Страница 3 из 19
— Милорд, вас клонит в сон от святости? Будьте спокойны: меня тоже.
Альберт быстро мотнул головой:
— Нет, милорд, что вы, это случайность.
— Просто в комнате очень душно, — Лаура тоже зевнула, прикрыв рот рукою. — А музыка удивительна! Надеюсь, завтрашним вечером мы снова услышим ее.
Когда чаепитие окончилось, Джереми предложил выйти прогуляться во дворе. Лаура удивилась:
— Разве не видишь, что я не одета?
— Ты сама жаловалась на духоту — вот и освежишься. Не волнуйся, не замерзнешь за пять минут.
Монах Клемент, конечно, вышел с ними вместе. Верхний двор Эвергарда был залит искровым светом и почти пуст. Мастеровые уже окончили работы, да и монахов не видать: из замковой часовни лился певучий речитатив — служили вечернюю. Лишь часовые все так же стерегли галереи и двери. Джереми расспросил Клемента о каждой постройке и получил ответы. Главное здание — там покои его преосвященства и прим-вассалов. Башня стражи с мостиком арбалетчиков. Часовня. Конюшня. Склад с водяной цистерной. Гостевой дом, смежный с хозяйским. Ворота в средний двор — но вам не стоит выходить, юные господа, там небезопасно из-за строительных работ… Джереми ткнул сестру под ребро: нас не отпустят даже в соседний двор, о свободе и мечтать не приходится. Но Лаура хотя бы нашла широкую бойницу, из которой хорошо были видны оба нижних двора: нельзя выйти — так хоть насладиться видом. Она вздрогнула, заметив кое-что. Там, где утром полыхал костер, теперь снова возвышался столб. Он же сгорел вместе с трупом, разве нет⁈ Но столб был на месте, даже груда поленьев под ним!
— Брат Клемент, я не могу понять… Почему все это снова здесь?..
— В назидание, миледи. Церковь Праотцов не имеет жалости к тем, кто попрал заповеди и надругался над верой. После наказания еретика немедленно возводится новый столб — как предупреждение людям.
Теперь Лаура заметила две пары цепей на столбе: одни у основания, другие — на уровне рук стоящего человека. В отличие от столба и поленьев, цепи не были новы, а чернели копотью. Святая Агата, их же сняли с покойницы!.. Лаура отвернулась, холодея. Хотела немедленно поклясться, что всей душою отдана Праматерям и никогда не нарушала заповедей, и брат — тоже (хотя последнее и было ложью). Но резкий звук отвлек ее внимание.
Двери главного здания громко распахнулись, оттуда юркнула во двор странная фигура. То был монах в балахоне, но не синем, как у Клемента, а черном. Он шел, скособочась, выставив правое плечо и отклонив левое, еще и прихрамывал на левую ногу. Потому казалось, что монаха сносит в сторону, хотя шел он прямиком через двор. Лаура поняла ошибку, когда черный человек уже приблизился к ней и явно не собирался сворачивать. Она отшатнулась, уступая дорогу, но сделала замечание:
— Сударь, осторожнее, вы чуть не сшибли меня.
Монах зыркнул на нее из темени капюшона, сверкнул зрачками и вдруг заревел:
— Ы-ыыы! Ы!.. У!.. У!.. Ууууу!
Лаура в ужасе отпрыгнула, спряталась за спину брата.
— Простите, миледи, — сказал Клемент, — он просто немой.
— У… У… — согласился черный монах и двинулся дальше.
— Вот курица, — ужалил сестру Джереми.
Джереми старше Лауры на два года. Он похож на отца и уверен, что знает все на свете. Он не старается быть хорошим, иногда даже наоборот — гордится тем, как умеет быть плохим.
— Северяне нищи, — говорил он сестре тогда, весною. — Думаешь, будешь ходить в золотых шелках? Ха-ха! За Ориджинами столько долгов, что хватит купить город!
— Мой жених — великий полководец, — возразила Лаура.
Джереми рассмеялся:
— Да он меча в руках не держал! Об этом вся столица знает!
— Он — внук Агаты. Лишь Агата может понять Агату.
Лаура думала, что дала острый ответ: пускай брат попробует найти себе невесту агатовской крови, да еще такую знатную, как Эрвин Ориджин! Но Джереми презрительно скривился:
— Вечно забываю, сестричка, что ты веришь в эту чушь.
Впрочем, осенью брат забыл о насмешках. Северянин объявил войну владыке и один за другим брал города. Громадное войско Южного Пути оказалось бессильно против него, как стая хорьков — против тигра. Имперский генерал Алексис бросил в атаку искровые полки и обратил северян в бегство, но двумя сутками позже сам оказался разбит. Лаура не могла не думать: если Ориджин победит, то, наверное, сядет на трон. И тогда она, его невеста, окажется… императрицей?.. Лаура очень старалась быть хорошей. Заучивала наизусть поэмы и сонеты, спала в обнимку с трактатом по истории, каждый день брала уроки стратем. Странно, но отец был зол как Идо, а дед — хмур и тревожен, а брат — ядовит, как никогда прежде. Застав сестру с учебником стратем, он жестко высмеял ее:
— Боги, ты глупа, как гусыня, которой дятел выклевал мозги! Закрой книгу! Ни эта, ни другая, ни все книги мира не наполнят тебя умом!
— Сударь, благодарю за оценку, — бросила Лаура. Она почти не слышала брата, погрузившись в мечты о прекрасном женихе и тронном зале.
— Адриан покончит с шаванами, вернется в столицу и вздернет твоего женишка. Ориджин в западне — имей ты хоть унцию мозгов, поняла бы! А потом Адриан приедет к нам в Сердце Света и вздернет тебя заодно с дедом. Каждый шакал протекции давно знает, что ты помолвлена с мятежником!
На сей раз Джереми ошибся незначительно. Владыка действительно приехал в Сердце Света, и даже раньше, чем покончил с северянином. Лауру и Джереми вызвали к нему. Она видела, каким бледным и жалким был дед, слышала, как мямлил Джереми, путаясь в словах. Оба боялись. Она не винила их — нет ничего плохого в страхе. Но сама Лаура его не испытывала. Владыка гладил ее по затылку и шее, рука была тяжелой, крепкой и одновременно — ласковой. Лаура чувствовала: Адриан — сильный мужчина. Ей нечего бояться, сильный мужчина ни за что не обидит леди… если она будет хорошей. Лаура умела быть хорошей. Уж это она умела в совершенстве.
Часом позже дед, едва отойдя от испуга, говорил ей:
— З…золото мое… прости, но так нужно… Твоя помолвка расторгнута, мы посылаем войска против Ориджина… Тебе и Джереми придется поехать в столицу. Вы побудете с императором, пока северянин не умрет… Владыка не обидит вас, не бойся, все будет хорошо.
— Я знаю, милорд, — честно ответила Лаура.