наглость, но мне действительно интересно. Какой вопрос может вас так волновать, что вы не решаетесь его задать мне.
Оглянувшись и проверил, не подслушивает ли их кто, лекарь задал свой вопрос:
— С каких пор вопросами жизни и смерти стала заведовать тень на стене, то есть такой персонаж, как А…
— Не произносите здесь это имя! — категорично и гневно потребовал священнослужитель, кивая на поднявшийся ветер. — Отвергнутого лишили всего! И имени в первую очередь! — Затем он, как и всегда, смягчился, задумался, а потом принялся рассуждать вслух: — Это действительно интересный вопрос. Священные тексты говорят о разном, но всё же данная область — прерогатива Малакмора. — Священник цокнул языком. — Впрочем, чему удивляться? Местные молились Отвергнутому. Взывали к нему. Приносили, как вы рассказали, кровавые дары. Удивительный народ. У них двенадцать богов на выбор — добрых, светлых, благодушных богов, которые не требуют многого. А они выбрали того, кто ничего не даёт, но при этом забирает всё. Осмелюсь поинтересоваться вашего мнения на этот счёт, Рентан?
— Разве оно важно, ваше святейшество? — попытался уйти от ответа лекарь.
— Прежде вы, мой друг, зарекомендовали себя как большой знаток теологических вопросов, хоть и не желали рассказывать об источнике знаний.
— Хм. Если вам угодно, ваше святейшество, выслушать мою версию, почему Вороново впало в ересь, то, думаю, они выбрали Отвергнутого, а не, например, мудрого Макмина, справедливого Ренза или щедрого Оруза, потому что не увидели желаемого ответа на свои мольбы.
— Думаете, они увидели, как вы сказали, желаемый ответ, лишь взмолившись Отвергнутому? — не без удивления уточнил Цимон, даже остановившись.