Страница 5 из 15
На работу казаки собрали местных жителей. По национальности они были мордвинами, работать на чужаков не хотели, но хитрый Сермяжка соблазнил их платой. В его казне было много медных денег, изъятых во время грабежа татарских мурз. Он приказал своим присным начищать монеты до блеска, и простодушные аборигены принимали их за золотые ефимки. И работа закипела. Оклемавшийся от истязаний Шлехтер придумал, как поставить на реке водяное колесо, которое через систему блоков и шкивов спускало с горы корзины с рудой к плавильне, поставленной на берегу.
Работа началась весной, а к осени пушки были отлиты и ватага Сермяжки продолжила путь, чтобы воссоединиться с войском Степана Разина. Плавильня и канатная дорога какое-то время еще стояли на берегу Проныры, а потом были разобраны и растащены по окрестным становищам. Лишь в первой половине XVIII века сюда пришли рудознатцы, отправленные купцами Демидовыми. Они сочли месторождение пригодным к разработке. Так в Каменном Логу появились первые штольни, где добычей руды занимались каторжники, военнопленные и пойманные беглые крепостные.
При горных разработках был построен город Литейск, который до революции назывался Рудник-на-Проныре. Само месторождение в Каменном Логу постепенно было заброшено, ведь руду к заводу приходилось возить на баржах, которые таскали бурлаки, а это было недешево. Тем более, что в начале ХХ века, вблизи города, было заново открыто месторождение железной руды, обнаруженное за сто лет до этого маркшейдером Рунге, предка школьного преподавателя немецкого языка. Однако промышленная разработка этого месторождения началась только после революции.
Закончив свою лекцию, Григорий Емельянович спросил:
— Вопросы есть?
— Есть! — пробасил Доронин.
— Ну задавай!
— А немец этот, Шлехтер, золотишко все-таки заныкал или как?
— Не было тут никогда золота, — ответил военрук.
— Значит — заныкал! — сделал вывод «Чапаев» и подмигнул своим дружбанам, те понимающе закивали.
— А можно посмотреть на эту шахту? — спросила одна из девчушек.
— Можно, — ответил Петров. — Мы туда и идем… Только предупреждаю сразу. В штреки не соваться. Крепь давно сгнила. От малейшего шороха кровля может обрушится. Всем понятно?
— Все-ем! — нестройно ответили школяры.
— Тогда встаем и в путь. До вечера мы должны вернуться в город.
Пионеры начали нехотя подниматься. Григорий Емельянович подошел к нам с Серафимой Терентьевной.
— Теперь, коллеги, смотрите в оба, — сказал он. — Особенно, когда подойдем к главной штольне. Она широкая и ребятам трудно будет удержаться от соблазна обследовать ее. И если кто-нибудь из них шмыгнет в один из боковых штреков, придется вызывать горных спасателей.
— Так давайте просто туда не пойдем! — предложила, явно испугавшаяся старшая пионервожатая.
— Это не выход, — покачал головой Петров. — Если мы сейчас повернем назад, в следующее воскресенье некоторые из них, наверняка, приедут сюда по самоволке. Нет, лучше мы им сами покажем, что ничего особенного в старой выработке нет — пыль, темнота и теснота. Основная шахта много раз обследована и признана безопасной для туристов. Главное никуда не сворачивать.
— Я думаю, что если мы пойдем внутрь, надо сделать общую обвязку, как это делают спелеологи, — сказал я. — В начале обвязки пойдете вы, Григорий Емельянович, в середке — вы, Серафима Терентьевна. Я — замыкающим.
— Дельное предложение, — одобрил военрук. — Тем более, что спелеологическая веревка у меня есть. Сто метров, думаю, хватит за глаза.
— И все-таки я боюсь, — пробормотала Симочка.
— Бояться не надо, — ответил Григорий Емельянович. — Тем более — показывать свой страх детям. Глубже, чем на сто метров, мы все равно не спустимся.
— Почему ее никто не закопает, это шахту⁈
— Ее больше ста лет копали, — ответил Петров. — Породу растаскивали по окрестностям, а не сваливали в терриконы, как это делают сейчас.
— А почему — не взорвут? — спросил я.
— Рисковано, можно нарушить стабильность коренных пород и вызвать землетрясение,— ответил военрук. — Весь правый берег может рухнуть, в нем полно пустот.
— Понятно… Фонари есть?
— Есть, — кивнул военрук. — Иначе я бы не повел нас по этому маршруту… Пойдемте уже, товарищи. Солнце высоко.
Идти пришлось еще около километра. Теперь повсюду встречали кучи щебня, сверкающего на солнце чешуйками слюды. Пацаны поначалу бросались к ним, словно это были груды самородков, но вскоре им это надоело. Я понял, что этот щебень и есть отвалы выбранной в горе породы. Попадались нам черные дыры, выкопанные прямо в склоне холма, а вскоре открылась и сама главная штольня, черный глаз входа в которую темнел посреди скалистого гребня, пересекающего холмистую местность, словно хребет дракона.
Григорий Емельянович опять велел школярам построиться, а после в буквальном смысле брал каждого пацаненка и девчонку за руку и разводил по группам. Надо отдать ему должное, он хорошо знал, кто и что собой представляет. Поэтому в первую, ведущую группу включил самых отчаянных. В нее вошла и четверка неформальных лидеров моего, восьмого «Г» класса, и как ни странно — две девчонки. Остальные вошли во вторую группу, которая должна была следовать в середине.
Пацаны, которые не попали в авангард, оказались в арьергарде и были, соответственно, отданы под мое начало. Выстроив таким образом отряд, военрук с моей и Симочкиной помощью, провел обвязку. В итоге вся команда оказалась «скована одной цепью». Эта процедура вызвала волну шуточек, разной степени остроумности. Убедившись, что, как выразился остряк Доронин, повязаны все, Петров передал нам с Серафимой Терентьевной по цепочке большие электрические фонари и объявил:
— Следуем по цепочке, вправо-влево не отклоняемся. Если я скажу — стоп, все останавливаются. Если кто-то начнет паниковать, разворачиваемся и топаем назад. Все, пошли!
И мы двинулись к штольне. Григорий Емельянович зажег фонарь и луч его скользнул в в ее черное чрево. Веревка натянулась, но потом ослабла. Видимо, у кого-то из школяров не сразу хватило духу шагнуть под низкий каменный свод. Мне пришлось нагнуться при входе и не разгибаться все время, пока мы были в старой выработке. К счастью, пол оказался довольно ровным — я подсвечивал его фонарем, чтобы моя группа могла видеть, куда ступает. Я заметил две параллельные ржавые полоски — видимо это были рельсы, по которым когда-то выкатывали из выработки вагонетки.